У нас каждый год публикуется 60 миллионов книг, и при такой конкуренции не просто привлечь к себе внимание, но ему это удалось.

Издательское дело во Франции отличается от американского тем, что издатели и после выхода книги сохраняют с авторами приятельские отношения.

Каждый раз, когда Юлиан приезжал во Францию, я с ним с удовольствием встречался. Вскоре мы начали обговаривать условия публикации новой книги Юлиана, но нашим планам не суждено было сбыться из-за его болезни. Вскоре его не стало.

Юлиан Семенов был несравним, и единственный, с кем я провожу параллель, вспоминая его, это Хемингуэй.

ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ-ЮМОРИСТА ВЛАДИМИРА ХОЧИНСКОГО

Юлиану Семенову

Сгорел... Ушел от нас так рано,

Погасла яркая звезда,

Но Юлиан и «Юлиана»

Остались с нами навсегда!

Юлиан, Юля, Юличка...

Я закрываю глаза...

Воспоминания, воспоминания. Сколько лет пролетело... В памяти волнами наплывают мгновения встреч: его глаза, лицо, жесты, слова, улыбка, смех!

Он был ни на кого не похож, неповторим, непредсказуем. Это был действующий вулкан. Его творческая душа, темперамент требовали новых впечатлений, ощущений, постоянного возбуждения, контрастов.

К чему бы он ни прикасался, он все делал с размахом, стараясь объять необъятное, торопясь сделать это.

Он считал, что сделать невозможное — возможно, и ему с его поразительной энергией, талантом, исключительной работоспособностью все удавалось.

Наше знакомство, как и он сам, было удивительным. Много лет тому назад я получил письмо от моего друга Сергея Высоцкого с просьбой оказать помощь Юлиану Семенову, который снимал на «Ленфильме» картину о Вьетнаме «Ночь на 14-й параллели».

Юлиан был членом редколлегии журнала «Человек и Закон», а Сергей Высоцкий его главным редактором. В письме Сергей просил меня срочно соединиться с Юлианом, ибо вопрос не терпел отлагательства.

Вначале я слегка обалдел. Затем рассмеялся. Это я-то должен срочно помочь знаменитому Юлиану Семенову, которого знает вся страна, у которого есть большие связи? Что может быть почетнее!

Жаль только, что связи у меня лишь с издательством, которое не- сколько лет назад выпустило мою книжку «Короче...». (Будучи юристом я работал на фабрике юрисконсультом и изредка печатался в центральных газетах и журналах.)

Но просьбу друга надо выполнять.

Я позвонил. В трубке раздался уверенный голос Юлиана. Я представился, и он попросил меня приехать на «Ленфильм», сообщив, что помощница режиссера его картины попала в беду и ее надо спасать. «Спасать, так спасать!» — подумал я и поехал.

На студии Юлиан рассказал мне о случившемся. Под Новый год пьяный сосед помощницы режиссера по коммунальной квартире, не найдя припрятанной в коридоре водки, решил почему-то, что виновница пропажи — помрежа, подошел к ней на общей кухне и дважды попытался ударить ее кочергой по голове.

Когда он вторично занес кочергу над головой женщины, та ударила его ножом в живот. Ее арестовали, и дело было передано в суд. Слушая Юлиана, я с умным видом кивал, но ничего путного мне в голову не приходило...

Вдруг я вспомнил, что однажды помог, а потом и подружился на юрфаке в университете с большим добрым парнем Колей Ермаковым, которого я, правда, уже давно не видел.

А ведь теперь Николай Александрович Ермаков председатель городского суда! Вот тебе и связь, если Коля не зазнался!

Я поделился моими соображениями с Юлианом, и он решительно сказал: «Не теряя времени, едем к твоему Коле!»

В машине, как бы изучая, Юлиан меня внимательно разглядывал, а потом сказал:

— Мне очень нравятся твои острые афоризмы — я их читал...

— Но я ведь давно не был в городском суде и не видел Ермакова! — выпалил я невпопад.

— Ерунда! Если он друг, то поможет!

Мы подъехали к зданию суда и зашли в приемную. Я попросил Юлиана подождать, а сам отправился к Ермакову.

Николай тепло встретил меня, и я ему объяснил причину моего приезда. Пригласив в кабинет Юлиана, заявил, что затребует дело, подробно с ним ознакомится и постарается помочь: «Тут есть зацепки — необходимая оборона, освобождающая от ответственности».

Через месяц помреж была освобождена. Ее действия были признаны самообороной. Узнав результат, Юлиан улыбаясь изрек: «Судьи — слуги закона... и друзья тоже».

С этого момента и завязалась наша дружба, которая продолжалась и крепла до последней нашей встречи. А мне кажется, что она продолжается и сегодня, потому что Юлиана я вспоминаю очень часто, будто наяву слышу его голос, советы, шуточки, выражение его лица, когда он негодует или радуется и смееется.

Бережно храню его послания в «Литгазету» (Рога и Копыта) Суслову с просьбой почаще меня печатать, Л. Ленчу и Б. Ласкину — с просьбой написать предисловие к моей книжке.

В них он называл меня «внучатым праправнуком герцога Ларошфуко», чем я очень гордился. Юлиан любил делать добро и был верным другом.

Дружить так дружить, любить так любить, ненавидеть так ненавидеть!

Он часто повторял: «Да здравствует бюрократия нашей дружбы!» В Москве он познакомил меня с женой и дочками, которых бесконечно любил. «Какой же Юлик счастливый! Красавица жена, чудные дочки, талант, полон энергии, гремучая смесь — плодовит, богат, знаменит» — радовался я за него, но когда мы бывали вдвоем, что-то меня в Юлике настораживало и волновало.

То ли воспоминания прошлого, спрятанные на дне его души, а может вечная неудовлетворенность его характера, а может быть то, что действительность только слегка напоминает жизнь, которую он так любил.