Нет времени для другого удара. В долю секунды его будет видно так же четко, как если бы он стоял на сцене театра.

Развернувшись, он бросился в противоположную сторону переулка, побежав так быстро, как мог. Когда он завернет за угол, они увидят его куртку и затылок бейсболки, но в Колдвелле сотни черных ветровок из гортекса, а черная шляпа – всего лишь черная шляпа.

Тормоза взвизгнули, а потом кто-то что-то прокричал.

Со всех ног он мчался только три квартала, а когда его перестали преследовать крики и рев автомобиля, замедлил шаг, а потом нырнул в дверь, над которой не было освещения. Переводя дух, он снял ветровку, сунул в нее монтировку, делая из рукавов узел за узлом, обвязывая улику.

Машина была припаркована неподалеку, поскольку он оставил ее не на парковке «Железной Маски», просто в целях безопасности. Что оказалось верным решением.

Даже восстановив дыхание, он оставался в укрытии. Примерно через пять минут завыли полицейские сирены, и он увидел, как мимо проехали две машины. Спустя полторы минуты пронеслась третья, без опознавательных знаков, с приделанной к приборной панели мигалкой.

Когда другие не показались, он снял бейсболку, скомкал ее и запихнул в карман джинсов. Затем снял пояс, задрал кофту и прижал к груди окровавленную монтировку и ее обертку. Вновь прикрывшись, он тенью выскользнул из дверного проема и направился к своей машине, стоявшей меньше, чем в четверти мили.

Он шел не быстро, и не медленно, оглядываясь глазами, но не вертя головой. Для обыденного наблюдателя он являлся всего лишь простым пешеходом, разгуливающим после полуночи, молодым парнем, собиравшимся встретиться с друзьями или направлявшимся домой к подружке. Когда он столкнулся с парой парней, бездомной женщиной и кучей парочек, то в нем не было ничего необычного, он был абсолютно незаметным.

Машина стояла там, где он ее и оставил, и ему пришлось садиться в нее очень осторожно из-за того, что было спрятано под кофтой. Заведя двигатель, он выехал на Торговую, и, когда мимо проехала скорая, он отъехал в сторону, уступая ей дорогу согласно правилам.

Нет нужды торопиться, мальчики, подумал он. Учитывая, как сильно он ударил того парня, ему уже не помочь.

Свернув к реке, он придерживался общего транспортного потока на тех участках, где тот был, но в столь позднее время на дорогах народу немного. И чем дальше он отдалялся от центра, тем менее людно становилось.

Через добрые пятнадцать миль, он подъехал к краю дороги.

Никаких уличных фонарей. Никаких машин. Всего лишь оТрэзок асфальта с деревьями и кустиками, перетекавший в обочину из гравия.

Выйдя из машины, он закрыл ее и начал пробираться сквозь деревья, направляясь к реке. Оказавшись на берегу Гудзона, он посмотрел на противоположный берег. Там было несколько домов, в которых свет горел лишь у двери, значит, жители спали, хотя все равно не имело значения, спят ли они, лежат в кровати или даже ходят по своим кухням, ища, чем подкрепиться. Его никто не увидит. Река здесь широкая, широкая и глубокая.

Задрав кофту, он вытащил монтировку, и, собравшись с силами, бросил ее в воду вместе с купальным костюмом в виде ветровки. Со звоном и совсем небольшими брызгами, вещица в мгновение ока затонула, и никогда уже не будет найдена. В этой части русло находилось, по крайней мере, в десяти футах вниз по реке, но что еще лучше, он выбрал место, где течение Гудзона менялось – оно не только унесет монтировку прочь из Колдвелла, но и утянет ее на середину, подальше от берега.

Он вернулся к машине, забрался в нее и продолжил свой путь.

Он еще какое-то время ехал, слушая местное радио, умирая от любопытства, что же доложит полиция о случившемся в переулке. Но ничего не было. Хип-хоп, поп-рок на FM и теории заговора да разговоры глав правового крыла на АМ.

Продолжая двигаться, изредка поворачивая направо и налево, он думал о том, как все сегодня обернулось. Он чувствовал, что старые обычаи и привычки берут над ним верх, а это было плохо… но, на каком-то уровне казалось неминуемым.

Сложно изменить свою сущность. Очень сложно.

Убийство тех студентов прошлой ночью немного шокировало, но инцидент с монтировкой казался обычным делом. И толчок к убийству был гораздо незначительнее. В том клубе парень не вел себя агрессивно по отношению к ней. Он поимел ее, и этого оказалось достаточно. Один взгляд на самодовольную улыбку, расплывшуюся на его лице, когда он вышел из уборной, в которой они исчезли, подписал сукину сыну смертный приговор.

Но так больше не могло продолжаться. Ему хватало ума понимать, что если продолжит убивать мужчин в центре города, его шансы быть пойманным будут возрастать с каждым оставленным телом. Так что ему нужно либо остановиться… либо убирать за собой.

Убедившись в отсутствии хвоста, и когда он уже больше не мог бороться с потребностью включить телевизор, он направился домой… ну или туда, что служило домом последние два месяца.

Арендованный дом находился на окраине города, а по соседству жили либо молодые семьи с маленькими детьми, либо пожилые пары без детей. И, учитывая количество тех, кому тяжело приходилось в кризис недвижимости, найти что-то по душе оказалось легко.

Арендная плата – тысяча в месяц. Не проблема.

Свернув на подъездную дорожку, он нажал на кнопку, открывающую дверь гаража, и подождал, пока поднимутся панели. Странно. В соседнем доме был включен свет. В прихожей, в гостиной и наверху. Раньше в нем всегда было темно.

Не его ума дело, а впрочем, у него и своих проблем хватало.

Заехав в гараж, он нажал кнопку на пульте и подождал, пока опустятся панели, чтобы никто не видел, как он выходит из машины. Эту привычку он перенял, наблюдая за своей женщиной. Зайдя в дом, он пошел в ванную в задней его части и включил свет. Посмотрев в зеркало, он понял, что приклеенные над верхней губой усы пришли в негодность. Плохо, но, по крайней мере, никто не смотрел на него с улыбкой, пока он шел к своей машине. Может, они отклеились, когда он был у реки.

Он оторвал полоску пуха, спустил ее в унитаз и подумал о том, чтобы смыть кровь, но предпочел принять душ наверху. Одежда? Кофту спасла куртка, плавающая теперь в Гудзоне, но джинсы были запачканы.

Черт, штаны были проблемой. В гостиной стоял камин, но он никогда раньше им не пользовался: дерева не было, и, кроме того, разведи он в нем огонь, то соседи могли учуять дым и запомнить это.

Лучше выкинуть их в реку после наступления темноты, так же, как он поступил с монтировкой.

Кепка. На нем еще кепка была.

Он вытащил из заднего кармана черную бейсболку. На ней было всего несколько капель, но этого достаточно, чтобы закопать ее в землю. С нынешними криминалистами ничего нельзя полностью вычистить. Огонь или полное исчезновение – единственные возможные варианты.

Поднявшись наверх, он замер на вершине лестницы. Двумя руками сняв парик, он пригладил волосы, чтобы они лежали ровно. Он подумал, что сначала лучше было бы принять душ, но не мог так долго ждать. Кроме того, чтобы добраться до ванной, нужно пройти мимо спальни, так что она в любом случае его увидит.

Он подошел к двери.

– Я дома.

Она смотрела на него из угла, такая красивая, скромная и великолепная, как и всегда, ее глаза были исполнены сострадания и тепла, белоснежная кожа сияла в тусклом свете уличного фонаря.

Он ждал ответа, а затем напомнил себе, что его не будет. Статуя Марии Магдалены, которую он украл на рассвете, оставалась такой же молчаливой, каковой была, когда он увез ее из церкви.

Ему пришлось забрать ее. Теперь, когда он узнал, чем занимается его женщина ради средств к существованию, статуя стала образом его любви, тем, что помогало продержаться до тех пор, пока он наконец-таки не доставит свою женщину туда, где ей и место. А место ее рядом с ним.

Статуя так же напомнила ему, что он не должен убивать свою женщину лишь потому, что она – грязная, паршивая проститутка. Она была… женщиной, сбившейся с пути, заблудшей, сошедшей с верной стези. В этом он повинен и сам. Но он прошел через это и вновь вернулся на путь истинный…