Я с трудом сглотнул накатившийся ком, чувствуя, как вспотела ладонь, сжимающая рукоять револьвера. Гуляющий сквозняк пронзил насквозь, покрывая спину сотнями мурашек. Ноги подкосило, и я, сам того не желая, опустился на колени. Ствол револьвера ходил ходуном. Я то и дело часто моргал, стараясь прогнать проявившееся видение.

Это была она, малышка Кэт, дочка фермерши Айвы, в потертом, некогда светленьком платьице, с потрепанными рыжими волосами, стянутыми по бокам в хвостики! Она сидела ко мне спиной, свесив ноги в очередную образовавшуюся дыру, плача, продолжая сквозь слезы насвистывать знакомую до боли мелодию.

Я слышал ее много раз и каждый раз, когда я сам хотел напеть ее, она словно терялась в лабиринте воспоминаний, оставаясь где-то в глубине. И вот теперь я отчетливо слышал ее. Но откуда о ней известно Кэт? И она ли это передо мной?

– Кэт? – Почти шепотом позвал я ее. – Как ты оказалась тут?

– Убей цыгана! Убей! Я прошу тебя, убей его! – Вместо ответа прошептала девочка и не спеша повернулась ко мне. – Ты же можешь убить ради меня?

Ее неестественно голубые глаза вперились в меня, стараясь прожечь насквозь, по белому, лишённому каких-либо эмоций лицу катились слезы, поблескивая в окружающей нас темноте прозрачными хрусталиками. Определенно это была Кэт, и перепутать ее с кем-либо еще я не мог.

Что-то в ее поведении было не так.

Но вместо мыслей и хоть малейшей логики, внутри под черепной коробкой витали одни и те же слова: «убей цыгана», «ты же можешь убить ради меня», «убей». Они повторялись вновь и вновь. Они очаровывали…

Это не Кэт! Ну конечно, что ей делать тут, посреди пустыни, в развалинах заброшенного города-призрака? Это дело рук гронга! Борись с ним, слышишь? Борись!

– Ты любил мою маму. Скажи, что для тебя значит Айва? – Гронг влез в меня, читая мои мысли и впитывая в себя мою душу. Он знал все! Если продолжать с ним общение, через какое-то время я полностью подчинюсь его воле, став послушной марионеткой.

А эту мелодию постоянно насвистывал Рид, монах, с которым мы вместе росли в стенах лавры, мой бывший брат, которого я был вынужден лишить жизни, спасая свою.

– Зачем ты хочешь меня спасти, ради чего? – Спросила девочка, снова пристально смотря голубыми глазами.

– Ты не Кэт, я это знаю! Ты тварь Донной пустыни! – Прохрипел я, вместо должного крика, при этом чувствуя, как пересохло в горле.

Она больше не плакала, а на белесом, почти прозрачном лице стали видны тонкие синие сеточки капилляров. Ее глаза тускнели, приобретая оттенок серого. Время словно оборвалось в вечном беге, застыло, прервав замкнутый круг.

Мгновение, и передо мной зашевелился бетонный пол, как будто ожил. Из него появились крупные черные комочки, которые стали перемещаться. Похлопывая расставленными крыльями, прямо из ожившего пола высвободились сотни крупных черных воронов. Птицы взметнулись вверх шумной стаей, размахивая черными, как смоль крыльями и нарушая тишину громким заглушающим карканьем. Я вздрогнул и вжал спусковой крючок. Сливаясь с многоголосым скрипучим карканьем, прогремел выстрел, осветив мрачную комнату вспышкой вселяющего надежду света. Несколько птиц разорвало в клочья, разбросав черные с синеватым оттенком перья. Вороны поднялись к потолку и вращающейся вереницей бросились на меня. Их мощные клювы как заправские щипцы врезались в тело, рвя одежду. Я отмахивался руками, стараясь избавится от назойливых бестий. Стрелять в них из револьвера было бесполезно. Изворачиваясь от острых когтей и сильных клювов, я то и дело старался отыскать глазами девочку. Ее больше не было. Вместо нее на том же месте, стояло невысокого роста щуплое существо в длинном брезентовом плаще. Казалось, его можно было сломать одним плевком. На голову кукловод водрузил сплетенную из стеблей водорослей Донной пустыни коническую шляпу. Сложив руки, словно послушный монах во время молитвы, гронг что-то бубнил себе под нос.

Вороны продолжали атаковать, вновь и вновь направляя свои острые когти и клювы на меня. Я истекал кровью, а твари кромсали меня, впиваясь когтями в плоть и вырывая сильными клювами ее маленькие кусочки. Мне казалось, что гронг окончательно вселился в меня, прощупав мою слабину, и теперь его энергетические волны старались найти нужные рычаги, чтобы куклой, то есть мной, можно было управлять. Мне казалось, что вороны нашпигуют во мне множество дырок, через которые потом это мелкое противное существо проденет тоненькие веревочки, навяжет узелки, превратив меня в послушную марионетку. Обессиленный и морально подавленный под воздействием твари, я с неимоверным усилием поднял кольт на вытянутой, охваченной неуправляемой тряской руке, стараясь направить его ствол в темный силуэт загадочного существа.

И где этот умник, который, расшибаясь в лепешку, пытался доказать мне, пусть и теоретически, что гронги не в силах воздействовать на подсознание человека?

Одна из крылатых бестий тут же вцепилась когтями в запястье, пробивая плоть, и стала отводить мою руку в сторону. Я сопротивлялся и, кажется, у меня это получалось. На ум пришла старая забава по перетаскиванию каната. Но на помощь ворону кинулись еще несколько птиц, и вскоре они перетянули свой конец каната, а я, не удержавшись, повалился на спину. Как бы я того не хотел, но ко мне подкрадывался трындец и при чем наиполнейший. Боль покрывала все тело, раны сильно кровоточили, заливая пол подо мной. Перед глазами все плыло, черные пятна то и дело накидывались, стараясь унести с собой хоть крупицу моей плоти. Я задыхался. Хотелось кричать, но крик застрял где-то внутри и не как не мог вырваться наружу.

Большой палец правой руки взвел курок, механизм двинул барабан патронника и в гладкий длинный ствол кольта, уставилась свинцовая полукруглая головка патрона. Озноб охватил тело. Предательски застучали зубы, клацая друг о друга. Я больше не могу противостоять силе гронга, он почти полностью овладел моим сознанием. Противостояние достигло кульминации. Все! Еще немного и больше не станет монаха Тулла, пусть и пренебрегшего учениями великого Ордена. Вместо него останется послушная игрушка для утех садиста, глумящегося над чужим разумом. Осталось сделать последний шаг.

Шаг перед мрачной бесконечностью.

Мир вокруг замер. Пропали кровожадные вороны, вьющиеся над моей головой. Пропал тощий кукловод в своем брезентовом плаще. Все будто застыло, став однородной субстанцией, плавно заполняющей пространство пустой комнаты, посреди которой, на сыром, покрытом сотнями трещин бетонном полу, лежал я. Мысли, доселе бившиеся в неукротимой агонии, утихли, смиряясь с безысходностью. Холодное дуло револьвера коснулось виска. Тело содрогалось в непрекращающейся дрожи. Указательный палец коснулся курка. Ритмично бьется сердце, отдаваясь пульсирующей веной на шее. Крапинками пота покрыто все лицо. На уголках прикрытых глаз появились прозрачные капельки слез.

Я вдавливаю пальцем курок, он мягко, без особых усилий поддается.

Прогремел выстрел. Но за миг до этого какая-то неведомая сила схватила меня за руку с револьвером и резко увела вверх. Вспышка света ослепила.

Перед глазами плыли красно-багровые завихрения и множество переливающихся всевозможными оттенками маленьких, мелькающих во мраке пятен. В ушах стоял невыносимый звон, будто мою голову засунули в огромный колокол и что есть мочи треснули по нему, да так, что сейчас лопнут перепонки. Звон все сильнее нарастал, превращаясь в ужасный протяжный и тоскливый писк. Я пытался разглядеть что-то перед глазами, но непроглядная, багровая пелена накрыла саваном, обвила меня, погружая в иллюзию своих хаотично витающих и мерцающих кроваво-красных частиц. Я раскрыл рот, но по-прежнему так и не смог выдавить из себя крик, он затаился, канул в неизвестности, стал комом в горле. В определенных случаях он помогает выплеснуть из себя весь негатив, выплюнуть эту темную энергию, мешающую правильно мыслить. Я отчаянно пытался вдохнуть. Воздух, как нечто живое, врывается, заполняет легкие, впитывает в меня живительную энергию.