В Себежском и Идрицком районах Калининской области партизанское движение возникло не сразу. Причиной тому были общий шок и растерянность в первое время после оккупации, разгром партизанских баз перед войной и неготовность к грозным испытаниям местных партийных и советских властей. Заблаговременно не были подготовлены подпольные группы и организации, как это было сделано в ряде мест Ленинградской и Калининской областей. Большинство партийных, советских и комсомольских активистов, в том числе и те, кто мог и должен был стать организатором подпольной борьбы, в первые дни войны были призваны в армию, ушли на фронт добровольно или же отступили с частями Красной армии.

В городе Себеж в первые дни войны был сформирован и вооружен истребительный батальон, который с началом оккупации мог бы уйти в лес и начать партизанскую войну. Но получилось так, что незадолго до прихода немцев в Себеж 7 июля 1941 года руководители органов власти в составе истребительного отряда покинули город и направились в сторону города Великие Луки. То же самое произошло и в поселке Идрица. Бегство руководителей районов в тыл, по-видимому, явилось следствием растерянности, паники, нерешительности и незнания ответа на вопрос: с чего начать? А им всего лишь было нужно остаться на оккупированной территории в составе вооруженных истребительных батальонов. Немецкие войска не сразу рассредоточились по Идрицкому и Себежскому районам. Пока к фронту двигались их войска первого и второго эшелонов, у руководства Идрицкого и Себежского районов была возможность заложить основы подполья и продовольственную базу для партизанской войны. А им пришлось через некоторое время возвращаться по тылам вражеских войск и начинать с восстановления подорванного бегством авторитета.

Долгое время партизанское движение в Себежском и Идрицком районах Калининской области развивалось стихийно и спонтанно, мелкие партизанские отряды были предоставлены самим себе. В первую военную осень и зиму многое зависело от решительности, смекалки, упорства первых партизанских командиров. Но прежде чем послать людей в бой, их надо было организовать, вооружить, накормить, обуть, одеть, обеспечить им отдых, создать минимальные санитарные условия. Сделать это в тылу врага было совсем не просто.

Особенно тяжелое положение складывалось с наступлением холодов. В партизанских отрядах и бригадах в это время царил голод, особенно во время проведения немецким командованием карательных акций. Суточный рацион партизана в это время состоял из миски мучной похлебки или отваренной ржи, куска хлеба или сухаря. Соли почти не было. Из транспортных средств зимой в отрядах имелось лишь по одной лошади. Большее количество лошадей прокормить было невозможно из-за отсутствия фуража. Эти лошади были прикреплены к хозвзводам для подвозки дров на кухню или в баню. Несмотря на то что партизаны базировались в лесу, дрова приходилось возить издалека. Порубки в расположении лагеря категорически запрещались во избежание демаскировки.

Бани имелись во всех партизанских отрядах и являлись объектом забот командования и рядовых партизан. Дело в том, что повсеместно свирепствовали сыпной тиф и чесотка. Во что бы то ни стало нужно было поддерживать чистоту и элементарные правила гигиены во избежание эпидемии. Отсутствие мыла компенсировалось в бане березовым или еловым веником. Чесотку лечили тем, что в бане после парилки натирались кусковым или измельченным тротилом, а потом еще раз парились. После «лечения» чесотки взрывчаткой губы, веки, ноздри, промежутки между пальцами у людей становились ярко-синими. Через несколько суток синева проходила, а вместе с нею исчезала и зудящая чесоточная сыпь. Донимали партизан вши, так как часто не было чистой смены белья. Да и отдых где попало: в лесу в землянках, на полу в деревенских избах и просто на земле — способствовал их размножению. Партизаны называли вшей «автоматчиками». От них спасала баня. Завшивленное белье прожаривалось на каменке или утюжилось на согнутом и накаленном над костром листе жести.

Ко всем бедам зимой добавлялась еще одна, и очень страшная — волки. Их развелось в лесах неимоверное количество, особенно к зиме 1943/44 года. Расплодились они благодаря тому, что в местах, по которым прокатилась война, лежало очень много незахороненных трупов, количество которых постоянно пополнялось карательными отрядами. Днем волки отлеживались в чащобе, а с вечера собирались в большие стаи. От них не спасались одиночки, даже вооруженные до зубов. Большие стаи не обращали внимания даже на выстрелы. Как правило, встретившийся с волчьей стаей партизан успевал сделать всего один выстрел и тут же разрывался на куски. На посты и в секреты начальники караулов меньше двух партизан не назначали. Для создания звукомаскировки в расположении отрядов строго запрещалось стрелять без крайней необходимости. Волки настолько осмелели, что иногда начинали ходить по расположению лагеря, выискивая, чем бы поживиться, и загоняя на деревья часовых. Устроившись внизу под деревьями, урча и скалясь, звери стерегли их до тех пор, пока не вызволял подоспевший караул.

Основную массу партизан составляли добровольцы из числа местного населения, хотя были случаи принудительной мобилизации мужчин призывного возраста. Если по численности отряды были примерно равны, то по качественному составу неоднородны. В них можно было встретить людей разных возрастов, полов и профессий, бок о бок сражались и школьники, и старики.

Партизанские агитаторы, направляемые в деревни, собирали деревенские сходы или отдельные группы людей, где мужчины призывного возраста предупреждались о том, что после победы за уклонение от службы в Красной армии или партизанах они будут привлечены к ответственности. А сохранение головы в период оккупации еще не означает сохранение ее после победы. Эти угрозы способствовали росту численности партизан, особенно тогда, когда победы Красной армии стали очевидными. Большинство мужчин шли в партизаны из тех деревень, куда доступ агитаторов был облегчен отсутствием немецких или полицейских гарнизонов. Из населенных пунктов, где стояли гарнизоны, пополнение отрядов новыми членами было значительно ниже не только из-за того, что доступ партизан туда был ограничен, но и потому, что каждый житель был на учете в оккупационных органах власти, а его исчезновение ставило под угрозу жизнь всех его родственников. После «бесед» агитаторов население шло на сотрудничество, помогало вести разведку, снабжало информацией о передвижениях немцев, сообщало о предателях и пособниках оккупантов, снабжало одеждой и продовольствием. Для того чтобы защитить семьи людей, которые ушли в отряды, партизаны шли на хитрость. После достижения с кандидатами в партизаны договоренности в назначенное время имитировался принудительный увод в лес, якобы для расправы за то, что они в 1941 году уклонились от службы в армии, дезертировали из нее либо сотрудничали с оккупантами.

Мобилизуемые в партизаны в обязательном порядке приводились к партизанской присяге под роспись. Вот ее слова: «Я, гражданин Советского Союза, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен. Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину. За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над нашим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно. Кровь за кровь! Смерть за смерть! Я клянусь всеми средствами помогать Красной армии уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей жизни. Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму. Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».

Население четко разделяло партизан на регулярных и «диких». «Дикие» партизаны, или, как еще их называли, «зеленые», не были связаны с армейским командованием или органами НКВД и НКГБ. Особенно это было характерно в начале войны, в 1941–1942 годах. Позже с появлением в тылу противника оперативных групп НКВД все «дикие» вынуждены были влиться в крупные партизанские формирования. Кто не захотел, тот был уничтожен. На первом же этапе развития партизанского движения в Идрицком и Себежском районах «дикие», действуя против оккупантов мельчайшими группами, а иногда и в одиночку, нередко проводили диверсионные акции в определенном районе вблизи от места жительства и доставляли немцам много неприятностей. Они жили, стараясь не вызывать подозрений, среди деревенского населения и, казалось, занимались мирным трудом, как все крестьяне. Ночью они покидали свою деревню для проведения диверсии. Они собирали сведения о дислокации немецких войск, их составе, силах и средствах, о местах стоянок и маршрутах передвижения, давали приют связным партизанских соединений, находили проводников и снабжали продовольствием партизанские отряды и диверсионные группы спецназа, проходившие через их деревню. Поскольку «дикие» партизаны жили в непосредственной близости от немецких войск и общались с оккупационной администрацией, то некоторым из них удавалось получить работу в органах власти, что способствовало высокому качеству собираемой ими развединформации. «Дикие» для оккупантов были опасным противником. Именно они часто являлись исполнителями враждебных акций, от которых фашисты могли защититься лишь с большим трудом.