— Это карта.

— Какой сюрприз.

— Как только двадцать тысяч будут доставлены на место, обозначенное крестиком, — сообщила по телефону Кимберли, — Эн-Эс свяжется с прессой и скажет, где находятся Рэйни и Дуги.

— С прессой? Или с Адамом Даничичем? — уточнил Куинси.

— Там сказано «с прессой». Может быть, имеется в виду Даничич. Эн-Эс по-прежнему настаивает на том, что он не чудовище. Постскриптум, — Кимберли начала читать вслух. — После часу дня он уже не несет ответственности за то, что случится с женщиной или ребенком. «Их судьба в ваших руках». Конец цитаты.

— Сукин сын, — выругался Кинкейд. — Кто-нибудь, скажите, который час, черт возьми?

— Одиннадцать сорок две, — ответила Кимберли. Куинси, стоявший рядом с Кинкейдом в командном центре, произнес это одновременно с ней.

— Можешь прочитать карту? — спросил он.

— Шелли уже ее видела. Она думает, это маяк на побережье. Несколько месяцев назад он был закрыт на ремонт, но, кажется, работы еще не начались. Сейчас она как раз звонит, чтобы это выяснить.

— Сколько времени уйдет на то, чтобы до него добраться?

— Тридцать пять — сорок минут.

— Вы обыскали остальные телефоны? Уверены, что больше никаких писем нет?

— Мак уже съездил на сыроваренный завод, но ничего не нашел. Патрульный Блэни вернулся в город. Скоро мы все узнаем.

— Одно письмо — и дело сделано, — пробормотал Куинси. — Три телефона-автомата, пятнадцать минут срока — все это лишь проволочки. Эн-Эс хочет немного повеселиться. Но мы согласились плясать под его дудку. Теперь в качестве вознаграждения…

— …еще одна идиотская карта, — закончил Кинкейд и повторил: — Сукин сын.

На улице было слишком шумно. Кимберли бросилась в «Уол-март» — по-прежнему пустынный: все покупатели и продавцы толпились снаружи. Она нашла Шелли в книжном отделе — шериф отчитывала кого-то по мобильному. В поисках уединения и тишины Кимберли отправилась в отдел женской гигиены.

— Если Шелли знает, что делать, пусть действует, — приказал Кинкейд. — Можешь присоединиться к ней, несколько человек прикроют вас с тыла. «Навигатор» при тебе?

— Да.

— Тогда мы сможем за вами следить. Тридцать пять минут езды плюс минут десять на то, чтобы найти место… Лучше вам не мешкать.

— Мы не можем ехать.

— Не можете?

Кимберли тяжело вздохнула.

— Что, вы еще не поняли? Детектив Гроув пропала — у нас больше нет двадцати тысяч долларов.

— Дьявол!

Куинси промолчал.

Среда, 11.45

Во второй раз за день лейтенант Мосли испытал изумление. В его время, когда патрульный забирал подозреваемого, парня отвозили прямиком в ближайший участок и отправляли в комнату для допросов. Предлагали чего-нибудь выпить, потом дверь запирали. Человеку предоставляли возможность посидеть в маленьком зарешеченном помещении на жестком металлическом табурете, с переполненным мочевым пузырем и хорошенько подумать. Не то чтобы все мгновенно раскалывались. Но большинство размякало.

Начать с того, что Адама Даничича не заперли в комнате для допросов. Он сидел не на жестком металлическом табурете. И, насколько мог судить Мосли, вовсе не страдал от отсутствия земных благ.

Если быть точным, сотрудник «Дейли сан» расположился за столом сержанта, откинувшись на спинку кожаного кресла и болтая по служебному телефону.

Мосли вошел, окинул взглядом то, что творилось в кабинете, и направился на поиски патрульного, который привез Даничича.

Тот моментально понял, чего от него хотят.

— Все вовсе не так, как кажется! — выпалил он, когда Мосли возник перед ним.

— А как кажется?

— Я имею в виду — у меня не было выбора!

— Лишь потому, что у вас с собой не оказалось наручников и пистолета?

— Он предупредил, что поедет с нами только в том случае, если ему позволят позвонить. А когда мы приехали сюда, сказал, что, если мы не разрешим ему позвонить с нашего телефона, он позвонит с мобильника — а ведь мы же не хотим, чтобы его мобильник был занят?

— Да, потому что похититель в этом случае не сможет ему дозвониться.

— Точно, сэр.

— Скажите, вы и вправду думаете, что репортер упустит шанс лично поговорить с преступником, похитившим двоих человек?

У патрульного забегали глаза. Мосли истолковал это как «нет».

— Вы и вправду думаете, что он поставит под угрозу возможность выступить в вечернем выпуске новостей или поместить статью на первой полосе?

— Мне сказали, что нам нужна его помощь. И пока мне не в чем его обвинить.

— Так найдите что-нибудь, офицер! Сопротивление властям. Просроченные водительские права. Неработающий габарит. Вы же были у него дома, стояли рядом с его машиной, Господи Боже мой! Всегда можно найти одно небольшое нарушение. Даже папа римский наверняка совершал в своей жизни что-нибудь противозаконное!

Патрульный промолчал — и этого Мосли уже было достаточно.

Лейтенант вернулся в кабинет, где Даничич по-прежнему болтал по телефону. Мосли нажал на кнопку, и связь прервалась.

— Эй, я разговаривал со своим юрисконсультом!

— Полагаете, вам нужен адвокат? — равнодушно поинтересовался Мосли.

— Это по поводу предстоящих выступлений, можете не сомневаться. Мне позвонил сам Ларри Кинг, не говоря уж о ведущем ток-шоу «Сегодня». Не исключено и то, что мне предложат договор на книгу. Так что если я расскажу все прямо сейчас, кто же станет покупать книги? Мне нужна стратегия.

— Сядьте, — огрызнулся Мосли. — И уберите ноги со стола. Ведите себя прилично.

Даничич приподнял бровь, но сделал, как ему было велено. Снял ноги со стола, выпрямился, отряхнул серый пиджак, который при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж элегантным и дорогим, каким выглядел на экране. Ворот сорочки был слишком широк, а розовый галстук — чересчур ярок.

Перед камерой этот человек казался другим. А теперь выглядел именно тем, кем и был на самом деле — провинциальным репортером, который отчаянно старается пробиться наверх.

— Вы когда-нибудь встречали Рэйни Коннер лично? — спросил Мосли.

— Нет.

— А Дуги Джонса?

— Я что, подозреваемый? Если вы считаете меня подозреваемым, тогда я и в самом деле должен позвонить адвокату.

— Я пытаюсь считать вас приличным человеком. И поверьте, с каждой минутой мне это все труднее.

Даничич нахмурился и отвел взгляд.

— Где-то там — живые люди, — продолжал Мосли. — Женщина и ребенок, которые борются за жизнь. Вы когда-нибудь были на месте преступления, Даничич? Я имею в виду — не по ту сторону желтой ленты, а вблизи, там, где нет никаких голливудских спецэффектов. Вы присутствовали при вскрытии? Когда-нибудь читали отчет патологоанатома? Вы знаете, что́ пуля или нож могут сделать с человеческим телом? Вставайте, — кратко приказал лейтенант. — Я вам кое-что покажу.

Мосли рывком поставил Даничича на ноги. Репортер был слишком испуган, чтобы сопротивляться. Мосли провел его в заднюю часть здания и оставил в комнате для допросов, которая некогда служила сортиром и по-прежнему сортир и напоминала.

Вернувшись в кабинет, Мосли вытащил ящик каталога и отобрал лишь те дела, которые значились закрытыми. Минувшие два года научили его тому, что при общении с прессой излишняя осторожность не помешает.

Он влетел в комнату для допросов и принялся бросать фотографии на стол.

— Подросток, повешен. Женщина, изрезана на части. Мужчина, попал под товарный поезд. Неопознанное тело, выловлено со дна реки. Ребенок, которому пробило череп углом аптечки, когда две машины столкнулись на скорости больше шестидесяти миль в час. Полуторагодовалый мальчик, утоплен. Все еще подумываете о договоре на книгу, мистер Даничич? Вот вам уйма сюжетов.

Даничич брал в руки каждый снимок. Внимательно рассматривал. Потом осторожно положил назад, взглянул на Мосли и пожал плечами:

— В мире много зла. Я не идиот, лейтенант. И я не слишком-то сильно отличаюсь от вас. Ваша работа — обеспечивать правосудие. Моя работа — рассказывать об этих людях. Сегодня нам есть о чем рассказать. И вы мне не помешаете.