Конгрессмен Паркер позвонил ему в номер, и он чуть не вырвал телефон из стены, торопясь ответить на звонок, думая, что это, возможно, изменившая свое мнение Кили.

— Да! — рявкнул он.

— Сдаюсь, — засмеялся конгрессмен Паркер.

Смущение и разочарование боролись в душе Дакса, и разочарование взяло верх.

— Прошу прощения. Чем могу быть полезен, конгрессмен?

— Рад, что вы предлагаете свои услуги, потому что я действительно собирался попросить об одолжении. Мне необходимо присутствовать на этих интервью, которые состоятся сегодня, чтобы быть под рукой на случай, если встанет вопрос законности или какой-то деятельности Конгресса. Я также должен отправиться в госпиталь и посетить находящихся там солдат в качестве представителя администрации. Сомневаюсь, что президент стал бы возражать, если бы я попросил одного из его любимых конгрессменов пойти туда вместо меня. А вы не возражаете?

Дакс провел рукой по волосам. Да, он не возражает. У него совершенно не было желания провести еще один день в переполненной комнате, забитой фотожурналистами и репортерами. Если он останется здесь, то будет думать только о Кили, и это никуда его не приведет.

— Конечно. Дайте мне только время привести себя в порядок. С какой информацией мне нужно ознакомиться перед тем, как идти туда?

— Мы потеряли одного из этих ребят, Дакс. Сегодня ночью. Его не удалось спасти.

— Черт!

— Да. Я пришлю к вам в номер папки с информацией о каждом из них. Когда будете готовы ехать, попросите портье прислать машину. Не торопитесь. Нет необходимости спешить. Разве что самолет вылетает сегодня вечером.

— Какой самолет?

— Некоторые попросили, чтобы их отправили поскорее домой, и президент согласился. Так что желающие смогут вернуться домой сегодня вечером, к ним могут присоединиться и члены нашей делегации.

— Когда вылетает самолет?

— В девять часов. Я набросаю дополнительную информацию в одной из папок.

— Спасибо.

— Спасибо вам, Дакс. Передайте от меня привет этим солдатам.

Так что он отправился в госпиталь в качестве заместителя эмиссара. Боже, что, если бы он не поехал? Что если бы капрал по имени Джин Кокс спал? Что, если бы он оказался тем несчастным, который умер накануне ночью?

Он содрогнулся, когда пот покатился у негр по спине. Полы плаща хлопали по ногам, и он крепче сжал сумку. Ноги его глухо ступали по покрытому ковром полу главного вестибюля аэропорта. Он увидел ворота. Рядом по-прежнему толпился народ. Замечательно, самолет еще не взлетел. Слава богу, правительство в своем репертуаре и, как всегда, ничего не может сделать вовремя.

Дакс не обращал внимания на устремленные на него любопытные взгляды, проигнорировал он и знак конгрессмена Паркера, приглашающего присоединиться к нему. Беспокойным взглядом окидывал он зал ожидания до тех пор, пока не обнаружил женщину, сидящую в одиночестве в дальнем конце зала. Она вглядывалась в черную ночь, адскую тьму которой нарушали только голубые огоньки взлетной полосы. Он видел ее отражение в стекле, видел несчастное выражение ее лица.

Он уронил сумку там, где стоял, и принялся к ней проталкиваться. Она тоже увидела его отражение в стекле, когда он возник за ее спиной. Его сердце раскололось на две части при виде тотчас же появившегося на ее лице явного выражения страдания.

— Мне необходимо поговорить с тобой, — настойчиво сказал он.

— Нет, — не поворачиваясь к нему, возразила она. — Уже все сказано.

Он склонился над ее стулом и тихо сказал:

— Если ты хочешь, чтобы целый мир услышал всё и стал свидетелем нашего разговора, тогда пусть. Но мне кажется, что ты предпочла бы услышать то, что я намерен тебе сказать, без свидетелей. Так как нам быть?

Тогда она повернулась и посмотрела на него. Он спокойно встретил ее мятежный взгляд и увидел, как ее воинственность поколебалась, затем исчезла.

— Очень хорошо, — сказала она и встала, ожидая, куда же он ее поведет.

Он кивком показал, чтобы Кили следовала за ним, она покорно пошла. Большинство из ожидающих рейса пассажиров слишком устали или были слишком равнодушны, чтобы обратить внимание на их уход. Когда они вошли в широкий центральный проход аэропорта, Дакс принялся озираться, пока не увидел безлюдный закуток, где стояли платные телефоны. Он взял ее под локоть и повел туда.

Как только они вошли в этот закуток, предоставивший им чуточку уединения, она повернулась к нему:

— Чего ты хочешь?

Он мог простить ей это холодное высокомерие, с которым она смотрела на него. Он мог простить ей это, потому что знал, что через несколько секунд ее чувства коренным образом переменятся. Лучше отбросить в сторону худшее и двигаться дальше.

— Кили, — мягко начал он. — Марк умер. Он погиб в тот самый день, когда его вертолет упал, почти двенадцать лет назад.

Никаких проявлений сильного душевного волнения, которое она должна была испытывать, — ни слез, ни вздохов, ни истерики, ни радости, ни печали — ничего, лишь стоическая маска и непроницаемые зеленые глаза.

— Ты слышишь меня, Кили? — спросил он, наконец.

Она кивнула, затем заговорила:

— Д-да. — Она сглотнула и откашлялась. — Откуда ты… Откуда ты узнал?

Тогда он рассказал ей о том, как поехал в госпиталь вместо конгрессмена Паркера.

— Когда я покончил с официальными обязанностями, то разговорился с четырьмя солдатами. Мы просто беседовали как бывшие ветераны, и чисто из любопытства я стал расспрашивать их, при каких обстоятельствах они пропали без вести. Один из них, армейский капрал по имени Джин Кокс, упомянул дату крушения вертолета. Кили, это был тот же день, когда разбился вертолет Марка.

Я попросил Кокса рассказать, что произошло, и он рассказал, как вертолет сбили, он загорелся и упал. Им с пилотом удалось выбраться, прежде чем он взорвался. Они ползком добрались до джунглей, которые постоянно прочесывали вьетконговцы. Ноги пилота были перебиты, по-видимому, были и внутренние повреждения. Он умер примерно через час после катастрофы. Кокс забросал его толстым слоем листьев в надежде, что вьетконговцы не найдут тела и… В общем не найдут его.

На следующий день Кокса взяли в плен. — Дакс взял ее руки в свои ладони и крепко сжал их. — Кили, пилота звали Марк Уилльямз. Это был высокий блондин, который говорил с южным акцентом.

Он ожидал, что она тяжело прислонится к стене или, возможно, приникнет к нему в поисках поддержки, пытаясь усвоить то, что он ей только что рассказал. Он собирался крепко прижать ее к груди, но не как любовник, а как друг и держать ее так до тех пор, пока она не сможет заговорить и обсудить, что это значит для них обоих. Он ожидал увидеть слезы, оплакивающие растраченную впустую жизнь молодого человека, возможно, горечь по поводу войны, которой он был принесен в жертву.

Но он совершенно не ожидал той реакции, которую наблюдал сейчас.

Она выдернула руки из его ладоней, словно отшвыривая от себя нечто отвратительное. Единственный звук, который она произвела, был смех, резкий, презрительный, без тени веселья.

— Как ты мог, Дакс? — спросила она, и каждое ее слово дышало отвращением. — Чью совесть ты пытаешься успокоить — мою или свою?

Он смотрел на нее в немом изумлении.

— Что?

Она снова рассмеялась своим ужасным смехом.

— Я нисколько не сомневаюсь, что этот солдат, Кокс, рассказал тебе свою историю. Но не слишком ли много совпадений — имя пилота Уилльямз и то, что он говорил с южным акцентом. Неужели ты вообразил, будто я настолько доверчива, что поверю в это?

Его челюсть, отвисшая от изумления, теперь напряглась, когда он пытался сдержать свой гнев. И из уважения к ситуации ему удалось сделать это.

— Я говорю тебе правду, черт побери, — сквозь зубы произнес он. — Зачем мне врать по поводу столь важных вещей?

— Потому что я сказала тебе сегодня утром, что не смогу принадлежать тебе, что мы не сможем быть вместе до тех пор, пока мне неизвестна судьба Марка. Думаю, ты воспользовался удобным случаем и вставил его имя в историю, которую тебе рассказал этот солдат. Очень удобно для всех, не так ли? — Она сердито встряхнула головой, откидывая назад волосы. — Вы, конгрессмен Деверекс, имеете репутацию человека, который добивается желаемого любыми средствами — честными или нечестными. Думаю, сейчас вы подтвердили эту свою репутацию.