– А это не мошенничество? – выдохнул Кевин.

– Возможно, – безразлично пожал плечами Поп. – Людям свойственны всякие глупости. Взять вот моего племянника, Эйса. Отсиживает четыре года в Шоушенке. Залез в «Веселого тигра». По глупости. А шериф Пэнгборн упрятал его в тюрьму. Хотя парень заслуживал разве что хорошей выволочки.

Кевин, проявив несвойственную своему возрасту мудрость, промолчал.

– Когда призраки показываются на фотографиях, во всяком случае, люди заявляют, что на фотографии присутствуют призраки, в девяноста девяти случаях из ста это «полароиды». И почти всегда такие снимки делаются случайно. А вот фотографии с летающими тарелками и чудовищем Лох-Несс – скорее всего подделки, изготовленные в фотолаборатории.

И мистер Меррилл в третий раз подмигнул Кевину, как бы говоря: ну до чего же глупы эти беспринципные фотографы, имеющие в своем распоряжении отлично оборудованные лаборатории.

Кевин хотел было спросить Попа, а какие глупости проделываются с ведьмиными досками, но в последний момент предпочел не раскрывать рта. И похоже, поступил правильно.

– Вот почему я и спрашивал, не увидел ли ты чего знакомого на этих полароидных фотографиях.

– Не увидел, – с жаром ответил Кевин и испугался, что Поп решит, будто он врет: на этом всегда ловила его мать: он слишком горячо гнул свое.

– Понятно. – Поп, однако, так легко поверил ему, что Кевин даже чуть не обиделся.

– Так что? – Кевин нарушил тиканье и таканье. – Поставим на этом точку, да?

– Может, и нет. Что я хочу сказать, у меня возникли кое-какие идеи. Можешь сделать еще несколько фотографий этой камерой?

– А какой смысл? Они же одинаковые.

– В том-то все и дело. Не одинаковые.

Кевин открыл рот, закрыл.

– Из них вроде бы даже складывается фильм. – И, заметив изумление в глазах Кевина, Поп торопливо добавил: – Маленький фрагмент.

– И сколько мне сделать фотографий?

– Сколько у нас уже есть? Двадцать восемь, не так ли?

– Да, думаю, что да.

– Еще тридцать, – изрек Поп после короткого раздумья.

– Зачем?

– Не хочу говорить. Во всяком случае, пока. – Он вытащил кошелек, достал десятку, помялся, с неохотой добавил еще две долларовые купюры. – Пожалуй, половину расходов это покроет.

«Да, покроет», – подумал Кевин.

– Если тебя действительно интересует, что за фокус выделывает эта камера, ты внесешь остальную сумму, не так ли? – Глаза Попа поблескивали, как у старого любопытного кота.

Кевин понимал, что Поп не просто ждет его согласия: Поп Мерилл и представить себе не мог, что парень откажется. «Если я скажу «нет», – подумал Кевин, – он просто меня не услышит. Скажет: «Ну вот мы и договорились», – и я окажусь на тротуаре с его деньгами в кармане, хочу я того или нет».

Деньги у Кевина были: полученные на день рождения.

И все-таки не следовало забывать о пробегавшем по спине холодке. О том холодке, которым веяло с этих фотографий, несмотря на их обманчиво гладкую, блестящую поверхность. Он чувствовал этот холодок, хотя фотографии, казалось, твердили обратное: «Мы всего лишь «полароиды», и, по причинам, которые мы не можем высказать и тем более объяснить, мы показываем только статические изображения». Но холодок-то был. Откуда?

Кевин все мялся, а ярко-синие глаза за стеклами без оправы оценивающе оглядывали его. «Я не собираюсь спрашивать, человек ты или мышь, – читалось в глазах Попа Меррилла. – Тебе пятнадцать лет, и, что я хочу сказать, в пятнадцать ты еще, конечно, не мужчина, но уже староват быть мышью, мы оба это знаем. И потом, ты ведь не Чужак: ты из города, так же, как и я».

– Конечно. – Легкость, прозвучавшая в голосе, не обманула ни одного из них. – Пленку я куплю сегодня, а фотографии принесу завтра после школы.

– Нет.

– Завтра вы не работаете?

– Дело не в этом, – ответил Поп, и потому, что он тоже был из города, Кевин терпеливо ждал продолжения. – Ты собрался отснять все фотографии разом, не так ли?

– Да. – Кевин, правда, об этом не думал, но полагал, что по-другому и быть не должно.

– Мне кажется, это не лучший вариант, – покачал головой Поп. – Где ты будешь снимать – не важно, главное – когда. Дай-ка поразмыслить.

Поп подумал, а затем расписал на листке время каждого снимка. Листок Кевин сунул в карман.

– Вот так! – Поп потер руки. – Значит, увидимся… через три дня?

– Да… Похоже на то.

– Держу пари, в понедельник ты будешь тихонько ждать окончания занятий, ничем не выражая своего нетерпения. – Поп в четвертый раз подмигнул Кевину. – Я хочу сказать, твои друзья не увидят, что ты идешь сюда, и не увяжутся за тобой.

Кевин покраснел и начал собирать «полароиды» с верстака, чтобы чем-то заняться.

– Я… – начал было он, но понял, что протест прозвучит неубедительно, и замолчал, уставившись на одну из фотографий.

– Что? – спросил Поп с тревогой в голосе, но Кевин его не услышал. – Такое ощущение, что теперь и ты, сынок, увидел призрак.

– Нет, – покачал головой Кевин. – Не призрак. Я увидел того, кто сделал эту фотографию. Настоящего фотографа.

– Что ты такое говоришь?

Кевин указал на тень.

Он, отец, мать, Мег и даже мистер Меррилл, похоже, принимали ее за тень дерева, которое не попало в кадр. Но тень была не от дерева. Теперь Кевин ни на йоту в этом не сомневался.

– Не понимаю, куда ты клонишь, – вырвалось у Попа.

Но Кевин знал, что старику многое понятно.

– Посмотрите на тень собаки, – показал Кевин. – А теперь взгляните сюда. – Он ткнул пальцем в левую часть фотографии. – На фотографии солнце либо встает, либо садится. Поэтому все тени длинные, и трудно понять, кто их отбрасывает. Но я сейчас взглянул на эту тень, и мне словно открылась истина.

– Какая истина, сынок? – Поп потянулся к ящику, наверное, чтобы вновь достать увеличительное стекло, но… лупа не понадобилась. Истина открылась и ему.

– Это тень мужчины, не так ли? – спросил Поп. – Чтоб мне попасть в ад, если это не тень мужчины!

– Или женщины. Точно не определить. Это ноги. Я уверен, что ноги, но принадлежать они могут и женщине в джинсах. Или даже подростку. С такой длинной тенью…

– Да, точно не определишь.

– Это тень фотографа, не так ли?

– Да.

– Но эта тень не моя, – продолжил Кевин. – Фотография сделана моей камерой… как и остальные… но фотографировал не я. Тогда кто, мистер Меррилл? Кто?

– Зови меня Поп, – рассеянно ответил старик, глядя на тень; Кевин аж зарделся от гордости.

И в этот самый момент часы решили, что пора отметить прошедшие полчаса.

Листья начали менять цвет, когда Кевин снова пришел в «Империю изобилия». А он сам уже свыкся с тем, что ему пятнадцать.

Но вот к заколдованной камере привыкнуть он никак не мог, и это его отнюдь не радовало. Фотографии Кевин отснял точно по графику, составленному Попом, и к концу работы понял, или, во всяком случае, считал, что понял, почему Поп хотел, чтобы они были сделаны с определенными интервалами: первые десять фотографий через час, затем перерыв, чтобы камера отдохнула, вторые десять – через два, третьи – через три часа. Последние фотографии Кевин отснял в школе. И кое-что заметил. Нечто такое, чего в начале не мог увидеть. Особенно ясно это кое-что проявилось на трех последних снимках. Они так испугали его, что Кевин решил – еще до того, как отправился в «Империю изобилия», – обязательно избавиться от «Солнца-660». Не обменять ее, этого он совсем не хотел. Выпускать камеру из своих рук и терять над ней контроль? Нет, такого Кевин допустить не мог.

Теперь камера моя, подумал он, первый раз нажимая на спуск, и мысль эта вновь и вновь возвращалась, несмотря на то, что она не соответствовала действительности. Если бы камера была его, то выдавала бы одну и ту же фотографию – черного пса на фоне белого штакетника, – лишь когда на спуск нажимал он, Кевин. Но такого не происходило. Какая бы там магия ни заключалась в камере, повелевал ею не только Кевин. Такие же (ну почти такие же) фотографии получались и у отца, и у Мег, когда Кевин, точно выдерживая предложенный Попом график, дал ей пару раз нажать на спуск.