— Проклятье! — рявкнул Франклин, швыряя трубку.

Он устал. Вот в чем дело: он просто устал как собака. Мудрено ли проделать такой длинный путь от Аризоны до Чарлстона, останавливаясь только на бензоколонках, чтобы подкрепиться чашечкой крепкого черного кофе.

А вот завтра он непременно позвонит Далии. Позвонит вице-президенту компании и секретарше, сообщит, что вернулся, и жизнь войдет в нормальное русло. Что там, ключом забьет! Эта венская сделка небось до сих пор его дожидается. Надо сказать своим людям, чтобы назначили встречу, слетать в Австрию, оформить документы…

Может, он и Далию с собою прихватит. А может, нет. Улыбаясь, Франклин разделся и шагнул в душ. Австрийки славятся своей красотой. Золотые волосы, синие глаза… как раз то, что нужно! Хватит гадать, какого цвета глаза у Джессики — золотые, или карие, или зеленоватые… С самой первой встречи мысль эта не давала ему покоя! Хватит вспоминать волосы цвета осени, на ощупь мягкие, словно шелк… и как они щекочут его кожу…

— Довольно! — резко оборвал себя Франклин.

Он вышел из душа, вытерся полотенцем, рухнул на постель… и грезил о восходах и тихих вздохах до тех пор, пока не забылся беспокойным сном. Проснулся он еще до рассвета и всласть поупражнялся в спортзале, пока в голове окончательно не прояснилось. Тогда он снова принял душ и набрал номер офиса. А вот Далии звонить не стал.

К пяти часам он провел три деловых встречи, переговорил с Веной, пообедал с вице-президентом банка, заказал авиабилет до Вены. А к шести понял: ничего не выйдет.

Телом он находился в Чарлстоне, а душой и мыслями — в Аризоне. И если Джессика Меррилл слишком упряма и своевольна, чтобы сказать ему «да», так ведь он-то ее любит, всегда будет любить и не в силах более притворяться, что это не так! Ежели она не желает признать очевидную истину, в его силах убедить непокорную!

Для одних женщин достаточно ужина при свечах и цветов. Другим подавай приглушенный свет и негромкую музыку. Однако Франклин отлично знал: все это не для Джессики. Такой, как она, нужно объяснить, кто тут главный…

Объяснить, что она, Джессика Меррилл, держит его сердце в своих ладонях, что он жить без нее не может, точно так же, как и она — без него… И даже если для этого придется перебросить ее через плечо и унести в ночь, он пойдет и на это.

Едва Франклин это понял, как тут же лихорадочно принялся за дело, словно каждая секунда была на вес золота. Он поехал домой, переоделся в джинсы, футболку и сапоги, помчался в аэропорт и арендовал самолет. Затем несказанно удивил пилота, объявив, что ему нужно быть в Аризоне еще до восхода.

Самолет приземлился на взлетно-посадочной полосе Уинстонов часа в четыре утра. Идя к парадному входу в дом, Франклин почти ожидал, что ему на глаза попадется Грегори или кто-нибудь из работников — но нет, обошлось.

Он мрачно улыбался. Может, местные ковбои и привыкли к тому, что самолеты садятся здесь в любое время суток, но вот дальнейшее непременно застанет их врасплох.

Франклин нажал на кнопку звонка. Еще раз, и еще. Забарабанил в дверь кулаками. В окнах зажегся свет, но первой к двери подоспела Рамона.

— Сеньор Крэгг! — удивленно заморгала она. — Что случилось?

— Ничего не случилось, — отозвался Франклин, отстраняя домоправительницу и без церемоний входя в дом. — Я приехал за Джессикой Меррилл.

На верхней площадке лестницы появилась Дора, зябко кутаясь в махровый халат.

— Мистер Крэгг!

— Да, это я, — сказал Франклин. — Извините, что врываюсь посреди ночи, миссис Уинстон. — Голос его смягчился. — Я звонил в больницу. Мне сказали, что Гриффит… что ваш муж идет на поправку.

— Благодаря вам, — улыбнулась Дора и поспешила вниз. — Я так рада, что вы вернулись, Франклин. Можно, я буду называть вас так?

— Да, конечно. Но…

— Добро пожаловать, заходите. Рамона, будь добра, приготовь нам что-нибудь на завтрак. И скажи моим пасынкам и падчерице, что у нас гость.

— Нет нужды, — заверил раздраженный мужской голос.

Франклин поднял взгляд. На ступеньках стояли Джефф и Зак. Взъерошенные со сна, угрюмые, воинственно настроенные, они, тем не менее, внушали гостю неодолимую симпатию. Франклин вздохнул и подумал, что, прежде чем драться, хорошо бы узнать их поближе.

— Вот именно: нет нужды, — повторил разгневанный женский голос, и сердце его дрогнуло.

— Здравствуй, Джесс, — тихо проговорил Франклин, и женщина, которую он любил, появилась на лестнице.

На Джессике был длинный голубой пеньюар. Из-под оборок подола выглядывали босые ноги, а волосы спадали на плечи роскошной, неуправляемой волной.

— А ну пошел вон! Чтобы духу твоего тут не было, Франклин Крэгг!

Гость улыбнулся и скрестил на груди руки.

— Одевайтесь, мисс Меррилл, — невозмутимо посоветовал он.

— Крэгг, ты спятил. Ты что, недослышал? Убирайся восвояси!

— Даю тебе три минуты. — Франклин демонстративно посмотрел на часы.

— Ты даешь мне три минуты? — Джессика запрокинула голову и язвительно расхохоталась. — Смешно и вместе с тем глупо, Крэгг. — Отсмеявшись, она скрестила на груди руки, неосознанно подражая собеседнику, и ожгла его гневным взглядом. — С какой стати ты заявился сюда ни свет ни заря и распоряжаешься мною, точно своей собственностью?

— Ну, — лениво протянул Франклин, ставя ногу на первую ступеньку лестницы, — ну, мисс Меррилл, во-первых, уже почти рассвело, а я хочу, чтобы мы добрались до моего ранчо вовремя и успели полюбоваться на восход солнца, как в прошлый раз. Представляешь: мы оба — во внутреннем дворике, обнаженные, точно в первый день творения…

Краем глаза он подметил какое-то движение на верхней площадке. Но тут же в предостерегающем жесте вверх взметнулась рука и один из братьев — один из его братьев! — тихо заметил:

— Подожди минутку, не торопись.

— Несносный ты человек! — вспыхнула Джессика.

— А во-вторых, если ты не оденешься и не поедешь со мной по доброй воле, я просто- напросто тебя умыкну.

— То есть похитишь? — вознегодовала Джессика. — Ну, я же вам говорила, Джефф, Зак! Я же говорила: негодяй похитил меня прямо из родного дома!

А Франклин между тем неуклонно поднимался все выше и выше, не сводя взгляда с Джессики.

— Я мог бы привести сотню доводов, мисс Меррилл, да только не стану. — Он остановился чуть ниже собеседницы так, что глаза их оказались на одном уровне. — Не стану, потому что смысл имеет только один-единственный аргумент, самый простой и самый убедительный, и выслушать тебе стоит только его! — Франклин обхватил ладонями ее лицо. Джессика рванулась, но он уже разглядел, что на ее ресницах поблескивают слезы, а в глазах читается нечто, дающее ему надежду. — Я люблю тебя, — прошептал Франклин. — Я полюбил тебя в тот самый миг, когда ты едва не затоптала меня своей кобылой.

— Я вовсе не хотела… — Голос Джессики дрожал, по щекам струились слезы. — И ты меня вовсе не любишь. Ты соблазнил меня только затем, чтобы насолить Гриффиту, и…

Франклин оборвал ее поцелуем. Молодая женщина приказала себе: не откликайся, не закрывай глаза, не приоткрывай губы ему навстречу. Но все было тщетно.

— Я соблазнил тебя, потому что знал: если не назову тебя моей, то просто жить не смогу, — прошептал он. — А старикана я вовсе не ненавижу. Я только сначала так думал, но потом понял: жизнь слишком коротка для ненависти. Черт, она и для любви недостаточно длинна. Для той любви, что я хотел бы делить с тобою лет сто как минимум.

— Ну что ж, — произнесла Дора, — думаю… хмм… что мне пора подняться к себе и одеться. Рамона, будь добра, приготовь завтрак. А вы, мальчики…

Она оглядела пасынков и вздохнула. Нетрудно было догадаться, что эти покидать сцену не собираются. Дора снова вздохнула и с достоинством удалилась.

— Ты меня не любишь, — проговорила Джессика. — Ты так говоришь потому… потому…

— Почему же? — изогнул бровь Франклин.

— Потому что хочешь причинить боль Гриффиту.

— Гриффит, черт его дери, никакого отношения к нам двоим не имеет, Джесс. И никогда не имел.