— Не знаю… смогу ли я, — с запинкой ответила Эмили, роняя вилку в тарелку.
— Придешь? — Длинная рука потянулась к девушке через стол. Сильные пальцы вздернули маленький подбородок. — Придешь?!
Миссис Харпер вскрикнула, мистер Харпер потупился, нервно разглаживая салфетку.
— Не знаю, — пискнула Эмили и умолкла.
— Простите, — с крайней учтивостью произнес возникший рядом со столиком мистер Франциск. — Если мисс Харпер пожелает продолжить это явно приватное собеседование, я буду рад сопроводить вас обоих в одну из примыкающих к столовой гостиных и там подежурить, чтобы родители девушки не волновались. Если же нет, то вам, мистер Лорпикар, лучше бы утихомириться, сесть и заняться своим ужином.
Как ни странно, но атлетически сложенному мистеру Лорпикару не удалось потеснить невысокого музыканта, и он, тихо выругавшись, проскользнул мимо, чтобы провозгласить, уже стоя в дверях:
— Я поем позже. — Затем последовало столь же громкое обращение к Эмили Харпер: — Мы еще не закончили наш разговор.
Музыкант же, прежде чем отойти от стола, поклонился девушке и произнес:
— Если вы не хотите, чтобы этот господин и далее досаждал вам, не стесняйтесь и дайте мне знать.
Где-то к полуночи в салоне оставались всего пятеро человек да зевающий Фрэнк.
— Я весь вечер хочу сказать вам, — промолвила Гарриет, обращаясь к Франциску, — что восхищена тем, как вы одернули этого типа.
Тот вежливо поднял брови.
— Я лишь пытался сгладить неловкую ситуацию, вот и все. — Он глянул на хмурого Джима Саттона. — Вы вспомнили, где видели девушку?
— Нет. — Журналист потянулся к пепельнице и с силой сломал недокуренную сигарету.
— Знаете, — с профессиональным бесстрастием продолжила Гарриет, — я смотрела на Эмили. Почти все глазели на Лорпикара, но я решила, что Эмили интереснее и, в общем, не прогадала. Несмотря на все отговорки, в ее глазках светилось благоговение. Такое сильное, словно перед ней стояло высшее существо, избравшее ее своей жрицей. Мне трудно понять, как можно восторженно относиться к столь занудному мачо.
— Занудный мачо — это психиатрический термин? — спросил, улыбаясь, Франциск.
— Конечно, — ничуть не смутившись, ответила Гарриет. — Его используют все одаренные психиатры.
— Сектанты! — воскликнул Джим Саттон и хлопнул по столешнице так, что расплескал свой ром. — Вот именно! Это сектанты.
— Что? — тихо спросила Гарриет, стараясь не выдать волнения.
— Девушка. Ее фамилия не Харпер, а Маттисен. Это она вызвала шум в Неваде, когда один религиозный шарлатан подал на нее в суд за нарушение договора. Он заставлял всех им охмуренных людей подписывать некие контракты, чтобы еще более закабалить их и в то же время остаться чистеньким перед законом Эмили задурил голову некий господин Мастерс. А вернул ее в нормальное состояние один малый, профессиональный декодировщик по имени Эрик Сол, из-за чего его объявили персоной нон грата в Неваде. Преподобный Мастерс подал на девочку в суд за расторжение сделки, а на ее родителей и на Эрика — за способствовавший тому тайный сговор. — Лицо журналиста пылало от радостного возбуждения. — Я детально знаком с этим делом. Маттисенов и Сола защищал Лорен Хэпгуд. Он строил защиту так: девочка не только несовершеннолетняя — ей было тогда лет шестнадцать, но и социально не адаптированная, а следовательно, не способная противиться принуждению. — Он взял свой стакан и сделал жадный глоток.
— А экспертом была не Энид ли Хьюм? — спросила Гарриет, сдвинув к переносице брови. — Ее частенько зовут на такие разборки.
— Да. Была она и еще паренек из Лос-Анджелеса. Дик Смит, что ли? Ты знаешь, о ком я. Психолог, пару лет назад выпустивший нашумевшую книгу. — Джим наклонился к Гарриет, они уставились друг на друга и оба вздрогнули, услышав сторонний вопрос:
— Кто выиграл дело? — Франциск сидел в кресле, обхватив руками колено.
— Защита, — кратко ответил Джим Саттон. — Главным образом сыграло роль то, что девочка несовершеннолетняя, а содержание контракта родителям не растолковали. Также было доказано, что Эмили особенно склонна к жертвенности и что в таких ситуациях ее легко обмануть.
Гарриет собрала губы в кружок.
— Энид говорила мне о подобных натурах. Они нуждаются в сильных личностях, чтобы нейтрализовать свои страхи или отринуть их, отождествляя себя с хозяином. Я встречала женщин, безропотно покоряющихся своим доминирующим мужьям, детей, слепо повинующихся не всегда чистоплотным родителям, и многих других людей, с немым восхищением рукоплещущих религиозным, деловым или политическим лидерам. Этот тип отношений, собственно, идеален для зарождения тирании. — Она умолкла и приложилась к бокалу, который давно крутила в руках.
— Преподобный Мастерс, — задумчиво произнес Джим Саттон. — Он тоже высок ростом, как и наш Лорпикар. Но другого типа: блондин с лицом падшего ангела, из тех, что выглядят на тридцать пять в свои шестьдесят. Думаю, сейчас он в Мексике или в Аризоне — в общем, там, где особенно некому к нему приглядеться.
— И творит то же самое? — осторожно спросил Франциск.
— Да, — не раздумывая, ответила Гарриет. — Всегда найдутся люди, которым нужен такой человек. Они изобретут его, если потребуется. Подобные личности для них как магнит.
— Циничное заявление, — пробормотал журналист. — А в устах психиатра оно звучит совсем безнадежно.
На миг в чертах Гарриет проступила усталость, и стало видно, что ей действительно сорок два.
— Иногда я думаю, что все и впрямь безнадежно и что моя работа не имеет значения. Сколько ни бейся, вокруг все одно.
Мужчины разом глянули на нее. Джим Саттон — с тревогой, Франциск — с сочувствием.
— Я понимаю вас, и гораздо лучше, чем вы полагаете, — сказал он с неожиданной теплотой. — Поверьте, Гарриет, ваши усилия, ваше стремление протянуть руку помощи ближнему и ваша любовь не пропадут втуне. Возможно, они не будут востребованы в должном масштабе, но не пропадут.
Женщина в изумлении воззрилась на музыканта.
— Вы же сами знаете, что это так, дорогая, — прибавил ласково тот. — Знаете. Иначе не занимались бы тем, чем занимаетесь. А сейчас… прошу прощения. — Франциск подобрался и встал. — У меня есть дела, которые надо закончить. — Он двинулся через тускло освещенное помещение и, перебросившись парочкой фраз с Уайлерами, ушел.
— Ну-ну, — скупо улыбнулся Джим Саттон. — Теперь мне становится ясно, почему он снится тебе. Он может быть обаятельным.
— Это не то, — тихо сказала Гарриет.
Джим покаянно кивнул и заглянул в свой стакан.
— Да, понимаю. В твоих снах он такой же?
Ответ был сух, хотя на лице ее отразилось смятение.
— Не совсем. И в этот раз он мне не снился ни разу. Я даже чуть обижена, словно получила отставку.
— Зато у тебя есть замена. Сегодня пойдем к тебе или ко мне? — Плечо Гарриет извинительно потрепали. — Послушай, я не хотел сказать ничего дурного. Этот Франциск неплохой малый. В конце концов, у кого не бывает эротических снов?
— Он мне снится, только когда я здесь, — раздумчиво произнесла Гарриет. — Интересно почему? — Она коротко рассмеялась. — Я бы не возражала, если бы он навещал меня и где-то еще. Такие сны…
— Флюиды, душевная близость, — сказал Джим Саттон и прибавил, ощутив ее отчужденность: — Я не ревную тебя к мужчинам, с какими ты спишь, и уж тем более не собираюсь ревновать тебя к ночным грезам. — Он допил ром и мотнул головой в сторону двери. — Ты готова?
— О да, — вздохнула она и побрела вслед за ним в осеннюю темноту.
В следующие два дня Эмили Харпер вяло слонялась по курортным тропинкам, практически не реагируя на заспинные взгляды и шепотки. Она стала носить брюки и свитера с большим воротом, оправдывая это прохладной погодой. Ее лицо сделалось уж совсем изможденным, в глазах мерцал лихорадочный блеск.
— Меня беспокоит эта девушка, — сказала Гарриет своему спутнику после конной прогулки.