— Да, — повторяла она. — Да, о да, Франклин, да…

Джессика возвращала ему поцелуи самозабвенно и с жадностью: она уже сдалась, ибо сила ее страсти не уступала неистовству его желания. Отчаянно вскрикивая, она потянула вниз его джинсы. Тогда Франклин откатился в сторону, рванул вниз молнию, сбросил ботинки, брюки, трусы.

В темноте глаза Джессики казались двумя черными омутами.

— Возьми меня, — лихорадочно зашептала она. — Франклин, пожалуйста, возьми меня. Возьми меня…

И движением решительным и властным и вместе с тем плавным он вошел в нее.

Сколько прошло времени — часы или минуты? — Джессика понятия не имела. В объятиях Франклина она словно растаяла… Нет, разлетелась на тысячу осколков и воспарила с ним вместе прямо к испепеляющему пламени раскаленного добела солнца. А теперь, ощущая на себе его тяжесть и биение его сердца рядом со своим, она знала: эта ночь застала ее врасплох. Ничего подобного Джессика не ждала. Она отдала себя Франклину — и это изменило ее навсегда, безвозвратно.

Она вздохнула, шевельнулась в его объятиях. И Франклин это почувствовал.

— Тебе тяжело, — тихо проговорил он и попытался было перекатиться на бок, но Джессика замотала головой и крепче сомкнула руки.

— Останься, — прошептала она и закрыла глаза, не решаясь сказать больше, потому что горло свела судорога, а к глазам подступили слезы счастья. — Останься со мной, — прошептала Джессика снова и почувствовала, как губы Франклина изогнулись в улыбке.

Как это хорошо, как правильно — лежать в его объятиях и чувствовать себя защищенной от всех невзгод в мире. Джессика радовалась, что первым ее мужчиной стал именно Франклин Крэгг.

Сознательно она ничего подобного не планировала и вовсе не сберегала себя для одного-единственного избранника. А возможностей было хоть отбавляй. Мальчишки в старших классах школы, назначавшие ей свидания. Сокурсники в колледже. Или, допустим, какой-нибудь славный юноша с соседнего ранчо, приглашавший ее в кино или на дискотеку. Но, ни один из них так и не затронул ее сердца.

Иногда Джессике даже начинало казаться, будто что-то с ней не в порядке. Втайне она обожала любовные романы и сентиментальные мелодрамы, после которых слезы льются рекой. Джессика никому в этом не признавалась: ведь и без того непросто объезжать стада с крутыми ребятами-ковбоями и выдерживать скверный характер Гриффита. Не хватало еще, чтобы узнали о ее тайной слабости. Может, я из тех женщин, которые обретают счастье в мире вымышленном, а не настоящем? — приходило порой ей на ум.

Однако то, что она испытала в объятиях Франклина, позволило Джессике взглянуть на «тайную слабость» по-новому. И фантазия не выдержала никакого сравнения с действительностью. Его прикосновения, его поцелуи, его ласки… Ничего, ровным счетом ничего не подготовило ее к этой ночи.

Франклин прошептал ее имя, приподнялся на локте, поцеловал. Медленно, не торопясь. Оттянул ей нижнюю губу; заставил уста приоткрыться, кончиком языка скользнул по зубам. Жаркие волна за волной накатывали на Джессику, грозя поглотить, и сердце сладко замирало в груди. Всего лишь поцелуй, а сколько волнующих ощущений!

— На вкус ты просто чудо, — тихо проговорил он.

— И ты тоже, — улыбнулась Джессика.

— А на что похоже? — Франклин задумчиво свел брови и поцеловал ее снова, будто эксперимента ради. — Взять в толк не могу. Взбитые сливки? Мед? Или, может, сахарная вата?

— Сахарная вата? — рассмеялась она.

— Ммм… Розовая сахарная вата… Я ее с детства обожаю. — Франклин улыбнулся, отбросил волосы у нее со лба. — Джесс, ты в порядке?

— Да, — кивнула она.

— Любимая, тебе следовало меня предупредить.

— Я пыталась, — вспыхнула Джессика и вдруг отчаянно засмущалась.

Глупо, конечно, учитывая, чем они вдвоем занимались только что. Но почему-то обсуждать потерю невинности, лежа в объятиях мужчины, оказалось мучительно непросто.

— Да, — глухо согласился он. — Но я уже не слушал.

— А это… имело значение?

Франклин накрутил на палец каштановый локон и поднес к губам.

— Я бы не торопился так, — мягко сказал он. — Во всяком случае, попытался бы сдержаться. Я причинил тебе боль?

— Нет, ох нет. Ничего подобного. Все было… было…

— Потрясающе, — ласково докончил он.

— Да. Мне казалось, что у меня сердце… сердце…

— Разорвется? Да, знаю. — Франклин перекатился на бок, по-прежнему сжимая ее в объятиях, по-прежнему гадая, как могло произойти такое чудо. Он всегда верил в равенство полов. И никогда не осуждал женщин за то, что у них те же сексуальные потребности и желания, что и у мужчин. Но в тот миг, когда ощутил эту хрупкую преграду и понял, что для Джессики он — первый… — Франклин глубоко вздохнул. — Для меня все было точно так же.

— Как хорошо. — Щеки ее пылали. — Ну, в смысле, многим мужчинам не понравилось бы заниматься любовью с… с…

Франклин запустил руку в ее волосы, любуясь, как в пальцах перетекают и мерцают цвета осени.

— С девственницей…

— Да. Ох, что за старомодное слово!

— Прекрасное слово, — шепнул Франклин, снова ее целуя.

— Я рада, что ты так думаешь, — вздохнула она, теснее прижимаясь к нему.

— А какой мужчина подумал бы иначе?

— Ну, видишь ли… — Джессика улыбнулась, провела пальцем по его щеке. — Не забывай, что я выросла с братьями.

— Сводными братьями, — быстро поправил Франклин. — Ты ведь Гриффиту никакая не родня.

— Конечно, нет. — Улыбка ее погасла. — И Гриффит ни на минуту не позволяет мне об этом позабыть.

— Черт! — выругался Франклин, прижимаясь лбом к ее лбу. — Я не хотел… Я просто… — Расскажи ей, внезапно потребовал внутренний голос. Расскажи, почему тебе понадобилось непременно уточнить, что в ее жилах не течет кровь Уинстонов. Открой ей правду. Признайся, кем себя считаешь. Ты ведь сам знаешь, что догадка справедлива: ты — Уинстон, но твой родной отец предпочел от тебя избавиться…

— Франклин…

Он заморгал, чуть отстранился, чтобы лучше разглядеть лицо Джессики. Глаза ее лучились сочувствием и тревогой. Тревогой за него. Никто — и уж тем более ни одна женщина — никогда не глядел на него так.

— Франклин, что случилось? — Джессика погладила его по щеке, и он, повернув голову, припал губами к ее ладони. — Я знаю, что вы с Гриффитом терпеть друг друга не можете, но он всегда был добр ко мне. Он меня вырастил. А теперь…

Поцелуем Франклин заставил ее умолкнуть. Эти мгновения принадлежали только им двоим. И менее всего ему хотелось слушать, как женщина в его объятиях защищает человека, которого он намерен изничтожить. Либо так — либо всю оставшуюся жизнь гореть в огне ненависти!

— Так что ты хотела мне рассказать про братцев? — шутливо осведомился Франклин. — Только не говори, что именно они усадили тебя в креслице и поведали про цветочки и бабочек.

— Шутишь? — рассмеялась Джессика. — Никто мне не рассказывал ни про цветочки, ни про бабочек. Я все узнала в тот самый день, когда забрела ненароком в конюшни, а один из наших жеребцов…

Наши жеребцы. Она не из Уинстонов, и старик не дает ей об этом забыть, но сама Джессика непроизвольно причисляет себя к проклятому семейству. Она любит эту чертову «Форталесу»…

— Джефф — кажется, это был Джефф — обернулся и увидал меня. Я думала, он в обморок грохнется. Чтобы мои братцы да рассказывали мне про секс! Нет, они учили меня управляться с лассо и загонять коров, но секс — это для других девушек, а не для их ненаглядной младшей сестренки. — Джессика усмехнулась. — Когда одноклассник впервые пригласил меня на свидание, оба спать не ложились, дожидались, когда я вернусь.

— Да ну?

— Они меня любят, — просто объяснила Джессика, — а я люблю их. Ты меня понимаешь?

— Разумеется. Продолжай. — Франклин поцеловал ложбинку у основания ее шеи, затем — упругую грудь. — На меня не отвлекайся.

— Когда они стали старше, то иногда удирали от меня на сеновал… Ох, Франклин…