Некоторое время оба оставались в отрешенной неподвижности. Кристофер уступил чувству удовлетворенного блаженства и лишь слегка поглаживал возлюбленную — уже не призывно и требовательно, а благоговейно. Она потянулась и, ловко изменив положение, оказалась сверху. Стройные бедра прижали ноги, рука легла на плечо. Беатрикс склонила голову и уткнулась лицом в грудь. Кристофер не шевелился: чувственные игры казались самой дорогой наградой.

Когда они наконец встали с постели, головы у обоих слегка кружились. Кристофер искупал жену, старательно вытер пушистым полотенцем и даже расчесал волосы. Потом сам залез в ванну, а она принесла ему халат и села рядом, чтобы время от времени наклоняться и украдкой целовать все, к чему позволяла прикоснуться вода. Они придумали свои неповторимые ласки. Маленькие тайны ничего не значили и в то же время создавали волшебный мир; влюбленные собирали их, как собирали слова и воспоминания, чтобы сохранить на всю жизнь.

Беатрикс выключила все лампы, кроме той, что стояла возле кровати на ночном столике.

 — Пора спать.

Кристофер направился к двери, но остановился на пороге и обернулся: жена скользнула в постель и легла, привычным жестом собрав волосы на одно плечо. Она посмотрела уже знакомым взглядом, терпеливым и в то же время ободряющим, взглядом Беатрикс.

Рядом с такой женщиной целой жизни казалось мало.

Кристофер глубоко вздохнул и принял нелегкое решение.

 — Выбираю левую сторону, — заявил он и задул последнюю лампу.

Лег рядом и крепко обнял свое сокровище. До самого утра они проспали вместе.

26 июня 1857 года

Гайд-парк, Лондон

Вместе с товарищами по Стрелковой бригаде Кристофер стоял на обширной площади в северной части Гайд-парка. Пространство шириной в полмили и длиной в три четверти мили вмещало девять тысяч солдат и офицеров, представителей разных родов войск. Здесь были моряки, драгуны, стрелки, гусары, лейб-гвардейцы, бойцы шотландского полка. Солнце сияло в позолоте мундиров и отражалось в многочисленных наградах. Утро выдалось жарким и безветренным. Сотню тысяч зрителей, собравшихся на первую в истории Англии церемонию вручения высшей военной награды Креста Виктории, ожидало серьезное испытание на выносливость.

Военные в парадных мундирах уже страдали — кто от зноя, кто от зависти.

 — У нас самая ужасная форма во всем королевстве, — проворчал один из стрелков и бросил ревнивый взгляд на блестящие мундиры стоявших неподалеку гусаров. — Ненавижу этот мрачный темно-зеленый цвет, да еще и с черной отделкой в придачу.

 — Хорош ты был бы, пробираясь впереди основного отряда в красном кителе с золотыми позументами, — язвительно отозвался один из товарищей. — Недолго продержался бы, русские в два счета отстрелили бы задницу.

 — Ну и черт с ней! Зато женщины любят красные мундиры.

 — Значит, женщины для тебя важнее собственной задницы?

 — А для тебя разве нет?

Ответом послужило красноречивое молчание.

Кристофер улыбнулся и посмотрел на огороженное пространство возле Гросвенор-сквер, где сидели семь тысяч счастливых обладателей пригласительных билетов. Здесь собрались все близкие: семейство Хатауэев в полном составе, почтенный лорд Аннандейл, Одри и несколько кузенов. После пышной до нелепости церемонии капитану Фелану вместе с многочисленной родней предстояло вернуться в отель «Ратледж», где ожидался частный обед с плавным переходом в веселое празднование, причем Гарри Ратледж намекал на какое-то особое развлечение. Зная буйную фантазию хозяина роскошной гостиницы, можно было предположить все, что угодно, от оперного трио до танцующих обезьян. Ясно было одно: Хатауэи приехали в Лондон в полном составе, так что скучать не придется.

На парадном обеде ждали еще одного гостя. Марк Беннет продал патент на офицерский чин и готовился взять в свои руки управление семейным корабельным бизнесом. На реабилитацию после ужасных военных травм — и физических, и моральных — ушло несколько месяцев, причем процесс до сих пор не завершился. Долгий отдых в Фелан-Хаусе пошел на пользу: Беннет постепенно возвращался к нормальной жизни, и расшатанная психика медленно, но верно восстанавливалась. Процесс оказался трудным и болезненным, однако с помощью верных друзей удалось преодолеть все препятствия на пути к выздоровлению.

Марк все больше напоминал того остроумного, отчаянного повесу, которым был до войны. Долгие верховые прогулки по просторам Гемпшира помогли вернуть интерес к жизни, бодрость, здоровый цвет лица и упругость мускулов. Даже после возвращения в фамильное поместье в графстве Глостершир Беннет регулярно навешал супругов Фелан в Ривертоне. Случилось так, что во время одного из визитов он встретил Одри: любимая родственница приехала погостить на пару недель.

Реакция молодой вдовы на высокого темноволосого отставного военного оказалась более чем странной. Кристофер не мог понять, с какой стати его общительная, жизнерадостная невестка в присутствии Беннета мгновенно смущалась и едва ли не теряла дар речи.

 — Дело в том, что Марк — тигр, а Одри — лебедь, — по секрету пояснила всезнающая Беатрикс. — Тигры всегда приводят лебедей в замешательство. Она находит твоего приятеля чрезвычайно привлекательным, но считает неподходящим для близкого знакомства.

Беннет, в свою очередь, даже не пытался скрывать симпатии к Одри, однако стоило сделать попытку к сближению, как она тут же замыкалась и уходила в себя.

И вдруг все внезапно изменилось: вежливое, но отстраненное общение стремительно переросло в тесную дружбу. Молодые люди вместе осматривали окрестности, совершали долгие верховые прогулки, а когда расставались, вели активную переписку. В Лондоне их часто видели вместе.

Теряясь в догадках, Кристофер прямо спросил друга, что помогло изменить некогда столь напряженные отношения.

 — Ничего особенного: я всего лишь сказал, что старые раны привели к импотенции, — пожал плечами Беннет. — Она сразу успокоилась.

Пораженный ответом, Кристофер не удержался:

 — И это правда?

 — Черт возьми, конечно же, нет! — возмутился Марк. — Но что же было делать? Пришлось немного схитрить, чтобы Одри не шарахалась от меня, как от огня. Представляешь, помогло.

Кристофер саркастически усмехнулся:

 — Ну а признаться во лжи ты когда-нибудь намерен?

В глазах Беннета сверкнули озорные искры.

 — Скоро позволю ей меня вылечить, — лаконично сообщил он, однако, заметив на лице друга осуждение, поспешил заверить в исключительном благородстве намерений.

О лучшей партии трудно было и мечтать. Кристофер не сомневался, что брат одобрил бы выбор.

Прозвучал королевский салют, загрохотали пушки, объявляя об открытии торжества. Затем под звуки национального гимна начался смотр войск; стоящие на площади полки склонили знамена и представили оружие. Королевский кортеж медленно ехал вдоль рядов. Приняв парад, королева в сопровождении приближенных и эскадрона кавалерийской королевской гвардии направилась к центральной галерее, чтобы занять место между законодателями и дипломатическим корпусом.

К всеобщему удивлению, ее величество не спешилась на специально построенном возвышении, а осталась в седле. Она решила вручать Кресты Виктории, сидя верхом. Слева от королевы остановился супруг, принц-консорт.

Все представленные к высокой награде шестьдесят два героя поднялись на помост. Как и многие другие, Кристофер явился на церемонию в гражданском костюме, оставив звания и регалии военному времени. Но в отличие от остальных он крепко сжимал в руке поводок — собака прибыла на церемонию вместе с хозяином. Без объяснения причин капитану Фелану было предписано взять с собой боевого товарища. Стоявшие вокруг стрелки дружелюбно ободряли Альберта:

 — Будь молодцом, парень!