Отец Гри. Должен быть он.

Она открыла дверь, он тут же вошел внутрь, и на этом они закрылись в доме, исчезнув из поля зрения Исаака.

Вообще говоря, в процессе слежки желательно найти одно укромное место и затаиться. Передвижения по местности увеличивали вероятность, что вас заметят… особенно в разгар дня, на незнакомой территории, когда вас уже искали люди.

И в его случае, это не просто вероятность привлечения внимания… это суицид.

Поэтому, как бы сильно его тело не велело ему двигаться, приблизиться, сменить позицию, Исаак остался на месте.

Ночь. Он дождется ночи, и даже тогда будет соблюдать осторожность. Ее охранную систему невозможно отключить: он специализировался на убийстве людей, а не на взломе высокотехнологичного оборудования, так что вероятность проникновения внутрь, не спровоцировав электронику, была нулевой.

Предполагая, что он хотел проникнуть в ее дом. Он должен защитить ее, и сложно сказать, что было хуже… она одна в доме, с ним, охраняющим периметр. Или он вместе с ней в ее доме.

Он услышал тихое урчанье живота, и от этого звука Исаак четко ощутил на себе, сколько часов назад он ел в последний раз. Но он избавился от этих мыслей, как делал бесчисленное число раз на поле боя.

Торжество мысли над материей, над телом, над… всем.

Он просто чертовски сильно хотел знать, о чем она говорит со своим отцом.

Стоя на кухне и разглядывая своего отца, уставившегося на выстроенные в ряд предметы под общим названием «что-за-чертовщина», у Гри было так много вопросов, что она не знала, с чего начать.

Одно она знала наверняка: когда ее отец протянул руку к визитной карточке, его ладонь слегка дрожала. Что можно счесть эквивалентом эпилептического припадка для всех остальных людей.

Алистар Чайлд был дружелюбным человеком с добрым сердцем, но он никогда не выражал свои эмоции открыто. Особенно расстройство. Она только раз видела его слезы — на похоронах брата… что было удивительно, но не из-за редкости слез, а потому что они с Дэниелом никогда не были дружны.

— Кто дал тебе это? — спросил он таким тонким голосом, совсем не похожим на его собственный.

Гри села на табуретку за кухонный остров, не зная, с чего начать.

— Вчера меня назначили государственным защитником…

Рассказ вышел коротким, но вызвал серьезную реакцию.

— Ты позволила этому мужчине прийти сюда?!

Она скрестила руки на груди.

— Да, позволила.

— В дом.

— Пап, он человек. Не животное.

Ее отец буквально рухнул на соседний стул и с трудом расстегнул воротник кофты.

— Милостивый Боже…

— Я отказалась от дела, но потом поехала на квартиру Исаака…

— Что, черт возьми, тебя толкнуло на это?

Окей, она проигнорирует этот возмущенный голос.

— И там мне вручили эту карточку и сказали позвонить, если я снова увижу Исаака. Там же мне дали этот передатчик. — Она покачала головой. — Я видела этого человека прежде, клянусь… очень давно.

Если ее отец побледнел раньше, то сейчас его лицо приобрело оттенок тумана, не просто белый, а матовый серый.

— Как он выглядел?

— У него была повязка на глазу и…

Она не закончила описание. Отец вскочил с табуретки, и ему пришлось ухватиться за стол, чтобы сохранить равновесие.

— Отец? — Она обеспокоенно схватила его руку. — Ты в поряд…

Гри не удивилась, когда он просто покачал головой.

— Поговори со мной, прошу, — сказала она. — Что происходит?

— Я не могу… обсуждать это с тобой.

Расслабив хватку, Гри отступила назад.

— Неверный ответ, — выплюнула она. — Абсолютно неверный.

Посмотрев на него и его упорное молчание, она осознала, почему ей было так до странного спокойно с Исааком: ее отец — такой же призрак. Всегда был им. Она выросла и жила, боясь, что в любое мгновение он исчезнет навсегда.

И ее клиент излучал те же флюиды.

— Ты должен поговорить со мной, — мрачно сказала она.

— Я не могу. — Родной человек посмотрел на нее глазами незнакомца… будто кто-то слепил маску с лица ее отца и смотрел на Гри, скрываясь за чужим обликом. — Даже если бы я мог… я не осмелился бы загрязнять тебя этим…

Он сгорбился, словно под огромным бременем.

Странно, подумала она. Бывают времена, когда с возрастом начинаешь видеть в родителях не только Маму и Папу. И это как раз тот случай. Мужчина в ее кухне не был всемогущим хозяином дома и своей конторы… но кем-то, попавшим в медвежью ловушку, пасть которой была видна ему одному.

— Мне пора, — хрипло произнес он. — Оставайся здесь и никого не впускай. Включи сигнализацию и не отвечай на звонки.

Он собрался было уйти, но Гри перекрыла выход в передний холл.

— Если ты не расскажешь мне, что, черт возьми, происходит, я выйду через эту дверь спустя секунду после твоего ухода, отправлюсь на Чарльз Стрит и буду вышагивать там, пока меня не размажут по дороге, или же не найдет тот, кого ты так боишься. Не вынуждай меня. Потому что я сделаю это.

Последовала минута сердитых переглядываний. А потом он хрипло рассмеялся:

— Ты моя дочь, не так ли?

— От и до.

Он начал расхаживать по кухне, нарезая круги вокруг гранитного острова.

Самое время, подумала она. Время получить ответы на вопросы, которые она давно хотела задать о нем и его деятельности. Время заполнить пробелы, созданные тайнами и загадками, реальными ответами, которые и так запоздали.

Боже, несмотря на то, что Исаак принес много осложнений в ее жизнь, он был благословением свыше.

— Просто расскажи, пап. Не будь юристом… не продумывай все до конца.

Он остановился у дальнего края кухонного стола и просто посмотрел на нее.

— Разум — единственное, что у меня есть, моя дорогая.

Спустя мгновение, отец вернулся к табуретке, на которую рухнул ранее, и сев, застегнул молнию на кофте… именно так Гри поняла, что он намеревался рассказать правду, или какую-то ее часть: он собирался с мыслями, вновь становясь собой.

— Как тебе известно, когда я был командиром в армии, то служил во Вьетнаме, — сказал он ровным, констатировавшим факты тоном, который она слышала всю свою жизнь. — Потом я поступил в юридический колледж и должен был вернуться к гражданской жизни. Но на самом деле я не ушел из вооруженных сил. Я никогда их не покидал.

— Те люди, приходившие к твоей двери? — спросила она, понимая, что впервые говорит с ним об этом.

— Это такая вещь, которую никогда нельзя бросить. Нельзя выйти. — Он указал на визитку. — Я знаю этот номер. Я звонил по нему. Цифры ведут прямо в чрево… зверя.

Он оперировал общими понятиями, давая расплывчатое описание вместо конкретных дефиниций, но Гри заполнила пропущенные места: речь шла о правительственных ниндзя, которые оправдывали паранойю приверженцев теории заговора[80]. Некая организация, которую можно увидеть в кинотеатрах и комиксах, но в существование которой не верили здравомыслящие граждане.

— Я не хочу этого, — он снова показал пальцем на карточку, — рядом с тобой. Мысль, что этот… мужчина…

Когда он не закончил, Гри не могла не отметить:

— На самом деле, ты не сказал мне ничего конкретного.

Он покачал головой.

— В этом все дело… это все, что у меня есть. Я хожу по грани. Поэтому я знаю достаточно, чтобы осознавать степень опасности.

— Что именно ты делал для… кем бы «они» ни были?

— Собирал информацию… только разведка. Я никогда никого не убивал. — Будто существовало целое подразделение, занимающееся этим. — Большая часть того, что приводит машину в действие, — это информация, поэтому я выходил в свет, собирал данные и возвращался обратно. Время от времени меня также вызывали, чтобы узнать мое мнение относительно международных корпораций, правительств или конкретных личностей. Но, повторюсь, я никогда не убивал.

Она почувствовала облегчение, узнав, что на его руках не было чужой крови.