Последний оставшийся в живых волк из некогда сильной стаи, рыча и разбрызгивая нитями слюну, метался с места на место, видимо, стараясь противостоять воздействию гронга. Сеголетка скалил острые клыки, кусал сам себя за панцирные пластины, которые ощетинившись, торчали в разные стороны.

Я, не теряя времени, тут же пальнул по кружившему, словно заведенная юла, волчку.

В этой жестокой схватке мы одержали верх, но я считал, что дело еще не завершено, нужно было найти кукловода, который затеял это кровавое представление.

– Вот так вот! Как мы их, а, братец Тулл? – Гожо был заведен, нервно подергивалось веко страшной части лица, бешеным огнем сверкали зрачки.

– Еще не все! – Стараясь восстановить дыхание, прохрипел я.

– Да брось ты, монах, что там еще в этой темноте разглядели твои зоркие, как у ворона, глаза? – Стал возмущаться, приходя в себя после жесткого напряжения Гожо. На мгновение мне показалось, что его пошатывает.

– Волки! Их разумом управлял гронг!

– Кто?

– Гронг! Существо из глубин Донной пустыни, наделенное даром вселяться в чужие мысли и повелевать ими, как своими. Он где-то тут, рядом. И оставлять его в живых я не намерен. Ты как хочешь, а я пошел его искать. – Поведал я о своих догадках здоровяку. Заставлять его вместе со мной искать эту бестию я не мог.

Но внутреннее чутье охотника мне подсказывало, что тварь затаилась где-то рядом, всматриваясь в ночь, ожидая дальнейшей развязки своей игры.

Он силен и опасен.

Неизвестно еще, какой мутафаг притаился в темных скелетах развалин. Все они могут стать марионетками этого темного кукловода.

Богиня Ночь жаждала крови! Она, как съехавший с катушек каннибал, хотела вкусить человеческой плоти. Ее не устраивали жертвенные приношения в виде кровавых трупов панцирных волков с их мутафагскими душонками. Она безумно хотела помочь дитю тьмы, такому же порождению

Глава 15. Гронг

Гронг затаился, смешавшись с мрачными тенями развалин в непроглядной мгле. Он давно прознал о нашей догадке и теперь выжидал, потирая свои грязные ручонки и тихо посмеиваясь. Радовал тот факт, что его возможности вселятся в чужие мысли и управлять подсознанием, почти не распространяются на людей. Но это «почти», признаюсь, немного смущало. Посему, как никто точно не мог утверждать, что это так. Гронги сторонились людей. Да и зачем им нужны были эти жадные, жестокие создания, когда в Донной пустыне хватало всякой живности. И откуда они появились здесь, далеко за ее пределами, оставалось загадкой.

– Слышь ты, герой? Короче, без лишних понтов, понял? А то глядите мне тут, монах-одиночка отыскался! – Прервал мои размышления возмущенный Цыган. Перекривляя меня, продолжил: – «Ты как хочешь, а я пойду!» – Гожо подошел ко мне вплотную и ткнул указательным пальцем мне в грудь. – Запомни, монах! Мы с тобой названые братья, куда мой брат туда и я. И это не обсуждается! Давай выкладывай, чего там твои потаенные фантазии нарисовали? – Цыган смотрел мне в глаза, улыбаясь и ожидая ответа.

Он был прав, мои фантазии образно вырисовывали план прочесывания раскинувшейся перед нами местности с последующей ее зачисткой. Оставалось только выполнить все в реалии. Тут, конечно, было посложней. Единственным маленьким плюсом в этой авантюре была ночь. Она позволяла нам двигаться незамеченными. И тот факт, что гронг дитя ночи, меня не пугал. Мы тоже не початком кукурузным сделаны. И коли есть Создатель на свете, то в это время он точно должен быть на нашей стороне.

– Обещай мне только одно, брат. Как закончим с этим твоим гронгом, ты поможешь мне снять с этих замечательных волчат их панцирные шкурки. За это добро можно выручить приличные деньжата. А лишняя монетка в моем тощем кошельке, уж поверь, не помешает! – Красавчик по-братски хлопнул меня по плечу своей сильной рукой.

– Обещаю! – А что я еще должен был сказать? Тем более, что лично мои финансы пели тоскливые романсы.

Я двигался первым. За мной, сильно пригибаясь к земле и тяжело дыша, бежал цыган. И на удивление мне, со своей комплекцией Гожо двигался очень быстро и ловко. Быстрыми, короткими перебежками, от стопки бетонных плит к куче раскрошившейся штукатурки мы, стараясь производить как можно меньше шума, добрались основания кучи. Повалившись животами в серую пыль, что обильно устилала все кругом, стали всматриваться в кромешную тьму.

Мрачные остовы некогда величественных зданий, погрузившись в вечный сон небытия, устало смотрели своими пустыми черными глазницами. Они давно были заброшены, лишь отрешённо наблюдая за продолжающейся уже без их непосредственного участия жизнью. Теперь они частично, а местами и вовсе разрушилась. Их стены больше походили на оставшиеся после великой Погибели обглоданные кости, скелеты.

Пред нами тянулся неровный ряд, частично сохранившихся построек, напоминающих о былой славе утерянного навсегда древнего мира.

Очень осторожно, почти бесшумно, я высунулся по пояс из-за кучи наваленного хлама, стараясь выстроить короткий, но надежный путь до серой, покрытой плесенью стены. У самого ее основания виднелся черный проем, наполовину заваленный кирпичом. Через этот проем можно было попасть внутрь развалин, а там уже на месте, осмотревшись, решить что делать. Возможно, придется разделиться.

Взвешивая каждое движение и навострив все свое внутреннее чутье, я выдвинулся вперед. Гожо прикрывал, высматривая в пустых глазницах окон хоть малейшую опасность. Достигнув вожделенной стены и прижавшись к ней мокрой от пота спиной, я замер, вслушиваясь в ночную тишину. Сердце в груди мерно выбивало ритм. Стараясь умерить сбившееся после резких перебежек дыхание, я присел на колено, направляя ствол кольта в черный проем. Кроме непроглядной темноты я не смог разглядеть абсолютно ничего. А, может, существо затаилось тут? Ждет, когда я влезу, жаждая наброситься на меня в любой момент. Нет, гронг не наделен физической силой, а, значит, будет играть по своим правилам, при помощи воздействия на подсознание. Надо быть готовым ко всему. Опустив ногу в черный проем, нащупав твердую поверхность, я скользнул внутрь. Темнота развалин словно поглотила меня, давя как кузнечный пресс.

Тишина отозвалась звоном в ушах. Рука самопроизвольно потянулась к таившейся в кармане зажигалке. С трудом переборов желание выхватить ее и осветить «огоньком надежды» тьму, я сделал первый шаг. Глаза еще на улице свыклись с темнотой, стали различаться очертания помещения. Я выглянул в проем и понял, из-за чего стало светлее. На темном ночном небе появилась тусклая луна, в сопровождении мириад маленьких звезд. Гожо прижимая к груди обрез, метнулся от кучи к стене и тут же пролез в проем.

Возвышающееся над нами здание, огромное строение из металла и бетона, будто давило своей многотонной массой, заставляя втягивать головы и пригнувшись все же продолжать свой путь. Мы добрались до лестничного проема, пошарканные и разбитые ступеньки уводили вверх.

Кажется, этот подъем затянулся в вечность.

Исследуя этаж за этажом, комнату за комнатой, мы поднимались все выше и выше. Снаружи здание не казалось таким большим и высоким, но тут, изнутри, оно было бесконечным. Я сбился со счета, сколько этажей мы прошли. Иногда лестничные пролеты отсутствовали, приходилось корячиться, взбираясь по свисающим плитам, цепляясь за торчащие из них арматуры.

Влезая в очередную такую дыру, я услышал отчетливый мотив. Он нарастал, словно кто-то рядом насвистывал его с особым энтузиазмом. Разозлившись, я свесился вниз, грозя кулаком цыгану, думая, что тот решил насвистывать что-то из своего репертуара. Но на меня смотрели лишь два удивленных глаза. Гожо молчал, направляя стволы обреза в мою сторону. Тем временем, насвистываемая мелодия, вырисовывалась в знакомую. Я, даже сам того не желая, стал подсвистывать в ритм. Потом, ругая себя за расхлябанность, все же выбрался на этаж и застыл. Вытянув перед собой кольт, я направил его ствол в маленький, едва различимый в полумраке силуэт.

Хрупкие плечики девочки, которой было сезонов пятьдесят, вздрагивали. Она плакала. И что-то в ней было знакомо.