Ширли посмотрела на Эндрю взглядом голодного тарантула.
— Я действительно могу это сделать.
— Спасибо, Ширли. Вопрос уже решен, — ответила Гейл более резко, чем следовало. Дождавшись, пока Ширли убралась из смотровой, она обратилась к Эндрю: — Вы уверены, что не хотите остаться в стационаре? Знаете, я привыкла к ночным дежурствам. Это часть моей работы.
— Дома мне будет удобнее.
— Не советую. Я бы предпочла отправить вас в окружную больницу, но здесь у меня хотя бы будет под рукой все необходимое для экстренной помощи…
— Детка, отпусти мальчика домой.
При звуке прокуренного голоса Спенсера Гейл на секунду прикрыла глаза, а потом сунула руки в карманы халата.
— Эндрю, это доктор Спенсер. Доктор Спенсер, позвольте представить вам Эндрю Даффа. Он…
— Я знаю, кто он такой, — сердито проворчал Спенсер. Потом он посмотрел на Даффа и улыбнулся. Эту добродушную улыбку он приберегал для пациентов и Ширли. — Ну что, тренер, какие нынче шансы у «Акул»?
— Неплохие, сэр. В этом году наша линия защиты самая сильная в юниорской лиге.
Спенсер хмыкнул.
— Да уж… Я слышал, это вас Чарли Грант так припечатал.
Эндрю поморщился.
— Я надеялся на более успешное начало карьеры и…
— Доктор Спенсер, — прервала Эндрю Гейл, прежде чем он успел сказать что-нибудь едкое в адрес школьной команды. — Пациент отказывается ехать в больницу. Поэтому я считаю, что ему стоит переночевать здесь.
Спенсер смерил Гейл суровым взглядом, которым пользовался, когда имел дело с персоналом клиники.
— Дома, в собственной постели, ему будет удобнее. Правда, сынок?
— Определенно, — готовно согласился с ним Дафф.
— Доктор Спенсер, но мое профессиональное мнение…
— Плевать мне на твое профессиональное мнение, детка. Больной выздоравливает тогда, когда имеет возможность отдыхать. А разве можно по-настоящему уснуть там, где все пищит и гудит?
— И где сестры всю ночь делают тебе уколы, — быстро добавил Эндрю.
— Это что, мужской заговор?
— Вот именно, — подтвердил Спенсер и кивнул лысой головой. — Держу пари, в университете тебя не учили, что иногда больные лучше всего поправляются в собственной постели. Отвези его домой и уложи в кровать. — Он обернулся к Эндрю и спросил: — У вас есть этот дурацкий телефон без провода?
Увидев ответный кивок Эндрю, Спенсер взял карту и, насупив брови-гусеницы, что-то записал в ней.
— Положи рядом с ним телефон и звони каждые два часа. Если он не ответит, сходи проверить, не протянул ли он ноги. Но скорее всего это будет означать, что он просто дрыхнет.
— Но…
— Это приказ, детка. Клиника пока еще принадлежит мне. — Старик бодро улыбнулся Эндрю и положил веснушчатую руку на его широкое плечо. — Тренер, покажите этим «Акулам», где раки зимуют. — И вышел, проворчав что-то неразборчивое, но явно нелестное о девчонках с университетским дипломом.
— Ай да мужик, — пробормотал Дафф.
Гейл не была уверена, что это комплимент. Гейл сняла снимки с экрана и сунула их в прозрачную папку.
— И куда это вы собрались? — спросила она, когда Эндрю начал выбираться из кресла.
— Домой, — не глядя на нее, ответил Дафф и похлопал себя по карманам. — Как только выясню, где ключи от моей машины.
Гейл смерила его суровым взглядом.
— Вам нельзя садиться за руль. Кроме того, вашу машину пригнал домой один из членов команды. Точнее, Джонни Брокен.
Эндрю сдавленно чертыхнулся.
— Это все из-за него!
— Он очень переживал из-за случившегося. — Зная, что Эндрю больше ни за что не сядет, Гейл отодвинула инвалидное кресло в сторону. — И Чарли Грант тоже. Пока вы были в радиологии, они приходили вас проведать, но я отослала их домой.
— А-а… Тогда ясно, почему из меня вышибло дух.
Гейл кивнула. Если верить тренерам, которые привезли Эндрю, двухметровый Чарли Грант, состоявший из центнера накачанных мышц, врезался в Даффа как товарный поезд.
— Чарли сказал, что солнце светило ему в глаза и что он вас не видел.
— Но тогда какого черта он лез напролом? — Эндрю озабоченно потер заднюю часть шеи.
Гейл тут же встревожилась.
— У вас что, болит шея?
— Нет. Просто чувствую, что из-за этой парочки у меня к концу сезона будет геморрой. — Эндрю выпрямился и шагнул к двери. — Спасибо за все, док. Я пойду.
Она быстро преградила ему путь.
— Нет, сами вы никуда не пойдете, — сказала она, скрестив руки на груди и решительно глядя на Даффа.
Он остановился и оперся ладонью о смотровой стол.
— Эндрю, у вас кружится голова. Сядьте, а то упадете и навредите себе еще сильнее.
— Спенсер сказал, что я могу идти домой. Вот я и иду. Прямо домой. Честное слово. И сразу лягу. С телефоном. Чтобы вы могли нарушать мой сладкий сон каждые два часа.
Она подошла к Эндрю и положила ладонь на его предплечье. Он напрягся; под ее пальцами забилась какая-то жилка.
— Я знаю, что сказал Спенсер, — ответила Гейл, пытаясь думать о здоровье пациента, а не о том, как ее пальцы отзываются на прикосновение к его теплой коже. — Но все равно не отпущу вас домой одного.
— А что же будете делать? Пошлете со мной Ширли? — саркастически парировал он, приподняв бровь.
— Нет. — Гейл поспешно убрала руку. Неужели она допустила ошибку? После смерти родителей она жила, не высовываясь и стараясь придерживаться линии наименьшего сопротивления. Пока дело не касалось ее пациентов. Тут она делала все, что было необходимо. По крайней мере, так она говорила себе, глядя в глаза Эндрю и видя в них тот же жар, который не давал покоя ей самой. — Я сама отвезу вас домой после смены.
— Вы всегда такой упрямый?
— Только когда ко мне пристают, когда я хочу спать. — Эндрю отодвинул кружку с недопитым куриным бульоном. Зачем Гейл накачивает его этим пойлом? У него разламывается голова, и он хочет только одного — поскорее лечь.
— Ешьте, — непреклонно ответила Гейл, опустив ложку в кружку. — Потом я дам вам болеутоляющее и позволю пару часов поспать.
Черта с два! — хмуро подумал Дафф, принимая у нее кружку. Он был упрям, но давно понял, что Гейл вдвое упрямее. То, что она силой уложила его в свою слишком короткую двуспальную кровать и поит куриным бульоном, как малыша, еще полбеды. Настоящая беда — это разжигавший желание легкий аромат одеколона, которым пахли ее шелковые простыни. Даже головная боль не мешала ему испытывать возбуждение.
После долгого спора он сумел убедить Гейл, что не упадет с лестницы и не сломает себе шею. Ему необходимо подняться к себе, принять душ и переодеться. Она согласилась отпустить его одного, но только на десять минут, чтобы собрать вещи. Душ — на его ответственность. Она все равно войдет туда. На случай, если у него снова закружится голова.
О том, чтобы впустить объект слежки в квартиру и позволить ему увидеть аппаратуру, пока он будет в душе, не могло быть и речи. Конечно, запасную спальню можно было бы запереть, но запертая дверь для женщины такое же искушение, как ваза с пирожными для годовалого малыша.
А Гейл является для меня именно объектом, напомнил себе Эндрю, наблюдая, как она наливает в стакан воду со льдом. Она не женщина, которая смотрит на него горящими глазами. И уж никак не женщина для него.
Даже если бы он хотел обольстить ее — а он этого не хотел, — из этого все равно ничего бы не вышло. Потому что, как только Гейл все узнает, она возненавидит его. Да, она вызывает у него улыбку, да, он четыре ночи проворочался в постели, потому что стоило уснуть, как она начинала ему сниться. Ну и что из того? Какое имеет значение, что ему хочется обнять ее и целовать до потери сознания, несмотря на адскую головную боль?
Он сотрудник ФБР. Его работа — ловить преступников. Гейл Нортон очень опасная женщина, напомнил себе Дафф. Опасная для его души, тела и цели, к которой он стремится. Он ни за что не позволит себе увлечься ею. Какими бы чарами ни обладала прекрасная леди-доктор.