Еще Далия завела привычку заявляться к нему в офис без предупреждения. Вот, дескать, проезжала мимо — может, вместе пообедаем? А сережки, «забытые» у него на туалетном столике? А эти вздохи разочарования, когда Франклин поднимался с постели и принимался одеваться?
— Ну и куда ты на ночь глядя? Вполне мог бы задержаться до утра, — шептала она, отлично зная, что Франклин ни за что не останется…
— Черт! — выругался он. — Надо же так оплошать!
И вот теперь Далия дожидается его в спальне, чтобы отметить событие, которое празднуют все нормальные люди на этой планете. Дожидается с шампанским, цветами и целым ворохом планов, которые он вовсе не разделяет…
Хорошо-хорошо, он изобразит удивление, даже радость, если уж ей так приспичило. А спустя пару дней или, может, через неделю мягко намекнет, что пора бы им и разойтись как в море кораблям.
Франклин вставил ключ в замочную скважину, повернул. Дверь распахнулась, вспыхнули огни, и сотня голосов слилась в общий хор:
— Сюрприз!
Франклин недоуменно заморгал, отступил на шаг, беспомощно уставясь на разодетую толпу.
— Милый! — картинно воскликнула Далии, устремляясь к нему. Ослепительный, переливчатый вихрь из алого шелка, золотых полос и благоухания дорогих духов… — С днем рождения, милый! С тридцать пятой годовщиной! Молодая женщина запрокинула голову и рассмеялась. — Что, удивлен?
— О да, — с непроницаемым лицом отозвался Франклин. — Весьма.
Далия звонко расхохоталась и подхватила его под руку.
— Да вы только гляньте на его физиономию! — воззвала она к собравшимся. — Франклин, дорогой, а я ведь знаю, о чем ты думаешь!
— Сомневаюсь.
Далия тряхнула головой, и золотые кудри рассыпались по обнаженным плечам.
— Ты не можешь взять в толк, как это я все устроила. Приглашения, еда, шампанское, цветы… И даже оркестр! — Повинуясь негласному приказу, с балкона донеслась негромкая музыка. Далия тесно прильнула к нему, задвигалась в такт мелодии. Франклин заставил себя улыбнуться, но с места не двинулся. — Милый, угадай, что оказалась самым трудным?.. Вытащить у тебя из кармана бумажник и проглядеть содержимое, чтобы узнать точное число. Ведь ты сам как-то обмолвился, что грядет почти круглая дата!
Все благие намерения Франклина развеялись в дым.
— Далия, мне это не по душе.
— Да ты просто злишься, что я нашла запасные ключи! — серебристым смехом рассмеялась красавица.
— Да, злюсь. И незачем хватать чужие бумажники. Как и устраивать сборища.
— Милый, ты разве не любишь сюрпризов?
— Нет, не люблю, — холодно отрезал Франклин.
— Ну что ж, тогда в следующий раз мы с тобой все спланируем заранее. — Далия застенчиво улыбнулась. — Можно, например, отпраздновать годовщину нашей встречи. Ведь мы уже год как вместе.
Франклин не ответил. Просто обнял ее за талию и закружил в танце, гадая, надолго ли затянется треклятая вечеринка.
Продлилась она целую вечность, и ни секундой меньше. По крайней мере, так ему показалось. Но вот наконец последние гости откланялись и отбыл последний фургончик с обслугой. В доме воцарилась тишина. Просторные, роскошно меблированные комнаты и залы опустели. Остался лишь еле уловимый аромат роз и духов.
— Я отвезу тебя домой. — Франклин знал, что голос его звучит сурово, а в глазах — лед. Но, в конце-то концов, он сдерживался весь вечер, пора бы и расставить все точки над «i».
Далия либо не поняла намека, либо сделала вид, что не поняла.
— Сейчас соберусь, — отозвалась она и взбежала вверх по лестнице.
Франклин ждал, расхаживая взад и вперед по гостиной. Держи себя в руках, и, может быть, обойдется без сцены, внушал себе он. Однако спустя минут десять он грозно нахмурился и поднялся в спальню.
В ванной шумела вода. Франклин беспомощно выругался и засунул руки в карманы.
Стоя у окна и глядя на чернильно-черное небо, многострадальный юбиляр чувствовал: чаша его терпения переполнилась. Весь вечер он улыбался, мило беседовал, пожимал руки мужчинам, целовал женщин в щечку, а гости поздравляли его, поздравляли, поздравляли…
День моего рождения, подумал Франклин. Губы его подергивались. Да кому, черт возьми, известно, когда у него день рождения! По правде говоря, он с таким же успехом мог родиться и пятого августа и седьмого! Младенцы, подброшенные к чужой двери, нечасто могут похвастаться свидетельством о рождении.
Джилсоны, приемные родители Франклина, все ему рассказали. И никто не знал доподлинно, когда именно мальчик появился на свет. Дату рождения установили с точностью от одного до трех дней.
Совсем малышом он вообще ничего не понимал.
— У всех бывает день рождения, — уверял он, и Джилсоны соглашались: «Да, ты прав».
И устраивали что-то вроде праздника. Некие безликие власти даже день выбрали: 6 августа.
— А где же моя мама? — любопытствовал он. — Где мой папа?
Маргарет и Дуглас Джилсоны переглядывались.
— Мы — твои родители, — говорил кто-то один из них.
Но они лгали. Нет, Джилсоны были добры к найденышу. Или, точнее, не обижали его зря. Но Франклин-то знал: приемные мама и папа его не любят. Ведь он видел семьи других детишек. Видел, как отец треплет Пита по плечу. Видел, как мать привлекает Пола к себе и целует в лобик.
А Франклин ничего подобного не знал. Никто его не ласкал, не целовал, не толковал с ним по душам. Никто не радовался, когда мальчуган получал в школе высший балл, никто не бранил за плохие оценки.
И еще это имя! Франклин стиснул зубы: даже теперь воспоминания причиняли боль. Джордж Вашингтон, вы только подумайте! Ну как прикажете жить с таким именем? Он хотел выбрать себе другое, но Джилсоны сказали: нельзя!
Нельзя так нельзя! Он примирился с именем. И со всем прочим — тоже. К тому времени, когда ему исполнилось десять, он перестал задавать вопросы, на которые все равно не получал ответов. Зачем? Джилсоны так его и не усыновили, так и не дали ему свою фамилию. А затем, в одно трагическое утро, вся жизнь его пошла прахом. В воскресенье семейство выехало за город, на пикничок, — и их машина, неожиданно потеряв управление, врезалась в ограждение.
Франклина даже не оцарапало. Он стоял на обочине, ощущая на плече тяжелую руку полицейского, и следил за тем, как из-под обломков извлекают тела его приемных родителей и куда-то уносят. Лицо мальчика напоминало каменную маску.
— У малыша шок, — объяснил полицейский представительнице социальной службы.
Может, так оно и было. Но в глубине души мальчик знал: он не в силах оплакивать людей, которые так и остались для него чужими.
Теперь им занялось государство. Его отправили в приют к таким же мальчишкам, как и он. Никому не нужные дети, дети без будущего… Но даже у них были настоящие имена.
Ну и натерпелся же он там!
— Джордж Вашингтон! — хохотали подростки. — Да ты заливаешь!
И Франклин знал: они правы. В день, когда ему исполнилось шестнадцать, если верить этому его липовому свидетельству о рождении, — он взял себе вместо имени фамилию одного из авторов Декларации независимости США Бенджамина Франклина, а фамилию — из популярного вестерна. Подростки потешались пуще прежнего.
— Никто сам себе имя не выбирает!
— А я выбираю, — отрезал Франклин. А поскольку сверстники униматься не желали, расквасил несколько носов, а одного парня со всей силы шмякнул об стенку. И насмешники заткнулись.
Отныне и впредь Франклин Крэгг был тем, кем хотел быть. Это Франклин Крэгг то и дело нарывался на неприятности. Это именно он «позаимствовал» на стоянке чужой «додж», отправился покататься и загремел в полицию. Франклину изрядно повезло, хотя тогда он так не считал. Его приговорили к восьми месяцам пребывания в исправительной колонии для несовершеннолетних в местечке под названием «Каменистый ручей». Там он многое узнал о лошадях — и кое-что о себе.
В восемнадцать лет он вышел из колонии и завербовался в морскую пехоту.
Отслужив положенный срок, Франклин узаконил свое имя, нанялся на настоящее ранчо и обнаружил, что недурно разбирается не только в лошадях, но и в капиталовложениях и недвижимости. Теперь он вспоминал о Джордже Вашингтоне, имея в виду отнюдь не первого президента Соединенных Штатов, только раз в году, когда наступал так называемый день его рождения. Франклин примирился с датой, но, черт возьми, вовсе не собирался отмечать день, когда родные мамаша или папаша подбросили его на чужое крыльцо, точно щенка или котенка!
