— Нет, сэр, — сказала она. — Ничего. Я просто… — Она выпустила из руки молоток, который с лязгом упал наземь. — Простите, сэр, у меня немного закружилась голова. Наверное, от солнца. Не могли бы вы подать мне молоток?

— Конечно.

Полковник Бёрч нагнулся, чтобы его поднять, замер, потом опустился на колени. Он поднял взгляд на Мэри, как будто пытаясь прочесть, что написано у нее на лице.

— Вы что-то нашли, сэр?

— Вы знаете, Мэри, мне кажется, что да!

— Это спинной позвонок, так? Знаете, сэр, если его измерить, то можно определить длину вашей твари. Потому что каждый дюйм диаметра соответствует пяти футам длины. Диаметр этого составляет около полутора дюймов, значит, тварь будет примерно в восемь футов длиной. Посмотрите вокруг, нельзя ли вскрыть другие ее части в этом уступе. Вот, возьмите мой молоток.

Она отдавала ему своего ихтиозавра, и он это знал. Я отвернулась, испытывая отвращение. Когда они возбужденно обследовали очертания твари в уступе, я стала наобум разбивать камни, просто чтобы чем-то себя занять, пока меня не позвали посмотреть на находку полковника Бёрча. Я едва смогла заставить себя на нее взглянуть, о чем очень жалею, потому что это, вероятно, был самый лучший ихтиозавр, когда-либо найденный Мэри, и всегда очень впечатляет, когда видишь какого-нибудь из них вкрапленным в его природную среду, до того как он будет извлечен из камня. Мне пришлось из вежливости поздравить его.

— Отлично, полковник Бёрч, — сказала я. — Он великолепно пополнит вашу коллекцию. — Я подпустила в свой голос легчайший оттенок сарказма, но никто из них этого не уловил, потому что полковник Бёрч заключил Мэри в объятия и закружил ее, как будто они были на балу в Курзале.

Следующие две недели ушли у них на то, чтобы братья Деи выкопали ихтиозавра, и на то, чтобы отчистить его от наслоений камня в мастерской Эннингов, причем всю тонкую работу выполняла Мэри. Она трудилась так усердно, что у нее покраснели глаза. Я не заходила туда, пока она его препарировала, потому что опасалась столкнуться с полковником Бёрчем в тесной мастерской. Собственно, я избегала его как только могла. Не вполне успешно, однако.

Как-то вечером Маргарет убедила меня поиграть в карты в Курзале. Я редко туда ходила, потому что он был полон молодых леди и ухаживающих за ними мужчин, а также матерей, наблюдавших за происходящим. Избранные друзья, которыми я обзавелась в Лайме, были больше склонны к умственной деятельности, например молодой Генри де ла Беш или доктор Карпентер и его жена. Обычно мы встречались в домах друг у друга, а не в Курзале. Но Маргарет нужен был партнер, и она настояла, чтобы я пошла с ней.

Посреди игры там появился полковник Бёрч. Я, конечно, сразу заметила его, а он меня — он перехватил мой взгляд, прежде чем я успела его отвести, и подошел прямо ко мне. Занятая своими картами, я ответила на его приветствие как можно суше, но это не помешало ему стоять надо мной и обмениваться репликами со зрителями. Другие игроки смотрели на меня с удивлением, и я начала играть плохо. Как только мне удалось совладать с собой, я притворилась, что у меня болит голова, и выбралась из-за стола. Я надеялась, что полковник Бёрч займет мое место, но он последовал за мной к эркерному окну, где мы оба стали смотреть на море. Мимо проплывал корабль, готовый пришвартоваться у Кобба.

— Это «Единство», — сказал полковник Бёрч. — Завтра, когда он отчалит в Лондон, на нем поплывет мой ихтиозавр.

Несмотря на нежелание вовлекаться в разговор, я не удержалась от вопроса:

— Значит, Мэри уже закончила свою работу над тем экземпляром?

— Его поместили в специальный ящик, и как раз сегодня она залила его гипсом. Когда гипс подсохнет, она его упакует.

— Но сами вы на «Единстве» не отплываете. — Я не была уверена, чего я хочу: то ли чтобы он остался, то ли чтобы он уехал, — но мне надо было знать о его планах.

— Я поеду вслед за ним в экипаже и остановлюсь сначала в Бате и Оксфорде, чтобы повидаться с друзьями.

— Теперь, когда вы получили то, ради чего приезжали, нет причин оставаться здесь дальше.

Как я ни старалась, чтобы голос мой звучал ровно, он все-таки дрогнул. Добавлять, что его поспешный отъезд после получения своего сокровища отдает дурным вкусом, я не стала. Я чувствовала на себе его взгляд, но не поворачивалась к нему лицом. Щеки у меня горели.

— Я получал очень большое удовольствие от наших разговоров, мисс Филпот, — сказал он. — Мне их будет недоставать.

Тогда я повернулась и посмотрела на него прямо.

— У вас сегодня очень темные глаза, — добавил он. — Темные и честные.

— Я сейчас пойду домой, — ответила я, как будто он спрашивал. — Нет, не провожайте меня, полковник Бёрч. Я этого не хочу. — Я отвернулась.

За нами, казалось, наблюдала вся комната. Я подошла к столу, чтобы попросить свою сестру сопровождать меня, и почувствовала настоящее облегчение, когда он за нами не последовал.

Думаю, месяцы, последовавшие за отъездом полковника Бёрча, были тяжелейшими для Эннингов — тяжелее даже времени после смерти Ричарда Эннинга, потому что тогда они, по крайней мере, пользовались сочувствием города. Теперь же люди просто думали, что они сами навлекли на себя свое несчастье.

Впервые в полной мере я поняла, какой огромный ущерб причинил полковник Бёрч репутации Мэри, когда сама, довольно скоро, услышала, что говорят люди. Однажды я отправилась в булочную — Бесси забыла туда заглянуть, но отказалась снова спускаться с холма. Войдя туда, я случайно уловила то, что жена булочника, который сам был Эннингом и приходился Мэри дальним родственником, говорила какой-то покупательнице:

— Она каждый день проводила на пляже с этим джентльменом. Позволяла ему заботиться о ней.

Она грубо хохотнула, но осеклась, увидев меня. Пусть даже никакие имена упомянуты не были, я поняла, кого она имела в виду: это явствовало из того, как вызывающе выпятила она подбородок, словно предлагая мне побранить ее за то, что она настолько невеликодушна.

Я не ответила на этот вызов. Это было бы подобно попытке перегородить дамбой реку. Вместо этого я ткнула пальцем в буханку, подняла брови и сказала звенящим голосом:

— Сегодня мне не очень-то нужен черствый хлеб. Зайду в другой раз.

Но это принесло лишь мимолетное удовлетворение, потому что Симьен Эннинг был единственным булочником в Лайме и нам придется продолжать покупать хлеб у его жены. Я вышла из лавки с красным лицом, и мне стало еще хуже из-за смеха, донесшегося мне вслед. Я задумалась, удастся ли мне когда-нибудь постоять за себя без того, чтобы почувствовать себя идиоткой.

В то время как Молли и Джозеф Эннинг страдали той зимой физически, многие дни обходясь жидким супом и еще более жалким запасом угля, Мэри не замечала ни того, как мало она ест, ни холода. Она страдала внутри.

Она по-прежнему приходила в коттедж Морли, но предпочитала навещать Маргарет, потому что та могла удовлетворить ее потребность в сопереживании, способности к которому недоставало нам с Луизой. Мы не теряли мужчин, как это произошло с Мэри и Маргарет, а притворяться было не в нашей природе. Не то чтобы Мэри чувствовала, что уже потеряла полковника Бёрча. Долгое время она оставалась преисполненной надежд и просто скучала по нему и его постоянному присутствию в ее жизни, имевшему место прошедшим летом. Ей хотелось говорить о нем с кем-нибудь, кто его знал и одобрял, или, по крайней мере, не позволял себе столь резко критиковать его характер, как я. Маргарет встречалась с полковником Бёрчем в Курзале, играла с ним в карты и даже пару раз с ним танцевала. Работая со своими окаменелостями за столом в обеденном зале, я слышала, как за дверью Мэри говорила с Маргарет, снова и снова заставляя ее рассказывать про танцы, про то, во что полковник Бёрч был одет, о чем они беседовали, совершая свои туры. Потом ей хотелось узнать все о картах, во что они играли, выиграл ли он или проиграл, что он при этом говорил. Маргарет не замечала таких подробностей, потому что полковник Бёрч не был для нее запоминающимся компаньоном. Его тщеславие и самоуверенность были чрезмерными даже для Маргарет. Однако для Мэри она придумывала детали, чтобы прибавить их к тому малому, что ей запомнилось, пока не возникала полная картина, изображавшая полковника Бёрча в минуты досуга. Мэри вбирала в себя все подробности, чтобы хранить их в памяти и тщательно обдумывать позже.