Гейл проснулась при первом же звуковом сигнале ее наручных часов. Не включая стоявшую на тумбочке лампу, она спустила ноги с кровати и выгнула спину. Да, долг есть долг, но хватило проспать полночи на диване, чтобы она раз и навсегда зареклась брать мебель напрокат — как старую, так и новую. Она не столько спала, сколько искала место, где пружины не втыкались бы ей в зад.

Пользуясь тем, что в окно гостиной светит полная луна, она прошлепала в ванную, плотно закрыла за собой дверь и только тогда зажгла свет. Тревожить Эндрю не следовало. Гейл подходила к нему каждые три часа. Из-под палки съев куриный бульон, он крепко уснул. Температура не повышалась, пульс и давление были практически нормальными. После полуночи он слегка поплыл, но отвечал связно. Судя по всему, сотрясения мозга у Эндрю нет. Гейл надеялась на лучший исход, но врожденная осторожность брала в ней верх.

Она вымыла руки и пошла в спальню, чтобы проверить пациента. Как и в предыдущие два раза, Гейл остановилась на пороге и залюбовалась своим подопечным.

Да, посмотреть было на что… Лунный свет заливал стройное загорелое тело и тугие мускулы, обтянутые атласной кожей. Вообще-то в этом не было ничего необычного, но Гейл была так поглощена карьерой и мыслями о брате, что постель не играла для нее особой роли. Связи на одну ночь Гейл не привлекали; весь ее сексуальный опыт ограничивался двумя короткими романами во время учебы в университете. После переезда в Виргинию светская жизнь Гейл ограничивалась редкими обедами и посещением кино с Айрин. Иногда с врачами окружной больницы она ездила в Ричмонд послушать джаз. А в остальном жила как монахиня.

Она жадно смотрела на Эндрю. Отрицать не приходилось: Эндрю возбуждает ее. Не только физически, но и эмоционально. В Эндрю было многое, что заставляло ее невольно мечтать о будущем. Но мечты противоречили ее натуре. Она ставила перед собой конкретные цели, разрабатывала способы достижения и реализовывала их. Разве можно забыть о Крисе, который рискует жизнью ради безответного секундного телефонного звонка?

Когда Крис будет в безопасности, тогда возможно…

Не будь дурой, выругала себя Гейл. Через два месяца ты уедешь из Оуквуда. С глаз долой — из сердца вон.

Она взяла с комода сумку с медицинскими приборами, подошла к кровати и включила ночник. Комнату залил мягкий свет, заставив Эндрю зашевелиться. Он вынул руку из-под головы и прикрыл ею живот, плоский как стиральная доска. Гейл, загипнотизированная игрой мышц, стояла и ломала голову, много ли времени понадобится, чтобы у нее при виде этой картины начала выделяться слюна. Как у собаки Павлова…

— Опять?

Голос Эндрю, хриплый со сна, заставил ее подумать о двух головах на одной подушке и произнесенных шепотом словах любви. Гейл посмотрела в его лицо и ничуть не удивилась, увидев, что в его взгляде горит желание.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросила она.

Между ними что-то происходит. Что-то важное. Но Гейл уже было все равно, как называется это чувство. Имеет значение только одно: пламя, горящее в глазах Эндрю.

Он сел, подложил под спину подушку и оперся на изголовье кровати. Гейл вдохнула мускусный запах чистого мужского тела и почувствовала, что у нее закружилась голова.

Эндрю провел рукой по волосам.

— Думаю, хорошо.

Гейл полезла в сумку за тонометром, обмотала руку Эндрю выше локтя и застегнула манжету на липучку.

— Об этом судить мне. Головная боль прошла?

— Одна прошла, другая осталась.

Когда Гейл поняла, о чем идет речь, она подняла взгляд и застыла как завороженная. Его глаза светились фиолетовым пламенем. Мать-природа настоятельно требовала своего.

Эндрю взял ее за руку. Это прикосновение было бережным, но решительным. Гейл знала, чего он хочет. Потому что сама хотела того же.

— Нельзя, Эндрю… — Она опустила глаза.

Он приподнял темные брови, но, вместо того чтобы выпустить руку Гейл, начал лениво поглаживать ее кончиком большого пальца.

— Почему?

— Потому что у вас травма головы. Потому что, если я дам себе волю, я пропала.

— Гейл, поверьте, в данный момент мне хорошо, как никогда в жизни.

Она подняла глаза к потолку.

— Это чувство называется возбуждением. — Как будто она сама испытывает что-то другое…

— Не сомневаюсь, док.

То ли он читает ее мысли, то ли насмехается над ней. Впрочем, теперь это не имеет значения. Какая разница?

Эндрю выпустил ее кисть, провел ладонью вдоль предплечья, обхватил затылок и привлек Гейл к себе. У Гейл тут же пересохло во рту.

— У вас изменился пульс и участилось дыхание… — Гейл тщетно пыталась думать об Эндрю как о своем пациенте, а не как о мужчине, которому ей хочется отдаться. Частота ее собственных сердечных сокращений достигла тревожной отметки. Дыхание требовало усилий, а необходимая для этого концентрация внимания находилась на нуле. Все внимание Гейл было сосредоточено на мужском пальце, ласкавшем ее щеку.

— И состояние мышц тоже изменилось, — еле слышно прошептала Гейл. — Они напряглись… — Сначала ее ухо ощутило теплое дыхание. Через несколько секунд она почувствовала прикосновение языка к мочке, после чего ее мышцы тоже начали напрягаться. — И затвердели, — добавила она, слегка повернув голову, чтобы Эндрю было удобнее.

— И не только они, — хрипло шепнул он ей в ухо.

По ее спине пробежали мурашки и устремились именно туда, куда следует.

— Док, помогите мне расслабить мышцы. Думайте об этом исключительно с медицинской точки зрения.

Охватившее Гейл возбуждение не имело ничего общего с медициной. Груди налились и заныли, требуя прикосновения. Ляжки покалывало. Сердце колотилось. Трусики увлажнились. Желание жадно требовало удовлетворения.

Гейл провела ладонью по туловищу и бокам Эндрю, надеясь, что это поможет ей прийти в себя. Но этот план потерпел неудачу, как только язык Эндрю коснулся ее подбородка, а затем скользнул в ее слегка раздвинувшиеся губы.

— Поцелуй меня, Гейл.

Но просьба запоздала. Едва Эндрю наклонил голову и прильнул к ее губам, как Гейл, не медля ни секунды, пылко ответила на поцелуй, от которого владевшее ею желание стало еще сильнее.

Дело было сделано. Раньше Гейл и в голову не приходило, что она способна воспламениться от простого поцелуя. Впрочем, этот поцелуй вовсе не был простым. Никогда еще ее не целовали так страстно и эротично. О боже…

Он крепко прижал Гейл к груди и вместе с ней опустился на матрас. Когда Эндрю слегка отстранился, она испустила недовольный стон, обвила руками его шею, притянула к себе и с наслаждением ощутила прикосновение его твердой упругой плоти. Наконец-то…

Голая грудь Эндрю прижималась к ее груди. Но Гейл хотелось большего.

Эндрю застонал, и его поцелуй стал еще более страстным. Его твердая ладонь скользнула под ее майку, коснулась живота, ребер и наконец обхватила грудь. Когда он слегка потер пальцами чувствительный сосок, Гейл инстинктивно выгнулась. Она не помнила, когда в последний раз испытывала подобное возбуждение. Желание было столь сильным, что она боялась кончить. Он должен был либо убрать руку, либо продолжить ласки и увлечь ее туда, где логика и здравый смысл исчезают под напором жгучего желания и тело, стремящееся получить удовлетворение, начинает само искать выход…

О дьявол, что она делает?! Эндрю ее пациент, а здоровье пациента всегда было ее главной заботой. Да, он заставил ее изнывать от страсти, ну и что? Она должна думать о его состоянии.

Гейл решительно уперлась руками в его плечи и отстранилась.

— Мы не должны, — пробормотала Гейл, впиваясь пальцами в его теплую кожу. — Это неправильно…

— Нет, правильно! — твердо ответил он. Эндрю не сердился. Просто он был… перевозбужден.

— Вы мой пациент. За такое меня могут лишить лицензии.

— Считайте, что вы уже уволены. — Он снял с плеча левую руку Гейл.

— Подумайте о своем здоровье, — возразила Гейл, упершись ладонью в его грудь. — Вы страдаете сотрясением мозга.