Помахав сторожу рукой, Виктория двинулась вдоль по проходу, заглядывая по пути то в одно, то в другое стойло. Старик же стоял и смотрел ей вслед, недоуменно покачивая головой.

— Это ж надо такое придумать, — бурчал он, — подпустить Кингз Рэнсома к Спринг Даффодил! Девчонка, должно быть, окончательно рехнулась.

Не вытерпев, Джордж старческой рысью потрусил к загончику, где находилась кобыла. Приложив козырьком руку к глазам, он подробно рассматривал кобылу, уделив особое внимание ее широкой груди и крепким, сильным задним ногам.

— С другой стороны, — задумчиво произнес он, завершив осмотр и облокотившись о дверцу стойла, — может, она и не рехнулась, а совсем даже наоборот… Мысль-то, кажется, неплохая.

Ухмыльнувшись, старик обратился к кобыле, словно к человеку:

— Слышь, старушка? Похоже, тебя снова хотят взять в оборот. Это на старости-то лет, а? И приведут к тебе не кого-нибудь, а самого Кингз Рэнсома. Хотел бы я знать, что ты обо всем этом думаешь?

И снова его взгляд остановился на задних ногах Спринг Даффодил.

— Кто знает, может быть, немного крови твоего папаши позволит извести эту проклятую напасть, когда лошадь засекает ногу. Напасть-то есть, только никто не хочет это признавать.

Виктория стояла перед огромным зеркалом, закалывая волосы на макушке. Она готовилась к вечеру, который давала леди Фиона в честь Майлза Уэлсли. Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату пулей влетела Джорджия — раскрасневшаяся, с круглыми от возбуждения глазами.

— Это правда, Тори? — не успев перевести дух, с порога крикнула она.

— Что именно? — поинтересовалась Виктория, отворачиваясь от зеркала и устремляя вопрошающий взгляд на младшую сестру.

— То, что ты провела все утро с мистером Уэлсли?

— Ну уж и все — скажешь тоже! — Виктория, снова повернулась к зеркалу, чтобы уложить на место выбившуюся из прически прядь.

— Но ведь ты была с ним! Одна! В конюшне!

— Джорджия, ты же знаешь, что мистер Уэлсли приехал к нам, чтобы взглянуть на наших лошадей, Я всего-навсего показала ему несколько жеребцов, которых папа выставил на продажу.

Джорджия с разбега плюхнулась на кровать Виктории и уселась, недовольно надув губки.

— Какая же ты все-таки счастливица! Я с того самого дня, как приехал мистер Уэлсли, все ломала голову, как побыть с ним наедине хотя бы четверть часика, а ты, даже пальцем не шевельнув, провела с ним все утро!

Виктория чуть пощипала щеки, чтобы придать им требуемый модой девический румянец.

— Это все ничего не значит, Джорджия. Ничегошеньки.

— Для тебя не значит, — вздохнула Джорджия, — но скажи честно — разве он не прелесть?

— Прелесть? — рассмеялась Виктория. — Вот уж бы не сказала!

— Что-то я не совсем тебя понимаю, Тори. По-моему, Майлз Уэлсли самый красивый, очаровательный, я бы даже сказала, идеальный мужчина из всех, кого я когда-либо знала.

Виктория пожала плечами.

— У каждого свой вкус.

— Неужели ты не считаешь его хотя бы привлекательным?

— Нет. Этого я не говорила. Полагаю, на свете найдется немало женщин, которым нравятся улыбчивые, зубастые молодые люди.

— Зубастые?! Ты называешь его зубастым? Бог с тобой, у него самая обворожительная улыбка на свете! А волосы? Ну просто спелая рожь!

Джорджия минуту смотрела прямо перед собой, будто грезила наяву, потом повернулась к Виктории:

— Знаешь, Тори, в чем твоя беда?

Виктория с удивлением посмотрела на сестру.

— А я и не догадывалась, что у меня есть беда.

— Ну, — замялась Джорджия, — может, это не так уж серьезно, но все-таки… — Она помолчала и, в упор глядя на сестру, выпалила: — Я думаю, ты не проявляешь интереса к мужчинам, потому что… потому что в тебе нет романтики! Ты слишком практичная — вот что я тебе скажу!

— Джорджия, в твоих устах слово «практичная» звучит, как название какой-то болезни, — возразила Виктория, — а ведь многие люди считают, что практичность — это скорее достоинство, чем недостаток.

— Извини, дорогая, я не хотела тебя обидеть. Нет, правда, я вовсе не думаю, что в практичности есть что-то дурное. Просто я рассуждаю таким образом: поскольку ты — человек с логическим складом ума и напрочь лишена романтики, то не в состоянии воспринимать мир так, как воспринимаем его мы с Каролиной.

Виктория торопливо отвернулась от Джорджии, опасаясь, что выражение лица ее выдаст. Сказать по правде, мужские чары Майлза Уэлсли произвели на нее ничуть не меньшее впечатление, чем на сестер.

— Запомни, Джорджия, — не слишком уверенно сказала Виктория, — мужчина — это не только красивая внешность и проникновенный голос. И вам с Кэри, когда вы общаетесь с представителями противоположного пола, особенно такими, как Майлз Уэлсли, надо иметь это в виду.

— Ясное дело, — со смехом произнесла Джорджия, оттесняя Викторию от зеркала, чтобы бросить взгляд на собственную прическу. — Кроме внешности и голоса, следует принимать во внимание положение мужчины в обществе, его титул и, наконец, манеры и воспитание. Так вот, Майлз Уэлсли обладает всем этим в полной мере.

Виктория с сомнением на нее посмотрела.

— Возможно, богатство и титул у него имеются, но манеры? Сразу видно, что тебе не приходилось оставаться с ним наедине.

Джорджия бросила прихорашиваться и в изумлении воззрилась на Викторию.

— Почему ты мне все это говоришь? Он что же — обошелся с тобой грубо?

Перед взором Виктории предстали чувственные губы Майлза…

— Не то чтобы грубо, — пробормотала она, — но… как бы это сказать… он был дерзок, это точно.

— Дерзок? — воскликнула Джорджия, вздрогнув от приятного возбуждения. — Но я ничего не имею против мужской дерзости, если, конечно, она не направлена на… это самое…

— Что значит «это самое»? Джорджия вспыхнула.

— Неужели не понимаешь? Это когда мужчина покушается на главное достояние девушки… и позволяет себе всякое такое… Надеюсь, он ничего себе в этом смысле не позволял?

У Виктории перехватило горло.

— Разумеется, нет, — сказала она хрипловатым от волнения голосом. — С чего ты взяла?

— Я слышала сплетни, которые про него ходят, — призналась Джорджия.

— Я тоже кое-что о нем слышала… Но это все чушь — досужие разговоры, не более того.

— Не все чушь, дорогая моя, не все. Уверяю тебя, многое из того, что о нем говорят, — истинная правда. К примеру, Цинтия Хайкрофт мне рассказывала, что на бале у Хантфордов он пытался ее поцеловать.

У Виктории при этом известии вытянулось лицо, но, когда она заговорила снова, голос ее звучал ровно:

— Не стоит безоговорочно верить всему, что пытаются тебе втолковать. Все знают, что Цинтия Хайкрофт имеет обыкновение преувеличивать.

— Дыма без огня не бывает. Впрочем, я сомневаюсь, что Майлз Уэлсли мог позволить что-либо подобное по отношению к тебе.

— Это почему же? — с обидой в голосе осведомилась она.

— Ты хочешь сказать, что он к тебе приставал?!

— Я ничего не хочу сказать. Я просто спрашиваю, почему, по твоему мнению, Майлз Уэлсли не мог позволить по отношению ко мне какой-нибудь вольности?

— Ну… — протянула Джорджия, недоумевая, отчего всегда доброжелательная Виктория так взъелась, — ты не такого пошиба женщина, чтобы…

— Чтобы мужчина мог лезть ко мне со всякими глупостями? — закончила за нее Виктория. — Ну все, хватит этих глупых разговоров! Бог с вами, сестрички, делайте что хотите. Кстати, нам давно уже пора спускаться в зал. Фиона говорила, что отец все еще неважно себя чувствует и не сможет присутствовать на вечере, а ведь ты знаешь, как она всегда расстраивается, когда ей приходится одной принимать гостей.

— Уже иду, — согласно кивнула Джорджия, в последний раз поправляя и расправляя свои юбки перед зеркалом. — Тем не менее я до сих пор не могу взять в толк, отчего ты назвала мистера Уэлсли дерзким.

— Не стоит обращать на это слишком много внимания. Скажем так: я просто неудачно выбрала слово.