— Я хотел сделать тебе приятное, предоставить возможность повидаться с Софьей и их маленькой с Владимиром дочкой.

— Врунишка, но Бог с тобой. Ты решительно не хочешь посвящать меня в тайну. Я умолкаю и больше не настаиваю. Пойдём, пройдёмся по разнотравью. Так чудесно. — Показала она на тропинку, убегающую по лугу вдаль.

— Ну, пойдём, — улыбнулся он, жалея, что лес далече.

Ехали, ехали… До маленького городка добрались в сумерки. Она дремала. Он с удовольствием наблюдал за её лицом в лунном свете, проникавшем в экипаж. Встретила их тишина и покой постоялого двора. Барона это только обрадовало. Слуги суетились вокруг карет, вытаскивая багаж. Заказав ужин, поднялись наверх в номер. Помещение, окна которого выходили в соседский двор и три ещё молодые берёзки, было средним: не большим и не маленьким, меблированной крепкой дубовой мебелью. Большая кровать. Стол. Четыре стула с высокими спинками. Канделябр с пятью свечами. Трюмо. Два кресла. Печь. И большой ковёр посередине. На тумбочке таз и кувшин с водой. Митрич, со слугами распорядившись хозяйскими вещами, занялись лошадьми. Таня, попросив горячей воды и шайку, пожелала покупаться. Не успели оглянуться, как им это всё доставили. Она радовалась купанию, а он, глядя на её это восторженное повизгивание, немедленно согласился с тем, что это действительно приятно. Вниз, к ужину, спустились освежившимися, бодрыми. Устроив её за стол, он, извинившись, вышел на минутку во двор к Митричу. Нужно было переговорить о предстоящем отрезке дороги. Разговаривая, они видели, как прикатили молодые гусары. Компания была навеселе. Юнцы безобразно шумели и нарывались на скандал с хозяевами. Барон, посмеиваясь, наблюдал за выпрыгивающей из штанов от перевозбуждения юностью. Давая Митричу последние инструкции на ночь, он не спускал с молодёжи глаз. Завидев новых постояльцев, заволновался и Митрич. Лицо его выражало мрачное предчувствие. Он лихо сплюнув, пробурчал:

— Каким лихом их сюда занесло. Тьфу!..

Серж улыбнулся вслед беспечной молодости, но, забеспокоившись о Тане, заторопился. «Хорошо перебрали молодцы. Мало ли что эти повесы утворят попав вовнутрь. Не считая пожилой дамы отмахивающейся веером, княжна единственная молодая женщина в этом захолустье». Беспокойство было не напрасным. Вся эта стая, развесёлых гуляк, толпилась около неё. Попросив, пока вежливо, Серж, отстранив гуляк, занял место напротив жены.

— Позвольте. В чём дело господа? Дама под моим покровительством.

— Просим прощения, — извиняясь, компания дала задний ход, устроившись невдалеке за спиной Сержа.

Таня, ловя на себе горячие взгляды юнцов, чувствовала себя совершенно неловко. Серж не догадался пересадить её на своё место, и теперь ей приходилось краснеть. Хотя кто знает, как бы оно случилось. Им вполне могла прийти идея касаться её руками, и тогда бы муж наверняка давно сорвался. Кушать совсем расхотелось. Она бы давно отставила тарелку от себя да не смела подгонять Сергея. Поэтому, моля про себя поторопиться, ждала, когда покончит с едой он. Гусарское веселье набирало обороты. Серж терпел, пока один из молодцов, которому особо приглянулась Таня, не подлез к столу с ухаживанием. Барон поднялся, прося юнца занять своё место и вести себя подобающе, но тот распетушился. Огромный кулак Сергея, описав дугу, угодил прямиком в лоб гусара. Взмахнув руками наподобие горластого петуха, он отлетел к столу. Из носа, на который не замедлил свалиться с соседнего, задетого в падении стола самовар, хлынула кровь.

— Убью! — взвизгивает гусар, но не в силах вырваться из стиснувших его рук барона, принялся вымещать злобу на ни в чём не повинном стуле, пиная его и лягая.

Он понимал, что улаживать подобные дела здесь не место и, толкнув забияку на руки друзей, Серж, посчитав инцидент оконченным, подал руку жене, приглашая подняться. Компания, обидевшаяся за собрата, тут же повскакав со своих мест, заговорила разом, но напасть не решилась. Проследив за удаляющимся с женой бароном, опамятовавшись, суетливо бросилась уговаривать и утешать неудачника. Сергей спиной слышал несущиеся в след ему угрозы. Зал гудел пьяными молодыми голосами, млевшими от страха и собственного величия. «Чёрт бы их побрал, хотел отдохнуть, но видно не суждено, не уймутся же детки».

— А, если уехать? — словно уловив его мысли, с беспокойством и надеждой, спросила она.

— Не получится, цветочек, они пустятся вслед, да на пьяную голову… Им след проспаться.

— Они за ночь добавят новую порцию хмельного и будут ещё пьянея, чем сейчас, — видя картинку так, как она есть, проговорила она.

— Не зря говорят, утро вечера мудренея, подождём. Принесла их нелёгкая. Весь вечер испортили, — настаивал он.

Таня уступила, но схватив его руку, как ему показалось несколько судорожно, и подняв к его лицу умоляющий взгляд, попросила:

— Серж, надо позвать Митрича.

Он улыбнулся ей ободряюще и склонился к самому лицу, но был категоричен.

— Я справлюсь сам. Ему день на козлах сидеть и нас с тобой везти. Заснёт, свалится, беды не обёрёшься. С чего право у тебя такая паника. Жаль, что ты совсем ничего не ела. Нельзя так всё воспринимать серьёзно, мой ангел.

— Ах, оставь Серж, мне просто не хотелось…

Она, конечно же, сомневалась насчёт такого беспокойства Сержа о Митриче, считала отговоркой и оттого волновалась ещё больше.

Тем временем, проверив запор, он принялся медленно раздеваться. Лицо его было спокойно. Таня, обняв его и прижав пылающую щеку к спине, пробормотала:

— Следующую ночь спим в лесу. Это всё из-за меня и моих капризов.

Она кинулась в его объятия, едва сдерживаясь, чтобы от тревоги за него не разразиться слезами, горячо к нему прижимаясь. Её горячее дыхание отдавало тоже тревогой. Он разомкнул её тёплые руки, поцеловав каждый пальчик.

— Без паники, душа моя, это только перебравшие хмельного зелья мальчишки. Я лягу у твоих дверей доберманом.

Она ещё крепче обняла его:

— Нет, дверь заперта. Им не войти. Остальное лишнее. Я усну только рядом с тобой и непременно на твоём плече. — Она знала, что ему это не понравится и всё же заявила:- Ты выйдешь из комнаты лишь в крайнем случае.

Так и было, он пыхал огнём:

— Дорогая моя, что за тон? Ты не должна так реагировать!

— Мне без разницы, что ты сейчас думаешь про меня, — оправдывалась она. — Я напугана, и я чувствую себя виноватой. Поэтому я вольна поступать так, — произнесла она, отвернувшись от мужа и отойдя к двери, перекрыв её, так что ему не пройти.

— Таня?! — Бесшумно ступая, но, вызывающе расправив плечи, он приблизился к ней. — Ты же знаешь, что для меня это чепуха!

Пусть так. Она всё равно не выпустит его. Мало ли что…

— Будешь со мной до утра, — сказала она твёрдо. «Ах, что же он молчит?!» — не спускала с него глаз Таня, желая угадать, что её ждёт, покой или поиск новых путей его удержания возле себя.

— Хорошо, успокойся, я подчиняюсь, — почти застонал он. — Раздевайся и ложись.

Он улыбался в темноте, зарывшись в её волосы. Ему было сладко и покойно возле неё, этого маленького птенчика. «Надо же, аж, ножкой топнула, а в глаза глядит собачонкой. Кроме отца никто так не заботился обо мне». Она, обнимая, молча вздыхала рядом. Ей казалось, что она перегнув планку обидела его. Засыпая, Таня не только держала его за пальчики, но и заставила, как когда-то в имении положить руку под голову. Не выбраться, не разбудив её. Сомкнув веки, он дремал. Лоб пылал от натуги, а в висках слышно было, как стучала кровь. Но собачий организм позволил ему отдохнуть. За окном брехала негодная собачонка. Он, заслышав к полночи топтание и шёпот под дверьми, понял, что спьяну проверяли дверь, надеясь застать врасплох. Потом говор ослаб и шаги удалились. «Молодо, зелено. Танюшка, похоже, права. До утра без шума можно отдохнуть». Чуть свет поднялись на ноги. Дорога не близкая. Надо спешить. Ехать до развилки ещё сутки. Там одна карета отправится в Москву, а на второй с Митричем, спеша и погоняя день, покатят в имение Софьи. В гостинице было тихо и сонно. Городок тоже спал. Только изредка орал петух или от лени тявкала, потревоженная его криком и стуком колёс кареты, собака. Выехав за город, Митрич прибавил скорости, охаживая кнутом лоснящиеся крупы. Вдруг он обернулся: