Но если нет антиков, то нет и еды на столе. Мама велела мне возвращаться на берег и сказала, что не впустит меня в дом, если я вернусь с пустой корзиной. Довольно быстро я оттолкнула от себя робость и перестала думать о смерти, вплоть до следующего раза, когда она подобралась ко мне гораздо ближе.
Позже той весной я наконец нашла своего второго крокодила. Возможно, я искала его так долго как раз из-за всех тех джентльменов, которым помогала. Элизабет Филпот, наверное, была довольна тем, что утесы и выступы не выдают своих монстров так уж легко, как мне думалось. Когда в один из майских дней он наконец нашелся, я была возле Пушечного утеса и думала совсем не о кроках, но о своем пустом желудке, потому что весь день ничего не ела. Начинался прилив, и я уже собиралась возвращаться домой, когда поскользнулась на уступе, покрытом водорослями. Я упала на колени, а когда стала отталкиваться, чтобы подняться, почувствовала у себя под ладонью шишковатый хребет. Да, именно так, я прикасалась к длинной линии позвоночника. Это было так просто, что я даже не удивилась. Найти этого крока было огромным облегчением: это доказывало, что их много на нашем взморье и что я смогу зарабатывать находками себе на жизнь. Второй крок принес деньги, уважение и знакомство с новым джентльменом.
Это произошло через неделю-другую после того, как мы перенесли крока в мастерскую. Я собиралась заниматься его очисткой, но накануне ночью был шторм, из-за чего под Блэк-Веном появился небольшой оползень, который мне захотелось осмотреть. Мужчин поблизости не было, мисс Элизабет слегла с простудой, а Джо или пересчитывал обойные гвозди, или чернил дерево морилкой, или что там еще полагается делать мебельщикам, так что на берегу я была совершенно одна. Когда я копалась в оползне и лейасовая слякоть забивалась мне под ногти и пролезала в туфли, донеслось вдруг клацанье камней, заставившее меня поднять голову. Вдоль берега со стороны Чармута ехал какой-то всадник на черной лошади. На фоне яркого солнечного света он представал лишь силуэтом, так что узнать его было трудно, но когда он приблизился, я увидела, что ехал он на кобыле, рабочей лошадке, а сам был в накидке, висевшей на покатых плечах, и в шляпе, а в руке держал мешок. Едва разглядев, что мешок этот синий, я поняла, что это был Уильям Бакленд.
Я сомневалась, что он меня узнает, хотя сама его знала: он часто покупал антики у папы, когда я была маленькой. Сильнее всего он запомнился мне синим мешком, который всегда держал при себе, чтобы класть в него находки. Тот был сшит из прочного материала — очень прочного, потому что всегда топорщился из-за камней, подобранных мистером Баклендом. Бывало, он показывал их папе, который не видел в них никакой пользы, потому что они не содержали окаменелостей. Но мистер Бакленд продолжал относиться к своим камням восторженно — так же, как и ко всему на свете.
Он вырос всего в нескольких милях от нас, в Эксминстере, и хорошо знал Лайм, хотя теперь жил в Оксфорде, где преподавал геологию. Кроме того, у него был духовный сан, хотя я сомневалась, чтобы какая-нибудь церковь могла его принять. Уильям Бакленд отличался слишком большой непредсказуемостью, чтобы быть викарием и читать проповеди.
Он приезжал посмотреть на крокодилий череп еще в то время, когда мы выставляли его в Курзале, но, хоть и улыбался мне, говорил только с мисс Филпот. Двумя годами позже, когда голова и тело крока были воссоединены, отчищены и проданы лорду Хенли, я слышала, что мистер Бакленд приезжал посмотреть на него в замке Колуэй. И с тех пор как на берегу стали появляться охотящиеся за окаменелостями джентльмены, я время от времени видела его среди них. Однако он никогда не обращал на меня особого внимания, так что теперь я была поражена, когда он крикнул:
— Мэри Эннинг! Как раз та самая Мэри, что я хотел увидеть!
Никто никогда не провозглашал мое имя с таким энтузиазмом. Смущенная, я встала, затем быстро одернула подол юбки, который перед этим заткнула себе за пояс, чтобы уберечь от грязи. Я часто так делала, когда берег был пуст. Никуда не годилось бы, если бы мистер Бакленд увидел мои измазанные в глине икры.
Сэр?
Я изобразила что-то вроде реверанса, хотя он и не отличался особой грацией. Мало перед кем в Лайме я вот так приседала — только перед лордом Хенли, да и его не хотела удостаивать этого теперь, когда поняла, что он перепродал моего крока и получил гораздо, гораздо больше денег, чем уплатил за него нам. Отныне я едва сгибала перед ним колени, даже если мисс Филпот шипела мне, чтобы я была вежливой.
Мистер Бакленд спешился и заковылял ко мне, оступаясь на валунах. Его кобыла, должно быть, настолько привыкла к его постоянным остановкам, что просто стояла там, где он ее оставил, не нуждаясь ни в каком привязывании.
— Я слышал, вы нашли еще одного монстра, и проделал весь путь из Оксфорда, чтобы его увидеть, — провозгласил он, уже обшаривая глазами оползень. — Отменил свои последние лекции, лишь бы попасть сюда пораньше, — произнес он, не переставая двигаться и разглядывать все вокруг.
Мистер Бакленд поднял комок земли, осмотрел его, бросил и поднял другой. Всякий раз, когда он наклонялся, я мельком видела небольшую плешь у него на макушке. У него было круглое, как у ребенка, лицо, с большими губами и искрящимися глазами, покатые плечи и маленький животик. При нем мне хотелось смеяться, даже когда он не шутил. Вид у него был нетерпеливо-предвкушающий, взгляд метался то туда, то сюда, и я поняла, что он полагал, будто крок все еще где-то на берегу.
— Его здесь нет, сэр. Мы забрали его в мастерскую. Я его отчищаю, — добавила я с гордостью.
— В самом деле? Молодцы, молодцы. — Какое-то мгновение мистер Бакленд казался разочарованным тем, что не увидит крока на пляже, но вскоре он опомнился. — Тогда, Мэри, пойдемте в вашу мастерскую, а по дороге покажите мне, где вы откопали эту тварь.
Когда мы двинулись вдоль берега в сторону Лайма, я обратила внимание на все молотки и мешки, свисавшие с его терпеливой бедняги-лошади. Кроме того, к уздечке была привязана убитая чайка.
— Сэр, — сказала я, — зачем вам эта чайка?
— Да так, хочу, чтобы на кухне в «Трех чашах» мне зажарили ее на обед! Я использую животное царство для пропитания по-своему, пробовал и ежей, и мышей-полевок, а вот обычной чайки до сих пор не отведал.
— Вы ели мышей?!
— Ну да. Они очень даже хороши.
Я сморщилась от такой мысли и от запаха, исходившего от птицы.
— Но… эта чайка воняет рыбой, сэр!
Мистер Бакленд принюхался:
— В самом деле? — Для такого упорного наблюдателя за миром он слишком часто не замечал очевидного. — Ничего, попрошу, чтобы ее как следует прокипятили, а потом использую ее скелет для своих лекций. Так, ну а что же вы нашли сегодня?
Мистера Бакленда очень взволновали мои находки: несколько аммиков, чешуйчатый рыбий хвост, который я собиралась отдать мисс Элизабет, и позвонок размером с гинею. Он задавал так много вопросов, путаясь в собственных мыслях, что я начала чувствовать себя галькой, перекатываемой бурунами то туда, то сюда. Потом он настоял, чтобы мы повернули и пошли обратно к оползню, чтобы продолжить поиски. Мы с кобылой следовали за ним, пока он вдруг не остановился, на расстоянии всего лишь броска камня до оползня, и не сказал:
— Нет-нет, я не успею — скоро я должен встретиться в «Трех чашах» с доктором Карпентером. Давайте вернемся сюда после полудня.
— Невозможно, сэр, — будет прилив.
Лицо мистера Бакленда выразило недоумение, как будто прилив совершенно не стоило принимать во внимание.
— При приливе мы не сможем добраться до оползня по этой стороне пляжа, — объяснила я. — Из-за изгиба берега. Его отрезает водой.
— А если зайти со стороны Чармута?
— Можно бы, — пожала я плечами, — но сначала нам пришлось бы проделать весь путь по дороге, чтобы добраться до Чармута. Или пойти по тропе через утес, но она, как видите, сейчас ненадежна, сэр, — кивнула я на оползень.