В ее сне — поскольку, разумеется, она по-прежнему дремала на солнышке на своем камне чуть ниже края каньона — вопроса о взятке не существовало.

— Да, Дэвид, — прошептала она. — Конечно, да. Я тоже люблю тебя. Мне ничего на свете не хочется сильнее.

Они в обнимку вернулись в лагерь — два человека, которые в сердцах своих уже стали единым целым, хотя еще не скрепили свой союз официально.

Мужчины и женщины ущелья встретили их улыбками одобрения. Держа руку в ладони Дэвида, где и было ее законное место, Кира наклонила голову, когда на шею им надевали ритуальные ожерелья из бирюзы и серебра.

— Пора, — улыбаясь предупредила их говорившая по-английски молодая женщина. — Займите свои места.

Несколько мужчин зажгли факелы и прикоснулись ими к куче веток, отчего они вспыхнули и загорелись свистящим пламенем. Искры разлетались на ветру, словно огненные мухи, сухие ветки потрескивали и шипели. Гобелен, сотканный из света и тьмы, преобразил грубоватые лица, придавая сцене, и без того похожей на сон, еще более сюрреалистический оттенок.

К удивлению Киры, из хогана, где Дэвид совещался с шаманом, появилась его бабушка. Улыбаясь, она подошла и встала рядом с ними. Возможно, дело было в свете костра, но Кире она показалась моложе — печать времени на ее лице была не столь заметна, как во время их короткого разговора, после которого она отправилась к каньону по следам Дэвида.

Она не успела поделиться своими наблюдениями. Или задать вопросы. Вслед за Мэри из хогана появился еще более старый человек с ястребиным лицом в черной бархатной рубашке и хлопчатобумажных брюках. На шее у него висел мешочек из оленьей кожи, одежду же украшала бесценная коллекция бирюзы. Его темные глаза светились мудростью и пониманием.

Разумеется, это и был шаман. Но не только. Этот человек был еще старейшиной и знахарем племени.

— Я считала, что твой прадед скончался несколько лет назад, — шепнула она, несколько испуганная его появлением. — Скажи мне, что все это на самом деле… Что мне это не снится.

Притянув Киру к себе еще ближе, Дэвид вынудил ее в поисках опоры положить руку ему на грудь.

— Ты чувствуешь мое дыхание на своей щеке? — спросил он, почти прикасаясь к ней губами. — Чувствуешь, как начинает биться моя любовь к тебе, стоит только нашим телам соприкоснуться?

Она чувствовала, да, это она чувствовала…

Доверившись ему и упиваясь удачей и счастьем, которые наконец нашли ее, она почтительно склонила голову при приближении его прадеда, затем вновь подняла, когда он заговорил. Когда старик спросил их по очереди, согласны ли они прожить вместе жизнь, ее «да» было столь же надежным, как сама земля, на которой они стояли.

Церемония, на которой Генри Много Лошадей сочетал браком Киру и Дэвида Яззи, таила в себе глубокий смысл, легко разрушивший все существовавшие между ними разногласия. Суть ее составляли клятвы в любви и доверии. Обещание радоваться, если Великий Дух подарит им детей. И, наконец, обещание нести честь племени всеми своими словами и поступками.

— Будешь ли ты верен этим обещаниям? — спросил прадед Дэвида, глядя на него испытующим и очень серьезным взглядом.

— Буду, — обещал Дэвид.

Старик повернулся к Кире, его глаза цвета черного дерева сверкали как угли, отражая пламя костра.

— А что скажешь ты, женщина его выбора? — спросил он, насквозь пронзая ее своим ястребиным взглядом. — Будешь ли верна ты?

Сейчас, когда прошлое и настоящее соединились в одну нить и единственным компасом служило сердце, Кира не видела никаких препятствий. Каждой частичкой своего существа она желала раствориться в своем любимом, чтобы их никогда уже нельзя было разлучить.

— Буду, — прошептала она.

Она моя, думал Дэвид. Моя жена. Спутница моей души. Неотъемлемая часть меня самого.

Ему пришлось призвать на помощь всю свою сдержанность, чтобы немедленно не заключить Киру в объятия, не заявить о своих правах на нее самым страстным поцелуем.

Однако душа навахо подсказывала ему, что подобный поступок задел бы чувства его родственников и гостей на церемонии, так как была бы нарушена святость момента. Кроме того, обряд еще не был завершен. Оставалось скрепить их союз последней печатью.

Мэри Много Лошадей выступила вперед и поднесла им круглую неглубокую корзинку, сплетенную из волокон сумаха. В корзинке было немного кукурузной каши, приготовленной молодой женщиной, говорившей с Кирой по-английски.

Что же им с ней делать? Переводя взгляд с одного лица на другое, Кира пыталась сообразить, чего от них ждут.

Ее выручил Дэвид, с детства впитавший традиции родного племени. Взяв пальцами немного каши, он протянул ее Кире.

Жест явно имел священное значение. Видя себя со стороны словно во сне и одновременно так отчетливо осознавая все происходящее, что каждый нерв ее тела трепетал от ожидания, она позволила ему положить кашу себе в рот.

Интимное прикосновение его пальцев, раздвинувших ее губы и коснувшихся языка, было для нее любовной, почти эротической прелюдией к тому, что им предстояло. Предчувствие скорой близости заполняло самые отдаленные уголки ее существа.

Интуитивно прочувствовав значимость этого жеста, она повторила действия Дэвида. В этот момент он без всяких слов представил себе, как у них все будет, — увидел, как они, затаив дыхание, снимают одежду и страстно, с восхищением отдаются друг другу, соединяясь в мистическом совокуплении душ, превращаясь в единое целое.

В ознаменование их союза женщины запели древнюю песню. Мужчины исполняли танец, традиционными движениями поднимая облако пыли. Искры от костра сверкали на ветру, а барабанщики поддерживали ритм.

Наконец шаман объявил простую, но исполненную смысла церемонию оконченной.

— Да завершится она в красоте. Теперь ступайте. Пусть красота следует за вами и указывает вам путь, — произнес он, и его морщинистое лицо смягчилось от доброго взгляда. Нам пора начинать совместную жизнь в браке.

Держась за руки, чуть касаясь друг друга плечами, Дэвид и Кира выслушали пожелания счастья и поздравления от небольшой группы доброжелателей, среди которых были и прадед Дэвида, и его улыбающаяся бабушка, и теперь могли идти. Прижавшись к Дэвиду, одной рукой крепко обнимавшему ее за талию, и положив голову ему на плечо, Кира позволила своему возлюбленному увлечь себя от костра к берегу реки.

С трудом верилось, что все, что она только что пережила, происходило в действительности. Может быть, на самом деле я просто задремала на скале под солнышком, думала она. Или в моем «чероки» на краю каньона, и мне снится прекрасный сон.

Но глаза ее были широко открыты. Она обоняла поднимавшийся в ночное небо запах костра с ароматом сосны и можжевельника, слышала его удалявшееся потрескивание. И, конечно, чувствовала обнимавшие ее сильные руки Дэвида. Река тихо плескалась в одном ритме с ее дыханием.

Ей казалось невероятным, что Дэвид Яззи, с его острым интеллектом, потрясающей внешностью, страстной и сложной индейской душой, поклялся нежно любить ее, навсегда забыв обо всех остальных женщинах. После столь длительного, терзавшего ее ожидания он стал ее мужем. Когда они сольются во всей полноте супружеских объятий, счастье обретения друг друга затопит вселенную.

Никогда еще Кира не чувствовала себя такой абсолютно и полностью счастливой. Проведя пять тоскливых пустых лет без единственного мужчины, в котором она нуждалась, она уже забыла, какой щедрой может быть жизнь. Она отбросила мелькнувшую мысль о том, что между ними еще не все выяснено, с такой же беззаботностью, как если бы вынула запутавшуюся в волосах веточку ивы или отмахнулась бы от надоедливого насекомого.

Что касается Дэвида, то ему хотелось себя ущипнуть. Отвергнув его и отказавшись до конца объяснить причины, Кира вдруг повела себя совершенно неожиданным образом. Она обещала любить его и заботиться о нем до конца своих дней. Без единого слова протеста она позволила ему отвести себя в брачный хоган. Возле костра, который он разведет под традиционным отверстием для дыма, она позволит ему овладеть собой.