— Да, да. Его зовут Джордж. Верно. Так вот, когда мы с твоей мачехой сидели в гостиной и пили чай, пришел этот самый Джордж и заявил, что кобыла по кличке Спринг Даффодил ждет жеребенка от Кингз Рэнсома. Фиона не сомневалась, что эта новость тебя обрадует…
— Я рада, — пробормотала Виктория.
— Значит, ты все-таки подпустила к Спринг Даффодил Кингз Рэнсома? — с улыбкой спросил у жены Майлз. Эта новость его, в отличие от Виктории, не оставила равнодушным.
— Да, — едва слышно ответила Виктория.
— Отлично. Стало быть, мой совет пришелся ко двору?
— Твой совет не имеет с этим ничего общего, — солгала Виктория, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Мы с Джорджем посовещались и решили, что такая комбинация может оказаться удачной.
Довольная улыбка, появившаяся было на губах Майлза, исчезла.
— Понятно. Как бы то ни было, хорошо, что ни у тебя, ни у меня нет сомнений: спаривание Кингз Рэнсома с этой кобылой может дать неплохие результаты.
Виктория бросила на мужа не слишком любезный взгляд и поднялась с места.
— С вашего разрешения, я удаляюсь. Сегодня мне пришлось проскакать без остановки пару десятков миль, и я очень устала.
— Конечно, дорогая, — ласково отозвалась Мери. — Отправляйся в постельку и постарайся хорошо отдохнуть.
Виктория отвесила всем присутствующим короткий прощальный кивок, повернулась и вышла из гостиной.
— Извини, Майлз, что я завел разговор об Америке, — быстро проговорил Джеймс, когда его невестка удалилась. — Я ведь не знал, что ты и словом не обмолвился Виктории о предстоящем отъезде.
— Это моя вина, — сказал Майлз. — Я был просто обязан поговорить с ней. Но не поговорил. Все никак не мог выбрать для этого подходящее время.
— По большому счету, тебе вовсе незачем вести с ней такие разговоры, — поспешила вставить замечание Регина. — Не забывай, что у вас с Викторией на руках Пемброк-хаус, которым, между прочим, нужно управлять. Я уже не говорю о маноре Уэлсли. Годы идут, и скоро мне будет трудно вести дела, связанные с нашим родовым поместьем. С какой стати вам вообще ехать с Викторией в Америку? У вас и здесь забот полон рот.
— А с такой стати, что Америка — моя родина! — гаркнул Майлз. Затем, заметив, что подобное заявление, а главное — манера, в какой оно было сделано, потрясло бабушку, быстро добавил: — Между прочим, я надеялся, что мы с Викторией полгода будем жить в Англии, а полгода — в Америке. Помнишь, бабуля, мы с тобой об этом говорили? И, как мне тогда казалось, договорились.
— Неужели? — Регина сделала вид, что напрочь забыла об этом разговоре. — По мне, подобное существование недостойно порядочных людей. Такой образ жизни скорее подходит каким-нибудь бродягам…
— Матушка, — ласково сказал Джеймс, — Майлз и Виктория взрослые люди. Пусть сами решают, где им жить. Думаю, они смогут прийти к разумному компромиссу.
— Конечно же, ты прав, мой дорогой, — с иронией в голосе произнесла Регина, — только я, помня, в какую ярость пришла Виктория при одном только упоминании о поездке в Америку, сильно сомневаюсь, что Майлзу удастся заключить с ней такое соглашение. По крайней мере, в ближайшем будущем.
Майлз тяжело вздохнул. Замечание бабушки показалось ему справедливым и не лишенным основания. Кроме того, ему меньше всего на свете хотелось препираться с Викторией, обсуждая эту непростую проблему. Тем не менее разговора на эту тему не избежать — и сомневаться в этом тоже не приходилось.
— Пойду-ка я к себе и потолкую с женой, — сказал он, поднимаясь с места. — О результатах расскажу завтра — если будет, о чем рассказывать.
Майлз не успел еще прикрыть за собой дверь, как Виктория уже обрушила на него целый водопад гневных слов:
— Как ты мог строить какие-то планы о возвращении в Америку, не посоветовавшись прежде со мной? Впрочем, если ты меня не уважаешь, тогда другое дело — тебе и впрямь лучше уехать вместе с родителями в Америку. Но, предупреждаю: я останусь здесь!
— Ты права, — бросил Майлз, которому передалось раздражение Виктории. — Я и вправду разговаривал с отцом об отъезде, но хочу тебе заметить: этот разговор состоялся на следующий день после свадьбы. До гостиницы. Понимаешь?
Виктория устремила на него полыхающий негодованием взгляд.
— Понятно! До того, стало быть, как я проявила слабость и согласилась с тобой спать? И теперь, когда выяснилось, что со мной не так плохо, ты решил сменить гнев на милость и оставить меня при себе?
Глаза Майлза потемнели от злости.
— Я не считаю нужным тратить слова, мадам, отвечая на это вздорное обвинение.
Скинув сюртук, он принялся расстегивать брюки.
— Что ты делаешь? — выдохнула Виктория.
— Как что? Готовлюсь лечь в постель.
— В постель?
— Что же в этом такого удивительного?
Майлз несколько раз прошелся туда и обратно перед кроватью, шумно и размеренно дыша.
— Послушай, Тори, мы оба устали. Не лучше ли нам отложить обсуждение этого вопроса до утра, когда мы отдохнем? Сейчас нам обоим нужно лечь в постель и…
— Нет, не лучше! — вспылила Виктория. — И в любом случае — неужели ты думаешь, что я стану сейчас с тобой спать? Если так, то ты очень ошибаешься. Изволь идти отдыхать в другое место!
— Ты права. Я и в самом деле собираюсь забраться с тобой в постель! — взорвался Майлз. — Кстати, нам нужно прояснить еще одну вещь. Если ты думаешь, что всякий раз, когда поругаешься со мной, тебе удастся отлучать меня от постели, то очень ошибаешься. Я отказываюсь уходить отсюда. Как-никак, это и моя спальня тоже. И я собираюсь отдыхать именно здесь. Точка.
— Что ж, отлично! — бросила Виктория. — Отдыхай. Здесь. Я лично буду спать в другом месте.
— Как вам будет угодно!
Отвернувшись, Майлз трясущимися от волнения руками дернул галстук и едва себя при этом не задушил.
— Черт бы побрал эту удавку! — вскричал он, разрывая галстук на части.
Громко хлопнула дверь, и Майлз, повернувшись, обнаружил, что остался в одиночестве.
— Черт бы побрал эту бабу! — взревел он и пинком отбросил с дороги изящную, на гнутых ножках оттоманку. — И меня туда же — к черту в ад! За то, что был таким глупцом, и думал, будто все волшебным образом переменилось!
28
Майлз покрутился еще немного на постели, приподнялся на локте, взбил подушку, снова подложил ее под голову, потом взглянул на часы, стоявшие на каминной полке.
Четыре утра, а он так и не сомкнул глаз.
Занятно, три недели подряд он с легкостью засыпал в придорожной гостинице, на узкой кровати с продавленным матрасом, и спал, как ребенок, всю ночь.
И вот теперь, лежа на пуховой перине в необъятной кровати, обложенный со всех сторон подушками и подушечками и укрытый шелковым одеялом, Майлз не мог смежить веки и забыться сном хотя бы на полчаса.
Разумеется, между тем, что происходило в гостинице, и нынешней ночью имелось существенное различие: тогда рядом с ним была Виктория, а теперь он лежал в постели один.
Сбросив роскошное стеганое одеяло, Майлз присел на постели. Ну почему он не сумел оградить себя и Викторию от ссоры, довел дело до ненужного взрыва? И почему, спрашивается, Виктория считает, что всякую семейную проблему можно разрешить, убегая спать в другую комнату?
Майлз ненавидяще глянул на дверь спальни.
«Интересно, — подумал он, — страдает ли сегодня ночью от бессонницы Виктория? Да нет, с какой стати? Это ведь все твоя вина, не ее. Ее обида и гнев вполне оправданны».
Что и говорить, ему нужно было поговорить с Викторией по поводу отъезда еще до разговора с родителями. И для этого в Уиггинтоне у него было до черта возможностей. Так почему же он молчал?
— Да потому что знал, что наш с отцом план ей придется не по вкусу! — громко произнес Майлз в темноте пустынной спальни. — Не хотел, так сказать, своими же руками портить то, что едва умудрился исправить.
«Пойди и повинись перед ней, — сказал он себе. — Сию же минуту»!