— Я училась в обычной школе, Логан, совсем как и ты. Вся разница в том, что я вернулась к своим соплеменникам и с тех пор мечусь между этими двумя мирами, ни одному из них толком не принадлежа.

Она сосредоточенно посмотрела на чашку, провела пальцем по ее краю.

— Видишь ли, подростком я взбунтовалась против всего, чему меня учили, во что заставляли верить. Я совершенно не гордилась своим индейским происхождением, по каждому поводу воевала с отцом и даже отказывалась говорить на языке моего народа. Мне хотелось иметь все то, что было у других, но не у нас: собственный дом, образование, одежду, сделанную не из одних только оленьих шкур, автомобиль…

Она помолчала, глядя в окно.

— По счастью, мой отец был очень мудрым и практичным человеком. И он души во мне не чаял, а потому дал мне свободу. С его благословения я поселилась у одной пожилой четы. Дети у этих людей давно выросли и жили вдали от дома. И я пошла в школу, а во второй половине дня, в выходные и в каникулы работала, чтобы оплатить свое содержание.

— Они к тебе хорошо относились?

— Да, очень хорошо. Давали мне время, чтобы я успела сделать домашние задания, помогали, если что-то не получалось, утешали и ободряли в случае неудач и учили никогда и ни при каких обстоятельствах не сдаваться. А потом…

— А потом?

— Они погибли в авиакатастрофе. Мне казалось, что с их гибелью рухнули все мои надежды на новую жизнь. Но оказалось, они завещали мне некоторую сумму, благодаря которой я смогла кончить школу и — более того — оплатить учебу в университете. Но когда я собралась поступать, отец находился при смерти и позвал меня к себе. — Элида усмехнулась. — Слава Богу, к тому времени я была достаточно взрослая, чтобы брать на себя ответственность.

— И сколько тебе тогда было?

— Шестнадцать.

— И в этом нежном возрасте ты взвалила на свои плечи заботу о судьбе своего племени? — спросил он недоверчиво.

— Не совсем. Хотя и полагала, что это так. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что все решения в конечном счете принимает Барни. Он просто давал мне тешиться, думать, что я всему хозяйка. Берег мое самолюбие.

— Я его мало видел, но, по-моему, он себе на уме.

— Хитер как лиса, — согласилась Элида. — Когда Мак-Адам нашел нас, именно Барни настоял на том, что мы должны исчезнуть.

Она налила чашечку кофе и, присев на стул, продолжила:

— Пока я отвлекала внимание Мак-Адама на себя, племя свернуло свои палатки, собрало пожитки и при помощи моих сестер, их мужей и еще одной моей подруги дало деру.

— И было это, как я прикидываю, лет шесть назад.

— Примерно. — Оборвав рассказ, Элида отставила чашку с кофе и подошла к холодильнику. — Что тебе хочется на завтрак? — Она вопросительно посмотрела на Логана.

— А тебе? — спросил он.

— Мне вполне хватит яичницы и крекеров.

— А как насчет тех чудных лепешечек, которые мы ели у костра?

Элида отрицательно мотнула головой.

— Картофельные лепешки очень сложно готовить в обычной духовке, так что придется ограничиться крекерами.

— На нет и суда нет, — смиренно сказал Логан. — Помочь с чем-нибудь?

Когда завтрак был готов, Логан подмигнул Элиде и спросил:

— Мы остановились на вашем бегстве. И что же было дальше? Вознаграждение за поимку?

— Мак-Адам предложил премию за всякую информацию, которая могла бы вывести его на след. Ты себе представить не можешь, сколько нашлось охотников.

Элида устало покачала головой. Пресса и добровольные соглядатаи замучили ее. Но ее дух оказался сильнее. Один за другим журналисты и прочие преследователи сходили с дистанции, убедившись, что на этой внешне хрупкой девушке они не сделают бизнеса.

— Ты знаешь, мы сделали полный круг, — сказала она вдруг с удивлением. — Когда мой отец был вождем, мы прятались именно на Голубом озере. И вот мы снова там.

Логан, поколебавшись, спросил:

— А ты не думала о том, чтобы сесть с Мак-Адамом за стол и обо все переговорить? Мне кажется…

Она оборвала его — впрочем, спокойным и дружелюбным тоном:

— Ты решил, что я устала? К твоему сведению, когда он впервые объявился у меня, я сказала ему, что обо всем переговорю со своими людьми и последнее слово будет за ними. Соплеменники отказались вести какие-либо переговоры и напомнили мне: именно власти вынудили их покинуть прежнее место жительства. Мак-Адам стал для них своего рода воплощением этой власти, и разговор с ним был коротким. Я сообщила ему обо всем, но он оказался не из тех людей, которые могут смириться с поражением. И вообще, наша беседа походила на разговор глухого со слепым.

Логан нахмурился.

— Но что плохого в том, чтобы позволить человеку сделать его работу? Что мешает вам поступить именно так?

— Гордость. Мешает гордость, и ничего больше.

— И тебе мешает гордость? — спросил Логан, приподняв брови.

— Я подчиняюсь воле моих людей, — огрызнулась она и начала собирать посуду со стола.

— Я тебе помогу, — сказал Логан.

Когда с посудой было покончено, Элида решила убраться в кухне, а Логан отправился в душ.

— А вот и я, — объявил он, появляясь на кухне и вытирая голову полотенцем.

Элида, поддавшись искушению, убрала у него со лба мокрую прядь.

— Куда ты так спешил? — сказала она с упреком. — Я собиралась присоединиться к упреком. — Я собиралась присоединиться к тебе.

— Негодница! — засмеялся Логан, жадно ее целуя.

Быстро подхватив ее на руки, он прошел в спальню и осторожно положил Элиду на смятую кровать. Затем он снял с нее халат и отшвырнул его в сторону.

— Если мы проживем еще сотню лет, мне все равно будет мало тебя, — пробормотал он, пожирая взглядом ее золотящееся на солнце тело. — Боже, какая ты красавица!

— А ты — лучший любовник, которого только может пожелать женщина, — ответила она с улыбкой.

Отбросив на время все сомнения и заботы, она целиком отдалась наслаждению, и тела их слились, сотрясаемые судорогой блаженства.

Потом они лежали рядом, и Логан мизинцем обвел ее губы и шутливо спросил:

— Ты ничего не подложила в кофе? Какой-нибудь приворотной травы или чего-нибудь в этом роде?

Элида строго нахмурилась, но в голосе у нее сквозило веселье.

— Индианки достаточно могущественны в искусстве соблазна и способны очаровать воина без зелий и заговоров.

— Гордячка! — засмеялся он, прижимая Элиду к себе.

— Еще какая! — отозвалась она и, положив голову ему на грудь, закрыла глаза. Она отчетливо слышала стук его сердца, а по ровному дыханию поняла, что он погружается в сон.

— Я люблю тебя, — прошептала она, целуя его в подбородок.

Логан что-то сонно пробормотал и еще крепче сжал объятия.

— И буду любить всегда, — добавила она, прежде чем уступить дреме.

— Объявляю выходной, — сказал Логан, когда ближе к полудню они окончательно проснулись.

Элида, обмотав мокрую голову полотенцем, стояла у зеркала, а он, подложив сзади подушки, восседал на кровати, как паша.

— И чем ты предлагаешь заняться в этот выходной? — поинтересовалась Элида.

— А чего бы тебе хотелось? — Закинув руки за голову, он с ленивой улыбкой следил за ее действиями.

— Съездить в горы, совершить прогулку по снегу.

Логан содрогнулся всем телом, словно на него вылили ведро ледяной воды.

— Ничего потеплее ты не могла придумать?

— Меня согревает твоя жаркая страсть, — отозвалась она, переходя к шкафу. — Думаю, это тебе подойдет.

Она повернулась, и он увидел у нее в руках пару опушенных мехом мокасин.

Логан сжал губы.

— Это тоже наследство Симона? — спросил он сухо.

Элида покачала головой и засмеялась:

— Нет, глупышка! — она подошла к нему и села на кровать. — Я сшила их для тебя — на Рождество. Но если есть повод обновить сейчас, то почему бы не сделать это?

Логан изумленно округлил глаза.

— Но как ты могла сшить их, не зная размера моей ноги?