– Я свяжусь с тобой.

– Окей.

Вин позволил дверям лифта закрыться и нажал кнопку своего этажа. Он должен поговорить с Девиной, причем нужно покончить с этой волынкой как можно быстрее. Не просто потому, что так будет честно по отношению к ней… у него возникло некое чувство срочной необходимости, не связанное с нежеланием ранить ее чувства.

Тот ужасный кошмар до сих пор преследовал его… прочно укоренился в его мозгу.

На двадцать восьмом этаже лифт издал тихое «дзинь», и Вин вышел в коридор, направляясь к своей двери. Когда он открыл дверь в дюплекс, Девина сбежала по лестнице с широкой улыбкой на лице.

– Смотри, что я нашла, убираясь в твоем кабинете. – Она протянула руки с коробочкой из Рейнхарда на ладонях. – О, Вин! Оно идеально!

Девина кинулась вперед, обнимая его за шею, и ему стало тошно от ее духов еще больше, чем от захвата. Когда она защебетала о том, что ей не следовало открывать коробочку, но она ничего не смогла с собой поделать, о том, как идеально кольцо село на ее палец, Вин закрыл глаза и в воображении увидел отголоски ночного кошмара.

Уверенность зажглась в его груди, неоспоримая, как его отражение в зеркале.

Она была не той, за кого себя выдавала.

Сев в зеленую Камри, Джим наклонился и протянул руку.

– Джим Херон. Подумал, что мы могли бы и познакомиться.

– Мария-Тереза.

Улыбка женщины была легкой, но теплой, и Джим, ожидая услышать фамилию, понял, что называть ее она не собирается.

– Спасибо, что подвезешь, – сказал он.

– Пустяки. Как Вин?

– Для парня, который недавно отключился на парковке, он выглядит нормально.

Джим смотрел на нее, пристегиваясь.

– Держишься? Говорить с копами – дело не легкое.

– Тебе Вин рассказал? Ты знаешь о записях с камер и...

– Да, рассказал, и спасибо.

– Да не за что. – Она включила поворотник, посмотрела по зеркалам и тронулась с места после того, как мимо проехал внедорожник. – Могу я кое-что спросить?

– Валяй.

– Как долго ты спишь с его подружкой?

Джим напрягся в плечах и прищурился.

– Что, прости?

– Позапрошлой ночью я видела, как ты ушел с ней из клуба, а она до этого около часа на тебя пялилась. То же самое прошлым вечером. Без обид, но я довольно часто вижу подобное, так что сомневаюсь, что на парковке вы только за руки держались.

Ну и ну…а она умна. Эта Мария-Тереза умна.

– Что ты думаешь о Вине? – спросил он.

– Не ответишь? Я тебя не виню.

– Какая у тебя фамилия? – Он мрачно улыбнулся, когда воцарилась тишина. – Не ответишь? Я тебя не виню.

Она покраснела, и Джим, выругавшись, смягчился.

– Слушай, извини. Последние пару дней выдались нелегкими.

Она кивнула.

– Меня это не касается, вообще-то.

В чем он не был так уверен.

– Просто из любопытства, что ты о нем думаешь?

Ожидая ее ответа, Джим задался вопросом, с каких это пор он превратился в современную версию Энн Ландерс с болтающимся между ног достоинством? А дальше он начнет делать масочки и гладить свою одежду.

Или даже… стирать ее.

Неважно.

– Ну, во всяком случае, – сказал он, подозревая, что она так и не ответит, – я не так уж и много о нем знаю, но Вин хороший парень.

Она посмотрела по сторонам.

– Как долго вы знакомы?

– Я на него работаю. У него – стройка, а у меня – молоток. Будто Небеса к этому руку приложили. – Джим подумал о Четырех Парнях и закатил глаза. – Буквально.

Когда они подъехали к светофору, она сказала:

– Я не ищу его внимания. Или чьего-либо еще.

Джим взглянул на небо сквозь устремлявшиеся в него небоскребы.

– Не обязательно искать, чтобы найти то, что тебе нужно.

– Я не собираюсь быть с ним, так что… да. Все верно.

Прекрасно. Шаг вперед. Два назад. Вин, казалось, проявляет интерес, но Марии-Терезе до этого и дела нет – хотя ясно, что парень ей нравится, и что он ей достаточно не безразличен, чтобы она волновалась о том, как тот доберется домой.

Они снова тронулись и проехали мимо идущей бок о бок парочки, державшейся за руки. Они не были молоды; они были стары.

Очень стары.

Но старость затронула только их кожу, а не сердце.

– Ты когда-нибудь была влюблена, Мария-Тереза? – тихо спросил Джим.

– Нашел, что у проститутки спрашивать.

– Я нет. Не был влюблен, то есть. Просто стало интересно, была ли ты.

Он коснулся стекла, и старушка это заметила, определенно подумав, что он ей помахал. Когда она подняла свободную руку, он задумался, что, может, все-таки и помахал.

Джим слегка ей улыбнулся, а старушка ответила ему тем же, и затем они отправились каждый своей дорогой.

– Почему для тебя это важно? – произнесла Мария-Тереза.

Он подумал о Вине в том холодном, роскошном дюплексе, окруженном прекрасными безжизненными предметами.

Затем он подумал о Вине, смотрящем на Марию-Терезу, купающуюся в солнечном свете.

В тот момент душа парня была целой. Он изменился. Действительно был живым.

– Это важно, потому что я начинаю думать, – пробормотал Джим, – что любовь может быть всем.

– Я верила в это, – хриплым голосом сказала Мария-Тереза. – Но потом вышла за того, за кого вышла, и всю эту иллюзию ветром вынесло в окно.

– Может, это была не любовь.

Благодаря ее смешку он понял, что находится на верном пути:

– Что ж, может быть.

Они свернули на парковку ресторанчика и подъехали к его Харлею.

– Еще раз спасибо за то, что подвезла, – сказал он.

– Была рада помочь.

Он вышел из машины, закрыл дверь и посмотрел, как она развернулась. Когда Мария-Тереза отъезжала, он запомнил номер автомобиля.

Убедившись, что она уехала, он надел свой шлем, завел байк и выехал с парковки. Учитывая список его преступлений, незарегистрированный Харлей можно было даже не относить к таковым.

Кроме того, сильный ветер, бьющий в грудь и по рукам, снимал стресс и прочищал мозг – но ему стало дурно от того, что обнаружилось. Его следующий шаг был очевиднее некуда, и, хоть он был этому совсем не рад, но порой от дерьма никуда не деться: на нем висели женщина, которой нужно сохранить жизнь, видение Вина о выстреле, и два противных студента, которые теперь мертвы, спасибо пулям. Ситуация требовала информации, и он знал лишь один способ ее получить.

Он не любил торговать собой, но порой приходиться делать то, что нужно… и Джим был готов поспорить, что об этой мантре Мария-Тереза тоже знала не понаслышке.

Как только он свернул на подъездную дорожку к своей хате, из-под грузовика выполз Пес и радостно заковылял к мотоциклу, провожая его до гаража. Сняв шлем, Джим наклонился для подобающего приветствия, и Пес быстро замахал хвостом, чудо, что парнишка вообще удержался на лапах.

Так странно, что дома его кто-то ждет.

Джим подхватил Пса, перекинул его через руку и поднялся по лестнице. Зайдя внутрь, он гладил его, пока не нашел свой мобильник на незаправленной постели.

Сидя на матрасе, чувствуя, как маленькое теплое тельце Пса свернулось около его бедра, Джим долго и упорно размышлял, прежде чем набрать номер. Казалось, будто он ступил в прошлое, и от воспоминаний о нем ему стало плохо, что было довольно-таки интересно.

Боже, он пытался начать здесь все заново?

Осмотревшись, Джим увидел все глазами Вина: две кучки одежды, двуспальная кровать, удобной разве что двенадцатилетнему, мебель, на которой повсюду стояли штампы «Доброй Воли», и на потолке всего одна лампа с трещиной на плафоне.

Не совсем подходит для «начать все заново», но, опять же, по сравнению с тем, где он был и что делал, считается и сон на лавочке в парке.

Джим прожигал взглядом телефон, ему был ясен исход разговора, если на другом конце провода старый знакомый голос.

Но, тем не менее, Джим набрал одиннадцатую цифру и нажал кнопку вызова.