Он резко осекся, когда на базар влетел всадник. Вернее, всадница, верхом на великолепной белой арабской кобыле.

На ее пути разлетались во все стороны куры, сыпали проклятиями торговцы, рухнула башня из корзин, сбив по пути лоток с фруктами. Разбегались во все стороны люди.

Йен потрясенно раскрыл рот.

Незнакомка, окутанная облаком тонкого шелка, обвивавшего ее гибкую фигурку, наклонилась пониже и что-то прошептала на ухо лошади. Взгляд кобальтово-синих глаз над прозрачной вуалью буквально излучал бешенство.

Синие глаза?!

Не успел Йен опомниться, как она перескочила медленно двигавшуюся, запряженную буйволами телегу и исчезла в направлении погребального костра.

Рави и Йен растерянно посмотрели друг на друга. Кули последовали их примеру.

Йен знал только одну особу женского пола, способную так быстро и успешно сотворить подобный хаос.

Да-да, в глубине души он точно знал, кого только что видел.

Побледневший лакей тихо ахнул и хотел что-то сказать, но захлопнул рот, услышав сардонический шепот Йена:

— Я сам все улажу.

Сдержанно кивнув и словно повинуясь невидимому зову, Йен зашагал в том же направлении.

Джорджиана Найт гнала кобылу, стараясь объезжать рикш, пешеходов и священных коров, лениво бродивших по дорогам, пока наконец не добралась до речного берега. Там человек пятьдесят окружили погребальный костер. Гигантские языки пламени лизали лазурное небо.

Тошнотворный запах паленого мяса ударил в нос. Горло сжимало судорогой, но она продолжала скакать. От быстроты действий зависела жизнь любимой подруги.

Родственники усопшего старика Баларама заметили приближение Джорджи. Многие все еще толпились вокруг погребального костра, изображая подобающую случаю скорбь: выли и размахивали руками. Впрочем, некоторые уже настороженно наблюдали за вновь прибывшей. Уж они-то знали, как ненавидят британцы священный ритуал!

Недаром Джорджи ожидала, что ей попытаются помешать!

По индийским законам самосожжение прекрасной и добродетельной вдовы не только угодно богам, но и становится великой честью для обеих семей: ее и мужа.

Подумать только: погибнуть ужасной смертью лишь для того, чтобы почтить имя супруга!

Джорджи подумала, что это идеальный пример того, что с институтом брака не все ладно, причем в обеих их культурах. Вся власть принадлежит мужчине! И, видит Бог, одного обращения с женщинами на Востоке вполне достаточно, чтобы отвратить от брака!

Недаром ее знаменитая тетка, герцогиня Джорджиана Хоксклифф, говаривала, что брак — это кандалы каторжника. Что ж, сегодня она сама не позволит, чтобы брак стал еще и смертным приговором!

И тут она заметила милую Лакшми, стоявшую рядом с костром, в свадебном сари из красного шелка, густо расшитом золотом и жемчугом. Черноволосая красавица смотрела на пламя с таким видом, словно оценивала, сколько мук придется перенести, пока небытие ее не поглотит.

Погруженная в свои мысли и, вне всякого сомнения, находившаяся под воздействием легкого наркотика, она не заметила появления своей английской подруги.

Белая кобыла, раздраженная дымом, встала на дыбы, как только Джорджи натянула поводья.

Приказав лошади стоять смирно, она спрыгнула с седла.

По толпе пробежал шепоток. Но Джорджи решительно пробивалась вперед. В наступившей тишине неестественно громко звенели крошечные серебряные колокольчики на ее щиколотке.

Все знали, что девочки с младенчества играли вместе и что Джорджи, в отличие от многих британцев, сама стала почти индианкой. Возможно, родственники решили, что она пришла попрощаться со вдовой. Родные Лакшми были богатыми браминами, считавшиеся в Индии кем-то вроде аристократии.

Наверное, поэтому ей позволили пройти.

Она услышала шум и, даже не оборачиваясь, поняла, что вслед за ней прибыл Одли, но родственники Баларама не подпускали щеголеватого набоба ближе к костру. Тот захлебывался от негодования.

— Да как вы смеете! Прочь руки! Мисс Найт! Если понадоблюсь, я здесь!

Но Джорджи, сосредоточившись на своей цели, по-прежнему не оглядывалась.

Жадное пламя уже превратило кости старого Баларама в золу. Наконец Лакшми подняла глаза и, увидев шагавшую навстречу Джорджи, даже отшатнулась от ее свирепого взгляда.

Подступив к подруге, Джорджи стиснула ее плечи и повернула спиной к огню.

— Ты совершенно спятила, если вообразила, будто я позволю тебе пройти через это. Что за абсурдные предрассудки!

— Какой у меня выбор? — дрожащим голосом спросила Лакшми. — Я не могу обесчестить свою семью.

— Еще как можешь! Достаточно и того, что они заставили тебя выйти за этого старого козла! Так еще и умирать за него?! Да это просто непристойно! — яростно прошипела Джорджи.

— Но это вовсе не смерть, — не слишком решительно настаивала Лакшми. — Я пойду прямо на небо, и к-когда люди будут молиться за меня, стану исполнять их желания.

— О, Лакшми, что с тобой сделали?!

Последние три года подруга жила в строгом заточении на женской половине дома. Неужели такая жизнь лишила ее всякого подобия здравого смысла?

— Неужели не понимаешь, что все это чушь?!

— О, Джорджи, если откажусь, моя жизнь станет кошмаром! — выдавила Лакшми, и ее огромные карие глаза наполнились слезами. — Сама знаешь, что ждет таких вдов! Меня предадут позору! Люди будут сторониться меня и считать изгоем! Я превращусь в бремя для своей семьи... и... буду вынуждена обрить голову.

Последнее казалось настоящей трагедией, ибо черные как ночь, доходившие до пояса волосы Лакшми были ее величайшей гордостью и сокровищем.

— Какой в этом смысл? — с горечью продолжала она. — Моя жизнь кончена. Мне даже запрещено еще раз выйти замуж. Счастливые дни моего детства ушли навсегда в тот час, когда я произнесла брачные обеты. Ушли и больше не вернутся. Какая разница, жива я или мертва?

— А вот этого ты не знаешь. Никому не дано предвидеть будущее. Дорогая, ты не должна сдаваться! — Джорджи обняла подругу. На глазах выступили слезы гнева. — Послушай, — уговаривала она, — не пытайся думать о том, какой будет твоя дальнейшая жизнь. Живи только этой минутой.

Дым разъедал горло, и Джорджи кашлянула. Она попыталась подавить раздиравшую грудь боль и проигнорировала страх, возникший, когда дым стал наполнять легкие, пробуждая старый недуг.

— Подумай, сколько причин жить у тебя осталось! — уговаривала она. — Сколько хорошего нам предстоит! Будем швыряться красками на празднике Холи! Разыгрывать Одли! Если ты умрешь, кто будет учить Одисси танцам? Если ты умрешь, дорогая, больше никогда не потанцуешь со мной!

Лакшми сдавленно всхлипнула, но рев огня заглушил плач.

— Послушай меня, — тихо велела Джорджи. — Ты не станешь бременем для своей семьи, потому что...

Болезненная судорога в легких не давала говорить.

Джорджи схватилась за грудь. Ничего подобного она не испытывала с самого детства. С каждой секундой ей становилось хуже.

Она откашлялась, но все было напрасно.

— Что случилось? — встревожилась Лакшми.

— Ничего, — нетерпеливо солгала она, полная решимости спасти подругу даже ценой собственной жизни. — Ты не станешь бременем для своей семьи, потому что будешь жить в моем доме. Папа не будет возражать. Его вообще никогда не бывает дома, а мои братья в жизни не простят тебе то, что позволила себя сжечь! И никогда не простят меня за то, что тебя не остановила.

Джорджи снова закашлялась.

— Опять твоя астма?

— За меня не беспокойся! — отрезала Джорджи, но тревога за подругу уже вывела Лакшми из транса.

— Джиджи, ты едва дышишь, — настаивала она. —Тебе нужно поскорее уходить отсюда!

— И тебе тоже, — настойчиво прошептала Джорджи. — Будь храброй, дорогая.

— Мисс Найт, отпустите ее, — вмешался отец Лакшми. — Пора. Поспеши, Лакшми, пока огонь еще достаточно ярок.

В этот момент из костра в сторону Лакшми высыпался сноп искр, словно это Баларам невидимыми руками из глубины пламени пытался схватить бедняжку и утащить с собой.