– Потому что я сначала должна побывать в доме лорда Мэннеринга?

– Отчасти поэтому: Но главное – я не хочу, чтобы Сардо вертелся возле тебя без моего присмотра.

– Я думала, что ты собираешься в Лондон прямо сейчас, – удивилась Ноэль.

– Я должен сделать одну остановку на пути в Лондон. Это займет всего два дня.

Последовала пауза, и она была столь выразительной, что Эшфорду казалось, будто он читает ее мысли и слышит вопросы, возникшие в ее хорошенькой головке,

– Я смогу удерживать Андре на расстоянии, пока тебя не будет, – сказала она просто, но твердо. – Я притворюсь, что устала до изнеможения, если это понадобится. Папа будет в восторге, если я попрошу его быть моим телохранителем. Главная же моя цель – встретиться с горничной леди Мэннеринг. Если нужно, я готова встречаться с ней столько, сколько нужно, пока она не скажет мне всю правду. Я надеюсь, что к этому времени ты закончишь свои дела.

Эшфорд потянулся к ней и нежно провел рукой по ее щеке.

– Я полагаю, что так оно и будет. – Его мучили противоречивые чувства – любовь к ней и беспокойство за нее. Он опасался, что его отсутствие может толкнуть пылкую Ноэль на опрометчивый поступок. Она может слишком досадить Бариччи, а это очень опасно.

«Ноэль еще полностью не созрела, но скоро она убедится, что встретила свою судьбу». Самодовольная ухмылка блуждала на лице Андре, когда он, подойдя к мольберту, стал поправлять наброски, сделанные на предыдущих сеансах. Прижав палец к губам, он принялся расхаживать по комнате, задумчиво поглядывая на свою работу.

«Изумительно! Изысканно!» Ему нравилось то, что он уже сделал…

Андре чиркнул спичкой, зажег свечу, стоявшую на полу у его походной кровати. Его окружило неяркое золотистое сияние.

Наброски при таком освещении выглядели превосходно. Он лежал на боку, наклонив свои рисунки под определенным углом, дающим эффект присутствия.

Вот Ноэль на морском берегу, а вокруг – изрезанные трещинами уступы и скалы, а вода прибоя разбивалась брызгами у ее ног. Какой уязвимой и одинокой она казалась!

Он отложил набросок в сторону и обратился к другому – Ноэль, входящая в волны, руки простерты к горизонту, будто она стремится обнять его. Влажное платье липнет к телу. Ее черные как смоль волосы усыпаны алмазными капельками'воды. Женщина из сказки – хрупкая и незащищенная.

Ему захотелось успокоить ее, сказать, что она в безопасности, что он позаботится о ней и будет заботиться всегда. Последние три наброска носили интимный характер, и он улыбался, лаская их взглядом. Он сделал их недавно и наслаждался каждой минутой, пока работал над ними. создавая в своем воображении эти позы, блеск глаз, матовость кожи. Потом он часами смотрел на них, прежде чем уложить в папку, и держал рисунки в ней, открыв ее только в своей студии, оставшись наедине с ней.

Один. Один с Ноэль. Он разложил три последних наброска на полу, пытаясь решить, который ему нравится больше, На первом Ноэль была изображена сидящей на стуле, задрапированной в какую-то ткань, на втором – распростертой на полу, на ковре, на третьем нежилась в постели. В его постели! На всех трех набросках она была представлена обнаженной – ее сверкающая белизной кожа и совершенной формы грудь сводили его с ума. А синева бездонных глаз уводила куда-то в волшебный мир счастья. Он с трудом преодолевал искушение приготовить палитру и начать писать ее портрет тотчас же. Но он подавил желание творить, подобно эротическому желанию. Он сегодня потратил столько сил, создавая ее образ, а потом любуясь ею, что ему казалось, будто акт любви уже совершен.

Ночь сгустилась над Саутгемптоном. Коляска проехала по широкой круговой подъездной аллее и остановилась.

Дафни подняла голову от страниц романа, который она читала, и выглянула из окна зеленой гостиной. Затем повернулась к мужу, который сидел в кресле, записывал новые статьи приходов и расходов в толстую тетрадь в кожаном переплете.

– Наконец-то! – воскликнула она, вставая с кушетки. Пирс поднял голову, еще не понимая смысла ее реплики.

– Наконец наш сын здесь. А я все гадала, когда же он приедет в Маркхем. Дорогой, он приехал повидаться с тобой. – Она подошла к Пирсу и присела на подлокотник его кресла. Пирс медленно закрыл свою тетрадь, отложил в сторону.

– Ты думаешь, он приехал из-за Ноэль?

– Конечно! – вздохнула Дафни, беря Пирса за руку – их пальцы переплелись в нежном пожатии. – Я помню, как мучительно ты принимал это решение. Все события должны проделать полный круг, полный цикл! Почему и хорошее, и плохое должно повторяться? Почему родители не могут избавить детей от боли, которую уже пережили сами?

– Потому что, только претерпев эту боль, дети могут в полной мере испытать радость, – ответил Пирс, поднося к губам их сплетенные руки и целуя кончики пальцев Дафни. – Не волнуйся, Снежинка. То, что Эшфорд здесь, означает одно, он знает, чего хочет.

– Помоги ему обрести это, – нежно обратилась к нему Дафни. – Помоги ему получить то, что есть у нас с тобой.

– Считай, что я это сделал. – Глаза Пирса потемнели от нахлынувших чувств.

Наклонившись вперед, Дафни нежно прикоснулась губами к губам мужа.

– Мне не важно, сколько лет прошло, – прошептала она. – Ты так же умеешь выполнять мои просьбы и удовлетворять желания.

Она уже была на полдороги к двери, когда вошел Эшфорд.

– Привет, мама, – сказал он с усталой улыбкой.

– Ты выглядишь измученным. Ты ел? – Дафни поцеловала сына в щеку.

– Теперь, когда ты спросила, понял, что нет, – Он провел рукой по волосам матери. – Не ел, по крайней мере с.полудня.

– Сейчас распоряжусь, чтобы принесли поднос с едой. Садись, отдохни и поговори с отцом. – Она продолжила свой путь к двери.

– Мама…

Дафни остановилась в дверях. – Ты не хочешь спросить меня, почему я здесь?

Она ответила ему проникновенной улыбкой:

– Нет. – И закрыла за собой дверь. Эшфорд не менее минуты созерцал закрытую дверь, потом повернулся к отцу:

– Я так понимаю, что вы меня ожидали?

– Твоя мать уже давно ждет тебя. – Пирс улыбнулся и жестом пригласил сына сесть. – Она удивительная женщина.

Эшфорд присел на край дивана, охватив колени руками и глядя в глаза отцу.

– Не желаешь ли сначала обсудить, что нам удалось расследовать? – спросил Пирс, закидывая ногу за ногу. – Или мы отложим обсуждение этого вопроса на потом, а сначала обсудим главную причину твоего появления у нас?

– Лучше так и сделаем.

Глубоко вздохнув, Эшфорд пустился в обсуждение своих затруднений, не теряя времени на частности и не отвлекаясь.

– Я был решителен с рождения, отличался ясностью ума и не сворачивал с пути, с тех пор, как научился ползать. Так почему, черт возьми, я должен спасовать теперь?

– Потому что теперь ты влюблен, – ответил Пирс, столь же честный и прямолинейный, как его сын. Эшфорд кивнул и вздохнул с облегчением:

– Это я знаю и сам. Но все прочее вдруг изменилось и пришло в хаотическое состояние.

– Повторяю: все дело в том, что ты влюблен. – Пирс встал, налил два бокала бренди, один из которых протянул Эшфорду. Занятый вроде бы только напитком, задумчиво помешивая его в бокале, он говорил: – Мое дело, разумеется, занимает большое место в моей жизни, Эшфорд. Но ты, твои братья и сестры и, конечно, в первую очередь твоя дорогая мать, моя бесценная жена, – это вся моя жизнь. Я все еще живо помню момент, когда я осознал это, и чувства эти органично вошли в мою кровь и плоть навсегда.

Пирс поднял голову и проникновенно посмотрел на сына.

– Это случилось тогда, когда твоя мать приложила мою ладонь к своему животу и сказала, что я стану отцом. Незабываемый момент… Это случилось следом за самой ужасной ночью в моей жизни: ночью твоя мать привезла меня домой после ограбления с пулей, засевшей в плече. Потом она забрала у меня оловянную кружку с деньгами и отвезла по назначению. Ради моего дела она рисковала не только репутацией, но и свободой. Подобно пуле, сразившей меня, вдруг пронзила мысль: еще немного, и я мог бы потерять все – жену, свое будущее и жизнь, которая только зарождалась и о которой должен я был заботиться не меньше, чем о своем деле.