Тем временем волки двигались по кругу, сжимая свое кольцо и подбираясь вплотную к нам.

– Чего они выжидают? Я не мастак охоты на панцирного волка, но точно знаю, что их заставляет охотиться – голод. А раз так, то чего они ждут? – Цыган уселся за «мустангом», из-за приземистого агрегата, над сиденьем, торчал ствол дробовика, а чуть поодаль выглядывала взъерошенная, покрытая слоем песка и пыли, голова Гожо. Прищуренный глаз обожжённой части лица бегал из стороны в сторону, высматривая мечущиеся в полумраке тени.

– То-то и оно, что особи ведут себя уж очень странно! Значит так, Гожо, их около десятка. Среди всей этой своры есть как минимум два матерых волка. Они сильны и очень опасны, старайся не подпускать их слишком близко – такой зверь легко перегрызет тебе глотку или вспорет живот. Как сам понимаешь, это вожак и его возлюбленная. В отличие от людей, волк однолюб и не когда не бросит волчицу с выводком. А все остальные их потомство: сеголетки и совсем мелкие переярки. – Я снова обвел взглядом сектор обстрела, приметив мелькнувшие тени волков. Осталось совсем немного и волки выйдут к нам в самый эпицентр.

Рана под повязкой на лбу напомнила о себе легким покалыванием. Стук в груди усилился, отдаваясь шумным уханьем в ушах. Ладони вспотели, все тело словно сжалось в комок, напряглось, готовое к любому, даже самому неожиданному выпаду. К горлу подкатил комок. Я придвинул поближе ножны с мачете, взвел курки револьверов.

Что-то удерживало волков, словно управляя ими, заставляя совершать эту игру в «кошки-мышки».

– Меться им в голову или бей по ногам, по крайней мере, это собьет их движение. В прыжке старайся попасть в живот. Не трать напрасно патронов. Высчитывай координаты движения зверя, волк в нападении двигается по кругу. И ни кто не даст тебе гарантий, что когда выстрелишь, ты попадешь в зверя, возможно, именно в этот момент волк набросится тебе на спину и острыми клыками перегрызет тебе позвоночник. – Я продолжал давать нужные в схватке с панцирником советы, благо на это было время.

– Успокоил, монах, ничего не скажешь, стратег хренов! – Гожо нервничал. Пот огромными бусинками скатывался по его лбу, перемешиваясь с пылью, стекал грязными подтеками.

Вдруг из опустившейся на окраину разрушенного города темноты выскочил рослый вожак. Матёрый волк, ощетинившись панцирными пластинами, рванул на меня. Слюни длинными нитями свисали с пасти, острые клыки обнажились в страшном оскале. Зверь рычал и стремглав несся, предвкушая сладость своей победы. Я выстрелил, метясь в башку твари. Но волк, словно предчувствуя, скакнул в сторону и тут же, оттолкнувшись на пружинистых лапах, взметнулся вверх. Картечь вспорола песок. Досылая патрон в ствол, я передернул передвижной затвор и вжал спусковой крючок. Огненный сноп вырвался из ствола, освещая округу. Картечь, высекая искры из пластин, частично зацепила брюхо вожака. Тот взвыл и свалился прямо на меня. Все произошло слишком быстро, я даже не успел среагировать и хоть как-то отвести удар. Под тяжестью тела матерого волка я упал, хорошо приложившись спиной о землю. Пасть клацнула зубами у самого носа, изрядно залив меня слюной. Я успел лишь подставить цевье дробовика, когда пасть снова сомкнулась в смертельной хватке. До ушей донесся звук тяжелого дыхания и скрежет сжимающегося клыками металла. Вожак упорствовал, упираясь когтистыми лапами мне в живот. Еще немного и он одолеет меня.

Там, где оставался Гожо, вовсю кашлял дробовик, слышалась ругань цыгана и вой подранков.

Левой рукой, выпрямив титановые пальцы, я с силой врезал в живот твари. Зверь взвыл, еще сильнее вгрызаясь в цевье дробовика. Я продолжал наносить удары, пока крепкие металлические пальцы не пробили плоть, а рука не погрузилась в нутро панцирника. Я почувствовал, как теплая влага потекла по моему телу. Из пасти волка хлынула кровь, заливая мое лицо. А я еще глубже погрузил руку в тело зверя, цепляясь за внутренности, потом со всей силы рванул на себя, вырывая их с корнями. Тело вожака забилось в конвульсиях, я скинул его с себя. Присел, видя в своей руке кусок окровавленного легкого.

Где цыган? Где мой брат?

Поднявшись, я, выхватил из кобуры на боку револьвер. Надежды на дробовик у меня не было, кто знает, что сотворили с ним острые клыки волка.

Справа раздался ужасный вой. Я тут же среагировал, направляя дуло пистолета прямо на появившуюся угрозу.

Потеряв рассудок, ко мне через пустырь неслась волчица. Сука забыла про страх, желая отомстить за смерть своего любимого. Она быстро перемещалась при этом, часто прыгая из стороны в сторону так, что ее невозможно было поймать на мушку. Я выставил длинноствольный кольт перед собой на вытянутых руках, сильно сжимая вспотевшими ладонями рукоять, пытаясь заранее просчитать движение волчицы.

В груди сердце билось в неукротимом ритме из-за выделяемого в кровь адреналина. Мокрая куртка липла к животу, спину изрядно обдало потом.

Тварь в очередной раз прыгнула, и я выстрелил, надеясь, что все просчитал правильно. Пуля перебила переднюю лапу волчицы, просто срезала ее в суставе. Визгнув, обиженная вдова, недотянув до меня в прыжке, повалилась наземь, поднимая вереницу пыли. Волчица скулила, пытаясь подняться на ноги. Она извивалась, скребя когтистыми лапами по песку, отползала, оставляя за собой кровавый след широкой полосой. Больше она не представляла угрозы, по крайней мере, не сейчас. Теперь ей надо было забиться в темный угол, что бы зализать полученные раны.

По всем закона природы, оставшись без родичей молодое потомство панцирных волков, должно было со всех ног ломануться в разные стороны, прячась и стараясь спасти свои шкуры. Но рослые сеголетки и еще не до конца окрепшие и возмужавшие переярки продолжали атаковать своих жертв.

Перед Гожо, дергаясь в предсмертных конвульсия, лежало три молодых волка.

Цыган вцепившись в рукопашной, душил четвертого. Тот из последних сил бился лапами о могучее тело атлета. Смачно хрустнули переломленные позвонки, волчонок дернулся и притих.

Вокруг с опаской, рыча и скаля острые клыки, кружило пять окрепших и покрытых еще недостаточно прочными, но уже вполне надежными пластинами зверьков. Они не собирались убегать, при этом опасаясь совершать, возможно, последний в жизни бросок.

Все в их поведении было не так. Не так нападают панцирные волки. Такая свора легко могла бы расправиться с нами, напади они всей своей дружной семьей. А они словно забавлялись.

Стоп! Так это же не они забавляются, а кто-то другой, посылая волков на верную смерть.

Наверняка это гронг! Только он способен овладеть чужим разумом и управлять им со стороны, наслаждаясь своей игрой.

Волки снова ринулись в атаку, причем всей своей гурьбой. Схватившись за ствол дробовика, Красавчик отбил одного из налетевших на него прикладом. Тварь подкинуло вверх, перевернуло и отбросило на несколько шагов в сторону. Второго цыган встретил блеснувшим в ночи острым ножом, насадив дёргающуюся плоть до самой рукояти. Стараясь выжить, даже пусть и под управлением гронга, рослая сеголетка вцепилась клыками в предплечье здоровяка. Гожо, крикнув что-то на своем родном языке, отпустил кулак-кувалду прямо на темечко волчонка, окончательно добив его.

Внутренне подсознание зверей чисто на инстинктивном уровне изо всех сил пыталось выжить, но оно не могло противостоять посылаемым извне сигналам гронга.

Отбросив уже мертвое тело волка, Гожо выдернул из чехла на спине блеснувший полированными стволами обрез, взвел курки. Одна из трех оставшихся в живых особей, набросилась на цыгана со спины, пока две другие пытались совершить бросок. Я выстрелил навскидку, почти не целясь. Пуля пробила нижнюю челюсть, оторвав ее от черной башки волка. Зверюгу частично развернуло, и его тело на полном ходу врезалось в могучую спину Красавчика. Тот лишь пошатнулся, расставил шире ноги, пальнул сразу из двух стволов, напрочь снося голову налетевшей твари. Кровавый фонтан вместе с кусочками раздробленного черепа и слизкими комочками мозгов добротно оросил землю у ног цыгана.