Она наклонилась вперед и необычно оживилась, хотя всегда была удивительно спокойна.

— В общем, я думаю, мы обо всем договорились, — запинаясь, добавила она, почему-то совсем не желая заканчивать этот разговор. Приятное чувство предвкушения чего-то окрасило ее щеки слабым румянцем, и она подумала о совместном предприятии с Сайласом. Теперь, когда она с ним познакомилась ближе, он оказался достаточно благопристойным человеком.

С трудом оторвавшись от низкой, удобной и старенькой софы, Сайлас предложил сварить кофе. Когда Рейн поднялась на ноги, она поняла почему. Такое невинное, непритязательное вино, шпинатная настойка тетушки Джейн, ох как сильно ударяло в голову.

Сайлас понимающе улыбнулся, увидев, что она опьянела.

— Я точно не уверен, но мне иногда кажется, что тетушка добавила в вино капельку бренди, прежде чем запечатать в эти мейсенские сосуды, — предположил он, отправляясь на кухню.

Чувствуя себя необычайно расслабленной, поскольку на нее так подействовало вино, погода и ничем не грозящее ей поведение Сайласа, Рейн опустилась в одно из дубовых кресел.

— Знаете, Сайлас, а у Хильды кофе получается гораздо хуже, чем у вас. Я специально смотрела — она варит тот же сорт и в том же кофейнике. Раскройте секрет!

Она почувствовала, что не может оторвать глаз от ленивой улыбки, коснувшейся его губ. Где-то за пределами сознания звучал звоночек тревоги. Но она его старательно игнорировала.

— Возможно, это вопрос восприятия. Ведь качество оценивает не повар, а тот, для кого это готовится, так ведь, а? — Он вставил фильтр и отмерил порошок, пока вода в чайнике закипала. — Если и есть какой-то секрет, то он называется терпение. Чтобы выявить лучшие качества, нужно время. Спешка никогда ни к чему хорошему не приводит. — Он на минутку снял медный чайник с плиты. — Если слишком много огня, то все можно испортить. — Он влил немного кипящей воды в ароматный порошок и с неподдельным интересом стал ожидать результата. — Надо действовать медленно, начать с немногого, потом осмелиться на большее и ждать, пока ваш инстинкт подскажет вам идти дальше. Огонь, кипяток и время — вот в чем надо знать меру… — Он помедлил, и глаза его, прежде чем вернуться к кофе, на секунду остановились на ней. — И тогда вы получите то, что надо.

Как загипнотизированная, Рейн машинально поглаживала закругленный край выскобленного деревянного стола. Вино, должно быть, очень крепкое. На какое-то мгновение у нее возникло ощущение, что Сайлас говорил о чем-то совсем другом, нежели о том, как надо готовить кофе.

На следующее утро Рейн проснулась сильно простуженная. Но даже это несчастье не шло ни в какое сравнение с необъяснимым отчаянием, овладевшим ею, когда, стоя у окна галереи после завтрака, который Хильда впихнула в нее под девизом «накормишь простуду — уморишь лихорадку», Рейн увидела, как Сайлас отъезжает на машине с хорошенькой девушкой, годившейся ему в дочери. Ей пришло в голову, что она упускает свой шанс. Ей также пришло в голову, что в ее теперешнем ослабленном состоянии, когда у нее болит голова и вообще она плохо себя чувствует, ей ничего такого и не нужно.

Вот и вся Декларация Независимости по Эшби. После всего, что она пережила, встретила первого приличного мужчину — и все ее решения тут же расползлись по швам. Приличного, насмешливо повторила она про себя. Еще неделю назад все в этом мужчине ее оскорбляло. Что же случилось с ее вкусом? Ее никто не учил восхищаться необработанными бриллиантами.

Шмыгнув носом, она полезла за салфеткой в карман халатика, который накинула поверх платья. Сайлас и девушка вышли из задней двери всего за несколько минут до того, как Рейн появилась в галерее. Хильда, конечно, знает девушку, но Рейн не собиралась спрашивать ее. Этот человек платит ей жалованье, чем и ограничиваются их взаимоотношения. Разве не достаточно ей мужа, этого опыта хватит на всю жизнь! Разве не это было главной причиной того, что она пересекла все Соединенные Штаты? Некоторые женщины просто не созданы для супружеской жизни, и, совершенно очевидно, она одна из таких.

После неудачной попытки завершить оформление галереи она сдалась и отправилась в постель, и Хильда напоила ее горячим чаем с молоком, приправленным медом, перцем и гвоздикой. Мортимер просто подавился бы от такого кощунства. Он пил чай лишь с кусочком лимона.

Из радио на кухне донеслась неприятная музыка, производимая струнными инструментами в сопровождении голоса, напоминавшего козлиный фальцет. Рейн уткнула голову в подушку и в конце концов задремала.

Гораздо позже, когда она открыла глаза, голова была все еще тяжелой, но уже не болела. Приняв душ и переодевшись, она почувствовала, что чуть-чуть проголодалась, и отправилась на кухню посмотреть, что Хильда может ей предложить.

Там было пусто. Ни Хильды, ни Сайласа. Рейн подошла к окну и посмотрела на дорогу, огибавшую дом сзади, но там не оказалось ни «форда» Хильды, ни просторного джипа Сайласа.

Сломав ноготь и ошпарив запястье, она все же умудрилась приготовить обед из консервированного супа и крекеров, но к тому времени, как она обработала ожог и заклеила многочисленные менее значительные повреждения, у нее снова пропал аппетит. Наверное, надо говорить: «заморишь голодом простуду — накормишь лихорадку», устало размышляла она.

На следующее утро она чувствовала себя несравненно лучше. Солнечный свет лился сквозь накрахмаленные белые занавески, обещая все самое прекрасное, что приходит с весной. Забраковав более сдержанные тона, она надела светло-голубое трикотажное платье, а сверху накинула кофточку с желтым рисунком. Что-то в атмосфере этого отдаленного островка требовало больше ярких красок и меньше церемонности, чем то было ей привычно. Может быть, к лету она разорится на пару простых ситцевых платьев.

А может быть, лучше и не надо. А может быть, ей лучше копить свои гроши, пока не станет понятно, просуществует ли она на них. Своих собственных денег у нее было очень мало. Родители успели потратить довольно большую сумму, пока она была еще крошкой, а Мортимер, разумеется, никогда не выдавал ни пенни, не узнав прежде, на что оно будет потрачено. Гордость не позволила ей потребовать алименты у Пола. Он не предложил, а она была не в состоянии воевать за них, хотя ее адвокат советовал ей.

Как будто туристы только и ждали, пока гелиограф[4]укажет на юг. В следующие несколько дней мимо галереи потянулся нескончаемый поток машин. Незадолго до того, как поздним утром она сделала перерыв на ленч, к галерее подъехал темно-красный фургон и нетерпеливо засигналил.

Недовольная Рейн открыла дверь вестибюля и, выйдя на узенькое крылечко, увидела, как из машины вылезает мужчина в футболке с неприличной надписью и ковбойской соломенной шляпе. Он широко улыбнулся ей из-за рыжей бороды, и Рейн не смогла сдержать улыбки в ответ на его заразительное дружелюбие. Джинсы его, изумленно отметила она, являли собой палитру изо всех когда-либо существовавших цветов.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — крикнула она.

— Привет! Привез вам тут целое море моих зимних работ. А где Реба?

— Если вы о мисс Флинт, то она вышла замуж и живет сейчас в Гонолулу. Я вместо нее, меня зовут Ларейн Эшби. Теперь я управляющая галереей.

— Кен Лоусон. Вы уж извините за гудок. У меня зарезервировано место на пароме на Сидр-Айленд, а мне еще пару миль надо проехать. Может, поможете мне вытащить картины? Они большие, но не очень тяжелые — в основном написаны на акриле.

Она спустилась на три ступеньки вниз как раз вовремя, чтобы принять яркое полотно, осторожно взяв его за шнур, попробовав сначала, достаточно ли он прочен. Будучи консультантом, она, разумеется, никогда не участвовала в разгрузке или погрузке, но это вполне в ее силах. Пока Кен разворачивал тщательно упакованные работы, она уже раз десять продефилировала из вестибюля в галерею и обратно.