— Рада эта слышать.

Дальнейшей беседе помешал негромкий стук.

— Ленч готов! — окликнула Бел, как оказалось, не забывавшая о своих обязанностях дуэньи.

Джорджи не удивилась, что им с Йеном разрешили провести немного времени наедине. Ее родственница, казалось, была исполнена решимости принять на себя роль свахи.

— Спасибо. Мы сейчас придем, — отозвалась она.

— Так что ты хочешь, Джорджиана? — откровенно спросил Йен.

Она легко сжала его руку.

— Всего лишь не желаю торопиться. Думаю, нам троим — мне, тебе, Мэтью — нужно больше времени, чтобы лучше узнать друг друга.

— И сколько времени тебе требуется?

— Похоже, тебе не нравится мой ответ.

— Я не собираюсь ждать вечно! — раздраженно пробурчал он. — И не играю в подобные игры.

— Это не игра! Я только что объяснила, что чувствую.

Йен подался к ней и поцеловал в щеку.

— Две недели! — постановил он. — Потом я ожидаю услышать ответ.

— Йен!

— Пойдем?

Он поднялся и показал на дверь.

Тяжело вздохнув, она пошла к двери и кивком разрешила Йену сопровождать ее.

Они молча покинули музыкальный салон. Но мысли Джорджи были в смятении: она никак не могла понять, почему до него так трудно достучаться.

— Расскажи, каким ты был в детстве, — неожиданно попросила она.

— Зачем?

— Пытаюсь представить тебя в возрасте Мэтью. Ты, наверное, был очаровательным ребенком.

— Естественно, — протянул он. — Но мне не о чем рассказывать.

— Не может быть!

— Я уже родился взрослым, разве не знаешь?

— О, Йен, пожалуйста, хотя бы одну маленькую историю! Я же говорила, что хочу больше о тебе знать! Подробности, пожалуйста!

— О, так и быть! — промямлил он. — Возраст Мэтью? Так вот, когда я был в возрасте Мэтью, решил подарить матери букет цветов.

Они прошли по широкому мраморному коридору к винтовой мраморной лестнице.

— Я был так доволен собой! Сам нарезал цветов, принес в дом в уверенности, что мать обрадуется: по какой-то причине она всегда выглядела грустной. Но, к моему изумлению, она, взглянув на мой подарок, упала в обморок. А меня отослали в детскую без ужина. Вот был скандал!

— Но почему? — ахнула Джорджи.

— К сожалению, оказалось, что я оборвал все цветы в призовом саду матери. В своем энтузиазме я буквально его уничтожил.

— Бедный мальчик! — со смехом посочувствовала Джорджи.

— Ах, дорогая, я вырос в доме, где любовь и нежность были не в цене.

— Похоже, что так! Но это можно исправить, — сообщила она.

— Каким же образом?

— Начать с малого. Я могу сделать так, что наш ленч начнется с десерта.

— И ты способна на такое? — уточнил он, притворяясь шокированным.

Приподнявшись на носочках, она прошептала ему на ухо:

— Но ведь ты сделал то же самое для меня.

Его левая бровь взлетела вверх.

Она прикусила губу, глянула исподлобья и снова потянула его за руку.

Она ему нужна.

В этом нет сомнения.

Ах, Джорджиана! Что ему делать с этим созданием?

Но ее просьба дать ей больше времени запала ему в душу. Он почти не знал Кэтрин до свадьбы. Если бы он настоял на чем-то большем, чем несколько мимолетных встреч в присутствии родных и дуэний, может, скорее разгадал бы истинную сущность этой чопорной богатой наследницы.

С другой стороны, он твердо намеревался получить ответ в течение двух недель, поскольку при ведении переговоров всегда плохо, когда одна из сторон слишком тянет с принятием решения. Это всегда было признаком каких-то затруднений. А то и прямого отказа.

Он хотел заключить этот союз, скрепить сделку, подписать договор. Но если она начнет тянуть время, значит, не хочет этого брака, что, в свою очередь, означает необходимость разрыва. Ему и сыну не нужна еще одна женщина, которая не хочет быть с ними.

Все это уже было.

Дни шли, и он очень старался не выглядеть властным. Ради Мэтью и Джорджи он показывал, что тоже может идти на уступки. Она не оставила ему выбора.

Очевидно, у этой женщины были свои мысли относительно того, какими должны быть их отношения, и он был достаточно заинтригован, чтобы следовать за ней.

Временно свободный от обязанностей в министерстве иностранных дел, Йен решил завоевать Джорджи.

Ни он, ни Мэтью раньше не были знакомы с подобными женщинами. Никогда раньше они не знали такого тепла и простой радости. Джорджи обладала талантом наслаждаться каждым моментом и делилась этим даром с обоими. Быть с ней — все равно что идти по рынку пряностей, полному незнакомых сокровищ, экзотических приключений, немного опасных приманок и резких, неизведанных доселе ароматов, имевших способность вселять энергию и жажду жизни. Она шла по жизни танцуя, с чувственным восторгом, околдовавшим его.

Хотя в его душе происходили легкие перемены, иногда из темных глубин поднималась неловкость, стремившаяся уничтожить обретенную радость напоминаниями о черных тайнах, которые ему приходилось скрывать. Но впервые в жизни Йен отказывался думать об этом. Слишком долго обременял его моральный груз, отделяя от всего мира. Даже самые дорогие люди не знали всей правды, и, видит Бог, никогда не узнают.

Поэтому он всеми силами стремился стереть мучитель-нос прошлое, то и дело вторгавшееся в настоящее.

Джорджиана несет счастье. Ему и Мэтью. Она их будущее, и он сделает все, чтобы она принадлежала ему.

Вскоре настала ночь бала, на котором Джорджи предстояло впервые появиться в обществе.

Йен с легким сердцем пробирался сквозь толпу, к собственному удивлению, наслаждаясь происходящим. Обычно на подобных мероприятиях он невыносимо скучал и, забившись в угол, часами говорил о политике с пожилыми джентльменами.

Но не сегодня.

Он сунул в рот меренгу и одобрительно замычал, когда хрупкое пирожное растаяло на языке взрывом изысканного вкуса. Миндаль? Лимон? Немного ванили? Как бы там ни было, очень вкусно!

Рассеянно напевая мелодию, которая сегодня звучала на редкость гармонично, он подумал, что в жизни не ел таких вкусных меренг. Возможно, стоит взять еще одну.

Проходя через колоннаду, он услышал, как пузатый красноносый, некрасиво стареющий повеса рассказывает приятелям непристойный анекдот, но по каким-то причинам даже их грубые шуточки не раздражали его. Обычно он твердо придерживался мнения, что подобные разговоры лучше вести в клубе или на ипподроме, а не в обществе леди, но сегодня предпочел быть снисходительным к бесчисленным порокам человеческой расы. Даже ослепительное сияние свечей в люстрах, казалось, более мягко освещало осунувшиеся, озабоченные лица самых энергичных матрон общества. Одному Богу известно, что с ним происходит!

Его чувства были так обострены, что он даже ощущал текстуру своей одежды, жесткость накрахмаленного пластрона сорочки, гладкую шерсть черных брюк.

Да, в его душе поселилась нежность. Он чувствовал себя так, словно только что очнулся после долгого зимнего сна. И все это, разумеется, благодаря живительному воздействию Джорджианы. Означает ли это, что он влюбился? Он чувствовал себя обновленным, молодым и легким. Больше улыбался и громче смеялся при встрече со знакомыми. И продолжал идти вперед, пока не нашел ее, само великолепие в переливающемся атласном платье, похожую на букет летних роз.

Он наслаждался, наблюдая за ней, с тем же заворожен ным благоговением, с каким мечтатели-поэты Озерной школы любовались солнечным восходом. Судя по всему она вполне освоилась.

Вчера они договорились держаться в обществе на почтительном расстоянии друг от друга. Их собственная восхитительная тайная шутка. Что ж, она правильно делает что не желает «въехать в общество, держась за фалды его фрака». Джорджиана желала крепко стоять на своих ногах. Считала, что люди должны видеть в ней личность еще до того, как распространится известие о помолвке.

Возможной помолвке, мрачно напомнил себе Йен. По крайней мере так считает она. По его мнению — это всего лишь вопрос времени.