– Да. Похоже, получилось.
Если я добилась нужного вердикта, интересно, почему тогда меня тошнит?
– Ты уже сообщила ей?
Он имел в виду Джун Нилон или Клэр – а значит, у отца Майкла тоже оказалась кишка тонка. Я придвинула стул.
– Сегодня утром я говорила с Джун, – ответила я. – Она сказала мне, что Клэр не примет твое сердце.
– Но врач сказал, что я идеально подхожу…
– Дело не в том, что она не может, – тихо произнесла я. – Дело в том, что она не хочет.
– Я сделал все, как ты просила! – завопил Шэй. – Все, как ты хотела!
– Я знаю. Но опять-таки, это еще не конец. Мы можем попытаться выяснить, какие улики с места преступления сохранились в архивах…
– Я не с тобой разговаривал, – прервал меня Шэй. – И я не нуждаюсь в твоих услугах. Я не хочу, чтобы они опять рылись в уликах. Сколько раз тебе повторять?
Я послушно кивнула.
– Прости. Мне просто… тяжело выполнить твою последнюю волю.
– Никто тебя и не просил, – равнодушно бросил он.
И он был прав, не так ли? Шэй не просил меня браться за его дело, это я накинулась на него, как коршун, и убедила, что смогу ему помочь. И я оказалась права: мне удалось затронуть вопрос смертной казни в обществе, мне удалось отстоять его право на повешение. Просто тогда я еще не понимала, что победа будет во многом походить на поражение.
– Судья… он разрешил тебе стать донором… после… И даже если твои органы не нужны Клэр Нилон, тысячи людей по всей стране в них нуждаются.
Шэй, обессилев, осел на скамью.
– Раздайте все, – пробормотал он. – Мне уже наплевать.
– Мне очень жаль, Шэй. Если бы я только знала, почему она передумала…
Он закрыл глаза.
– Лучше бы ты знала, как заставить ее передумать снова.
Майкл
Священники свыкаются с обрядами смерти, но легче от этого не становится. Даже сейчас, когда судья официально разрешил повешение, нужно было составлять завещание. Нужно было думать, куда девать труп.
Стоя в тюремном вестибюле с водительскими правами в руках (залог при свидании), я прислушивался к доносящемуся снаружи шуму. Как и следовало ожидать, толпа все прибывала и будет прибывать до самого дня казни.
– Вы не понимаете… – молила какая-то женщина. – Я должна его увидеть!
– Становитесь в очередь, – отвечал ей офицер.
Я выглянул в открытое окно в надежде увидеть лицо этой женщины. Но оно было закрыто черным шарфом, подол платья доходил до самых пят, рукава прятали запястья. Я выскочил на улицу.
– Грейс?
Она подняла заплаканные глаза.
– Меня не пускают! А я должна с ним повидаться…
Я протянул руку над головами охранников и подтащил ее к себе.
– Она со мной.
– В списке посетителей ее нет.
– Это потому, что мы идем прямиком к начальнику тюрьмы.
Я понятия не имел, как провести в тюрьму человека без всех сопутствующих проверок, но мне казалось, что для смертника могли быть послабления. А если их и не было, я готов был сражаться до последнего.
Койн проявил куда большую гибкость, чем я ожидал. Он взглянул на права Грейс, позвонил прокурору штата, после чего предложил мне сделку. Допустить Грейс на ярус он не мог, зато с удовольствием отправил бы Шэя в конференц-зал – при условии, что с него не будут снимать наручники.
– Я не позволю, чтобы случившееся повторилось, – предупредил он меня, но это уже не имело значения. Мы оба знали, что времени на фокусы у Шэя не осталось.
Когда Грейс выкладывала содержимое карманов перед рамкой металлодетектора, я заметил, что руки у нее дрожат. В конференц-зал мы шли молча. Но едва дверь закрылась и мы остались наедине, она заговорила:
– Я хотела прийти в суд. Я даже приехала туда. Но выйти из машины не смогла. А что, если он не захочет меня видеть?
– Я не знаю, в каком он будет настроении, – честно признался я. – Он выиграл на суде, но мать девочки-реципиента уже не согласна на пересадку. И я не знаю, сообщила ли ему об этом его адвокат. Возможно, по этой причине он откажется говорить с вами.
Всего лишь несколько минут спустя двое конвоиров ввели Шэя. Лицо его лучилось надеждой, кулаки были крепко сжаты. Он увидел мое лицо и повернулся, ожидая, вероятно, увидеть Мэгги. Наверное, ему сказали, что посетителей двое, и он подумал, что кому-то из нас удалось разубедить Джун.
Увидев сестру, он остолбенел.
– Грейси? Это ты?
Она несмело шагнула ему навстречу.
– Шэй, мне очень жаль… Мне очень, очень жаль.
– Не плачь, – прошептал он. Он попробовал было коснуться ее, но наручники не позволили; оставалось лишь покачать головой. – Ты так выросла…
– Когда мы последний раз виделись, мне было всего пятнадцать. Он горько усмехнулся.
– Ага. Я как раз вышел из колонии, а ты и знать не желала своего брата-неудачника. Кажется, дословно ты сказала вот что: «Убирайся к чертовой матери».
– Это потому, что я не… я не… – Она плакала все горше. – Я не хочу, чтобы ты умирал.
– Я должен, Грейс. Я должен все исправить… Меня это не беспокоит.
– А меня – беспокоит. Я хочу кому-то рассказать, Шэй.
Он смерил ее долгим взглядом.
– Ладно. Но только одному человеку. Которого выберу я. И еще, – добавил он, – я должен сделать вот это.
Он взялся за шарф, закрывавший ее лицо, и аккуратно потянул вниз, пока он не упал бессмысленным черным лоскутком.
Грейс поднесла ладони к лицу, норовя защититься, но Шэй протянул руки, насколько это было возможно в цепях, и переплел свои пальцы с ее. Кожа ее была изрыта глубокими кратерами: где-то впадина, где-то чрезмерное натяжение – настоящая карта человеческого страдания и скорби.
Шэй коснулся пальцами того места, где должны были быть брови, и того, где загибались уголки ее губ. Он будто бы рисовал ее заново. Лицо его стало таким искренним, таким богатым на чистые эмоции, что я почувствовал себя лишним. И где-то ведь я его видел, только не мог вспомнить где…
И тут меня осенило. Мадонна. Шэй смотрел на сестру взглядом Марии, взирающей на Иисуса с картин и скульптур. Связь эта зиждилась не на том, что у них было, а на том, что они обречены были потерять.
Джун
Я никогда раньше не видела женщину, которая пришла в палату к Клэр, но была уверена, что не забуду ее никогда. Лицо ее было изуродовано; на таких людей обычно велишь не таращиться своим детям, а потом не можешь оторвать от них глаз.
– Извините, – тихо сказала я, – вы, наверное, ошиблись палатой.
Теперь, когда я согласилась исполнить волю Клэр и счет шел на часы, я дежурила у ее постели круглосуточно. Я не спала и не ела, потому что времени на это не было.
– Вы Джун Нилон? – спросила женщина и, когда я кивнула, переступила порог. – Меня зовут Грейс. Я сестра Шэя Борна.
Помните, как бьется ваше сердце, когда машину заносит на льду? Или когда вы в последний момент сворачиваете, едва не сбив оленя? Помните, как в таких случаях начинают дрожать руки, а кровь в жЩ лах моментально стынет? Все это я испытала, услышав слова Грейс.
– Уходите, – сквозь зубы процедила я.
– Прошу вас, выслушайте меня. Я только хочу объяснить, почему… я так выгляжу.
Я покосилась на Клэр, но кого я обманывала? Мы обе могли орать что есть мочи, она бы и бровью не повела. Никакой шум не мог потревожить ее химического блаженства.
– А с чего вы взяли, что я захочу вас выслушать?
Она пропустила мой вопрос мимо ушей.
– Когда мне было тринадцать, я пострадала при пожаре. Не только я – вся моя приемная семья. Мой отчим погиб. – Она сделала еще один шаг вперед. – Я забежала в дом, чтобы спасти его. А меня спасать прибежал Шэй.
– Простите, но мне трудно представить вашего брата в роли героя.
– Когда приехала полиция, Шэй признался в поджоге, – продолжала Грейс.
Я выжидающе сложила руки на груди. Пока эта женщина ничем меня не удивила. Я и без нее знала, что Шэй менял опекунов как перчатки. Я знала, что он сидел в колонии для несовершеннолетних. Можно придумать еще десять тысяч оправданий – это не изменит того факта, что он лишил меня любви мужа и дочери.
