Катрина услышала, как Ахиллес тяжело сглотнул.

 – Обнаженной? – спросил он.

Кэт улыбнулась.

 – Вообще-то я хотела попросить у тебя одеяло, чтобы завернуться в него, пока не обсохну.

 – Ох... Да, конечно.

Он выглядел смущенным, и Катрина сочла это серьезным продвижением вперед после того, как повидала уже и его каменное лицо, лишенное чувств, и красные, откровенно безумные глаза...

Но поскольку Ахиллес не двинулся с места, она спросила:

 – Ты не мог бы принести мне одеяло?

Ей не приходилось видеть его неловким. Даже отдыхая, он был полон хищной грации воина, но сейчас, когда он подскочил и свернул одеяло, он воистину выглядел как слон в посудной лавке, и Катрине пришлось крепко прикусить губы, чтобы не расхохотаться до слез.

Она выпрямилась и вышла из воды. Взгляд Ахиллеса не отрывался от ее глаз, он развернул одеяло, и она шагнула, мокрая и обнаженная, прямо в его объятия. Она ощутила дрожь, пробежавшую по его телу, когда его руки сомкнулись вокруг нее. Катрина отступила назад, улыбаясь ему с таким видом, как будто он каждый день видел ее голышом. На лице Ахиллеса отразилась внутренняя борьба. Нет, никаких признаков приближения берсеркера не наблюдалось, но Ахиллес уже не был расслаблен, и Катрина сразу поняла, что напряжение стремительно нарастает и что она в самом буквальном смысле играет с огнем.

 – Расскажи мне какую-нибудь историю, – попросила она.

Лицо Ахиллеса превратилось в сплошной вопрос

– Историю?..

 – Ну да.

Свободной рукой, той, что не придерживала одеяло, обернутое вокруг тела, Катрина сжала пальцы Ахиллеса и потянула его к святилищу, где их ждала полная еды корзина.

 – Расскажи мне что-нибудь о своем детстве, пока мы будем есть. Что-нибудь о Фтии. Что-нибудь не слишком лестное для себя.

Ахиллес удивленно хмыкнул.

 – А что, если я был безупречным ребенком и не делал ничего такого, что не звучало бы лестно?

 – Тогда я съем корзину вместо того обеда, который ты заставил Этнию уложить в нее, запугав бедняжку.

Катрина села рядом с корзиной, расправила вокруг себя одеяло и выжала мокрые волосы.

 – Ух ты! Сыр, мясо, оливки, вино! Все, что мне больше всего нравится, – жирное, соленое! И выпивка!

Ахиллес устроился рядом с ней, опять прислонившись спиной к колонне и пытаясь расслабиться и не смотреть на обнаженные плечи Катрины. Она протянула ему ломоть хлеба с сыром.

 – Хорошо, что это тело такое молодое. Меньше опасности, что сыр весь целиком отложится на моей заднице... ну, по крайней мере, этого не произойдет сразу.

 – А в своем времени ты не была такой молодой?

Катрина оторвалась от созерцания содержимого корзины и посмотрела на Ахиллеса. Он, похоже, не был ни потрясен, ни огорчен тем, что она на самом деле немолода, он просто удивился. Кэт улыбнулась.

 – В своем настоящем времени я была почти на десять лет старше тебя.

Вот тут он был действительно поражен.

 – И ты бросила мужа и детей, чтобы явиться сюда?

 – Ох, боже, нет! Я никогда не была замужем, и у меня не было детишек.

 – Ты дала клятву хранить целомудрие во славу какой-то богини?

 – Знаешь, Геру и Афину это тоже привело в недоумение. Но в мире современных мне смертных женщины не выходят замуж слишком молодыми. Ну ладно, хорошо... только образованные женщины, живущие своим умом. На самом деле некоторые вообще никогда не выходят замуж. И не имеют детей. В этом нет необходимости.

 – Но тогда как вы обходитесь со своей жизнью?

Катрина улыбнулась – неторопливо, со вкусом.

 – А как нам хочется!

 – Да вы просто как мужчины! – заявил Ахиллес, как будто наконец-то понял, в чем тут суть.

 – Ну, думаю, с твоей точки зрения это действительно так. И кстати, на тот случай, если тебе интересно... Я совсем не намерена что-то менять для себя, несмотря на то, что сменила один мир на другой.

Ахиллес задумчиво посмотрел на нее.

 – Значит ли это, что ты не хочешь ни выходить замуж, ни рожать детей?

Катрина постаралась не обращать внимания на легкое волнение, вызванное его вопросом.

 – Не обязательно. Это значит, что даже если я выйду замуж и заведу детишек, то это будет только потому, что мне самой так захочется, а не потому, что от меня этого ожидают другие.

 – А... согласен, – кивнул Ахиллес.

 – Вот и хорошо. А теперь мне хочется услышать какой-нибудь рассказ о твоем детстве.

 – И не льстивый рассказ.

 – Именно так. И только так.

 – Ладно.

Ахиллес поудобнее устроился у колонны, скрестив ноги. Начав говорить, он время от времени делал глоток вина из меха, а Катрина усердно трудилась над едой, опустошая корзину.

 – Когда я был мальчишкой, я не верил, что могу утонуть.

 – Ну, в этом есть смысл. Твоя матушка ведь морская богиня.

 – В этом было бы куда больше смысла, если бы я заодно был еще и бессмертным. Но я им не был, хотя и поступал иной раз так, словно смерть мне не грозила. Я доводил до безумия своих нянек. А когда нянек сменили учителя, я стал доводить до бешенства их. Я совершал отчаянные глупости – заплывал слишком далеко в море, попадал в скрытые течения и чудом спасался... в общем, постоянно творил нечто подобное. Дело зашло так далеко, что мой отец уже собирался запретить мне вообще подходить к морю.

 – Но твоей матушке это не понравилось?

Ахиллес рассмеялся.

 – Да, не понравилось. Но ей не нравилось и то, что ее единственный сын может погибнуть в детстве из-за собственной глупости. Поэтому они посовещались и решили преподать мне урок.

 – Ну, звучит не слишком приятно, – решила Катрина, жестом попросив его передать винный мех.

 – Это и было не слишком приятно. Мне тогда исполнилось... ну, около двенадцати лет было, а Патроклу еще и семи не стукнуло. Он таскался за мной как тень, и это бесконечно раздражало, но в тот день он сказал, что нашел в бухте брошенную лодку и может показать ее мне.

 – А поскольку ты считал себя неким морским богом, то решил, что лодка тебе подойдет, – вставила Катрина.

 – Ты рассуждаешь точно так же, как мои родители. Да конечно, я тут же потребовал, чтобы Патрокл отвел меня к лодке. Пока мы шли к бухте, погода резко испортилась, во Фтии это случается часто. Налетел шквальный ветер. Я видел, что рыбаки поспешно возвращаются на берег. Но я только фыркнул, глядя на них. Трусы! И мы с Патроклом подняли парус.

 – А твои родители включили в свой план и Патрокла?

 – Нет, они просто использовали его как пешку. Мой двоюродный брат пошел со мной к морю потому, что он пошел бы за мной следом куда угодно.

Катрина видела, как смягчилось лицо Ахиллеса, стоило ему заговорить о Патрокле.

 – Ты ведь очень его любишь, правда?

 – Он для меня и брат, и сын, – просто ответил Ахиллес, – В общем, мы отправились навстречу шторму. Мы были уже довольно далеко от берега, когда нашу лодку ударила волна и меня смыло за борт. Патрокл кричал и пытался бросить мне линь, но шторм был необычайно яростным, а волны – высокими.

 – Необычайно? Ты хочешь сказать, в дело вмешалась морская богиня?

 – Именно это я и хочу сказать. Я был глуп и беспечен, но я не был полным дураком и вскоре понял, что тону. Помню, как стал звать матушку, но рев волн заглушал мои крики. Я не знаю точно, сколько морской воды успел проглотить до того, как ко мне подплыли дельфины, – но ее хватило, чтобы я впал в полную панику.

 – Погоди, ты сказал – дельфины?

Ахиллес хихикнул и кивнул.

 – Ну да, дельфины. Они принялись кружить, поддерживая меня на поверхности воды, как будто я был мячиком, с которым они решили поиграть. А потом вытолкали меня на берег.

 – Так они спасли тебя?

 – Конечно же, спасли. Дотолкали меня до главного порта Фтии, где было полным-полно народу: рыбаки и их жены, и мои родители, а заодно и немалая часть придворных, которые просто случайно решили прогуляться к причалу. И все они явились туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как стая дельфинов выбрасывает меня из воды – наполовину захлебнувшегося, совершенно голого.