Насчет женщин Далия тоже ошиблась. Ну как прикажете искать родственную душу, если он и себя-то еще не обрел?
Франклин простоял у окна больше часа, следя, как ночь медленно отступает перед рассветом. В шесть утра, окончательно измученный, он рухнул на кровать и заснул. А когда вновь открыл глаза, часы показывали половину десятого.
Франклин потянулся к телефону. Трубку сняла секретарша.
— Кэтрин, помните, в прошлом году мы нанимали частного детектива? В связи с утечкой информации? Мне нужно его имя и телефон. Нет, не надо, я сам ему позвоню. — Он старательно записал последовательность цифр. — Спасибо.
Джессика Меррилл обожала лошадей, собак и кошек, но, будучи девушкой разумной, вовсе не считала, что все они должны находиться в одном и том же месте в одно и то же время. Особенно если пес лает, кобыла так и норовит встать на дыбы, а кошка шипит, точно гремучая змея.
Рыжую красавицу с аристократическим именем Голден Леди на ранчо доставили недавно. Та заметно нервничала. Джессика вот уже полчаса ублажала ее: гладила по бархатистому носу и скармливала морковку за морковкой, приговаривая, что они непременно подружатся. Когда же кобыла наконец потерлась мордой о ее плечо, девушка улыбнулась, вывела ее из денника и заседлала.
В этот самый миг в загон с лаем влетел черный лохматый пес.
Кобыла завращала глазами и прянула назад. Джессика, твердой рукой держа узду, успокоила лошадь, шикнула на собаку и еще пять минут объясняла Голден Леди, что жизнь не так ужасна, как той кажется. Когда кобыла снова ткнулась ей в плечо, Джессика решила, что пора. И вскочила в седло.
Тут пес появился снова. И на сей раз впереди него катился шипящий клубок серо-белой шерсти. С громким ржанием кобыла встала на дыбы.
Грегори Прайс, управляющий «Форталесы», некоторое время наблюдал за происходящим из окна в восточном крыле конюшни. А теперь наконец вышел за дверь и смачно сплюнул в траву.
— Не лошадь, а наказание Господне!
— Да ей просто надо побегать вволю, спустить пары!
— Джимми нынче утром лентяя празднует. — Грегори снова сплюнул, на сей раз, на сапог. — Может, пусть лучше мальчишка на ней поездит?
— Как — уступить такую забаву? — Джессика озорно усмехнулась, наклонилась вперед, потрепала кобылу по изогнутой шее. — Я сама справлюсь. Брось-ка мне кепку — с головы слетела, когда наша красавица принялась откалывать коленца.
Старик нагнулся, подобрал валяющуюся в пыли бейсболку, отряхнул ее о колено и протянул всаднице. Джессика заправила под кепку темно-каштановые волосы и надвинула козырек на самые глаза.
— Ты не откроешь ворота?
— Может, все-таки Джимми к делу приставить?
— Грегори, ворота.
Управляющий поморщился. Приказ ни с чем не спутаешь, даже если он высказан тихим, мягким голосом.
— Да, мэм.
Он распахнул ворота загона — и кобыла со всадницей стрелой вылетела на зеленый простор.
— Вот ведь чертовка! — обронил Джимми, провожая их взглядом. — Думаешь, хозяйка справится?
Грегори задумчиво сощурился.
— С кобылой-то управится играючи. — Он засунул за щеку плитку жевательного табака, длинно сплюнул, вытер седоватые усы рукавом. — А вот жеребец ей задаст жару!
Джимми озадаченно захлопал ресницами.
— А что, у нас на ранчо новый жеребец завелся? Мне никто не сказал.
— Господа называют это «фигурой речи», сынок.
— Чего-чего?
Грегори вздохнул, ухватил вилы и вручил их подростку.
— А ну марш денники чистить!
Видавший виды пикап катился по дороге, подпрыгивая на ухабах. А за рулем восседал Франклин Крэгг.
За эту ржавую колымагу он выложил прижимистому старикашке четыре сотни после того, как арендованный им самолет приземлился на небольшом аэродроме за пределами Тусона. Частный детектив упоминал, что взлетно-посадочная полоса есть и на ранчо Уинстонов, но Франклин решил по-своему. Человеку, проводящему «рекогносцировку местности», лучше не привлекать к себе излишнего внимания. Он и оделся попроще, заменив костюм и галстук выгоревшими джинсами и хлопчатобумажной футболкой. И даже раскопал в недрах чулана свой старый стетсон и сапоги.
Франклин надеялся, что сможет взять напрокат машину где-нибудь рядом с аэродромом, — и ошибся. Пришлось покупать эту треклятую развалюху. Автомобиль скрипел, грохотал и лязгал, точно груда железного лома, — чем, по сути дела, и являлся. Сквозь дыры в днище просачивалась пыль и рыжеватым инеем оседала на сапогах, но, если верить карте, ехать предстояло недалеко. До ранчо Уинстонов оставалось каких-нибудь десять — двенадцать миль.
Зато радио работало. Франклин поколдовал с настройкой, и из динамика полилась старая песня «Твое неверное сердце» в исполнении Хенка Уильямса, прозванного королем кантри. Подобных мелодий он не слышал с тех пор, как объезжал лошадей сначала в колонии «Каменистый Ручей», а затем, после демобилизации, — на собственном ранчо. Сентиментальные песенки неизменно скрашивали тяжелую жизнь ковбоя. Сейчас же Франклин просто-напросто хотел отвлечься от тягостных мыслей. Ведь если слишком много думать о предстоящем, того и гляди решишь, что все это — чушь несусветная.
И где это видано: заплатить частному детективу целое состояние за то, чтобы тот раскопал подробности его, Франклина, рождения, а затем взять дело в свои руки? Глупость, упрямство… но ведь это его жизнь в конце концов! Если кому-то и суждено отыскать ответы на вопросы, то пусть это будет он сам…
В недрах пикапа что-то всхлипнуло, забурчало, точно в брюхе у больного слона, и двигатель заглох.
Франклин нахмурившись посмотрел на приборную доску. С бензином все в порядке, с маслом — тоже. Мотор вроде не перегрелся. Он подождал секунду-другую, затем повернул ключ зажигания.
— Черт! — выругался Франклин и вылез из машины.
Солнечные лучи падали почти отвесно, было жарко, как на сковороде. Тишину нарушал только хор цикад.
Франклин обошел машину кругом, поднял капот — и тут же отскочил в сторону: прямо в лицо ему заклубился пар. Сдерживая ругательства, он подождал, пока облако рассеется, а затем подступился к мотору. Черт те что! Грязь и ржавчина, перетертые провода, изношенные шланги… Последние несколько лет общение Франклина с машиной сводилось к тому, что он время от времени заправлял бензином свой «бьюик». Однако есть вещи, которые не забываются. Как-то: с радиатором, который течет, точно решето, далеко не уедешь. А также и с маслонасосом, который явно приказал долго жить.
Франклин с досадой захлопнул капот, вытер ладони о джинсы и в сердцах пожелал много чего «доброго и хорошего» старому прохвосту с аэродрома. Небось, любуется на свои четыре сотни зелененьких да со смеху помирает.
— Дьявольщина! — выругался Франклин и вздохнул. Что делать, сам виноват! Если человек настолько утратил связь с реальностью, что на каждом углу размахивает сотенными бумажками, полагая, что все ему тотчас же подадут на блюдечке, то такого грех не облапошить.
Да, но что теперь делать?
Франклин поглядел назад, туда, откуда приехал, а затем вперед. В обе стороны вид открывался один и тот же: пыльная, ухабистая дорога, по обочинам топорщится жесткая трава. Он застрял в самой середке черт знает чего. Классное название для баллады в стиле кантри, но не более того.
Франклин вернулся к пикапу. Надел шляпу, извлек из сумки карту, внимательно изучил ее. Дорога шла прямо на протяжении пары миль, затем резко сворачивала вправо. Если верить детективу, тут-то он и упрется в кованые железные ворота. За ними начинаются земли Уинстонов.
Логичный вывод — идти вперед напрашивался сам собой. Франклин давно усвоил урок, преподанный самой жизнью: отступать — последнее дело. Он свернул карту, перебросил сумку через плечо, надвинул шляпу на глаза и зашагал по направлению к «Форталесе»…
Расследование тянулось четыре недели, но все, что детективу удалось раскопать, сводилось к названию ранчо, где появился на свет мальчик, которому словно в насмешку дали имя Джордж Вашингтон. Уже кое-что! По крайней мере, теперь Франклин знает: тот парень родом из Аризоны, а не из Западной Виргинии.