— Вы не разочаруетесь, — многозначительно произнес он, целуя ей руку, и повторил: — Вы не разочаруетесь. Я позабочусь о том.
* * *
Письмо Сен-Жермена к Джеймсу Эммерсону Три.
«Отехь „Мэнсон“,
Санта-Фе, штат Нью-Мексико, США.
10 августа 1971 года
Нью-Таунсенд-роуд, 34,
Хобарт, Тасмания.
Дорогой Джеймс! Наконец-то ваше письмо дошло до меня. Прошу прощения за задержку с ответом, хотя, к сожалению, в нем вы не отыщете каких-либо откровений или слов, способных облегчить ваше горе. Ничего не поделаешь, жизнь существ нашей породы сопряжена с нескончаемыми утратами. Мне вспоминаются строки — возможно, не очень талантливые, но подлинные в своей глубинной основе:
Сколь часто смерть доказывает нам,
Что любим мы сильней, чем нам казалось.
Вы сокрушаетесь, что ваших свиданий с Эйной недостало для ее трансформации, и я сочувствую вам. Но говорю при том: не терзайте себя, смиритесь. Наши возлюбленные, переродившись, во многих смыслах могут считаться для нас потерянными, и некоторые настолько, что словно бы и впрямь умирают. Вы знаете мои чувства к Мадлен, ибо сами любили ее. Для нас нет утешения. С Эйной случилось бы то же самое. Не поддавайтесь отчаянию, не исполняйтесь презрения к мимолетности жизни, Джеймс, это сделает ваше горе и вовсе невыносимым.
Какими бы жалкими ни показались вам мои соболезнования, все же примите их, ибо они выражаются искренне.
Сен-Жермен
(печать в виде солнечного затмения)».
* * *
Письмо Сен-Жермена к Эдварду Уиттенфильду.
«Курорт „Аост-Сэйнтс“, а/я 101,
„Фокс-Холлоу“, штат Колорадо, США.
29 октября 1978 года
Достопочтенному Эдварду Г. К. Л. Уиттенфильду,
одиннадцатому графу Копсхоу.
Бриаркопс, Ившем, Англия.
Мой дорогой Копсхоу! Сердечно благодарю вас за ваше письмо от 2 августа и сожалею, что оно слишком долго меня искало. Тем не менее я искренне рад, что вам пришло в голову ко мне обратиться.
Ваше решение распродать часть фамильного имущества понятно в свете современных экономических веяний, и все же оно в некотором роде прискорбно. Несомненно, Бриаркопс и йоркширское охотничье поместье явятся ценными вкладами в национальное достояние вашей страны, но ваша семья при том многое потеряет.
Как наследник своего деда, вы должны знать, в каких тесных приятельских отношениях он состоял с одним из моих родственников. Я тоже помню о том и с охотой готов рассмотреть все ваши предложения. Прежде всего меня интересует старинное зеркало, описанное в вашем письме. Думаю, о цене у нас спора не будет. Назовите сумму, которая вам или вашим представителям покажется разумной, и я через лондонский банк тут же переведу ее вам. Я был бы счастлив прибавить к своей коллекции и несколько картин из собрания вашего деда, но, мне кажется, в ваших интересах выставить их на торги. Однако, если кое-какие полотна будут придержаны для частной продажи, не откажите в любезности сообщить мне о том. Что до турецких ковров, то я их покупаю с условием переслать весь комплект во Францию, в имение Монталье.
Я знаю, вы сейчас переживаете трудные времена, но позвольте сказать, если вас это поддержит, что, с моей точки зрения, в существующих обстоятельствах вы действуете разумно и дальновидно.
Примите еще раз мою благодарность за предоставленный мне выбор. Я верю, что ваши усилия принесут ожидаемые плоды.
Сен-Жермен
(печать в виде солнечного затмения)».
КОТТЕДЖ № 33
Зимой приезжали лыжники, летом — зажиточные семьи, чтобы подышать воздухом гор, но именно в межсезонье — осенью и весной — курорт «Лост-Сэйнтс» выглядел наиболее привлекательно.
Миссис Эммонс, вдова, всегда проводившая здесь сентябрь, сидела за столиком в просторной столовой, поглаживая свои синевато-седые волосы и улыбаясь распорядителю.
— Я так стремилась сюда, мистер Роджерс, — произнесла игриво она и словно бы невзначай коснулась его руки пухлыми, унизанными кольцами пальцами.
— Как приятно, — ответил тот голосом крайне любезным, но в то же время никоим образом не поощряющим притязания вдовы.
— Я слышала, у вас новый повар. — Она вновь оглядела обеденный зал. — Сегодня немного народу.
Мистер Роджерс проследил за ее взглядом и пожал плечами.
— Сейчас не сезон, миссис Эммонс. Отель заполнен на одну пятую, и это хорошо, ибо у нас есть возможность передохнуть и заняться ремонтом коттеджей. Главное здание мы приводим в порядок весной, но вы в это время здесь не бываете.
— Я не люблю суету, — сказала миссис Эммонс, подкрепляя свои слова надменным движением подбородка, выработанным многолетними тренировками.
И сезонные цены, добавил про себя мистер Роджерс, а вслух, чуть улыбнувшись, заметил:
— Конечно, осенью здесь поспокойней.
Вдова нервно подтянула к себе бокал с «Маргаритой». Коктейль этот она тоже не жаловала, предпочитая бренди текиле, однако смеси на коньячной основе считались теперь старомодными, а миссис Эммонс находилась в том периоде своей жизни, когда возраста начинают бояться.
— Скажите, — спросила она, сделав глоток, — этот милый мистер Франциск по-прежнему с вами?
— О да. — Мистер Роджерс уже отходил от стола, но приостановился, чтобы ответить, и на его обычно бесстрастном лице мелькнула тень удивления.
— Мне нравится слушать, как он музицирует. Старые песни в его исполнении звучат особенно трогательно. — Голос ее против воли предательски дрогнул.
— Верно, — согласился мистер Роджерс. — Он, как всегда будет в гостиной после восьми.
— О, это замечательно, — произнесла миссис Эллмонс чуть восторженнее, чем надо бы, и переключила внимание на выросшего возле ее столика официанта.
Мистер Роджерс вышел из обеденного зала и уже пересек вестибюль, когда в стене бельэтажа открылась неприметная дверца, из-за которой донесся негромкий оклик. Мистер Роджерс поднял голову и направился к лестнице, ведущей наверх.
Небольшая библиотека была обставлена мебелью темного дерева и громоздкими викторианскими креслами, обитыми кожей. Там находился всего один человек. Он улыбнулся и поприветствовал вошедшего на весьма отличавшемся от английского языке.
— В столовой сейчас сидит миссис Эммонс, — сообщил на том же наречии мистер Роджерс. — Она все спрашивает, куда подевался «милый мистер Франциск».
— О Боже! — с притворным ужасом воскликнул мистер Франциск. — Полагаю, миссис Грейнджер тоже скоро приедет?
— Должна прибыть в среду. — Мужчины стояли. Мистер Франциск, затянутый во все черное, — у высоких выходящих на север окон, мистер Роджерс — у двери. — Я отвел им коттеджи А-28 и А-52 над ручьем.
— Если вода им не помеха, они прекрасно проведут время, — безмятежно ответствовал мистер Франциск. — Я не успел заняться настройкой клавесина, так что придется играть на фортепиано. — Он отошел от окна и сел в ближайшее кресло.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь возражал. — Мистер Роджерс также сел, развернув кресло, стоявшее у письменного стола.
— Оно, может быть, конечно, и так, однако… — Мистер Франциск поставил локти на ручки кресла и сцепил пальцы под подбородком. Кисти его, неожиданно маленькие для пианиста, отличались изяществом формы. — Тропу, идущую по гребню горы, надо бы укрепить до начала зимы, иначе первая же оттепель ее смоет.
— Я отправлю Мэтта. Это там вы пропадали полдня? — Тон распорядителя был спокойным.
— Полдня не полдня, но… Этот рейнджер — Джексон? Бакстер? Как его там? Он проверял наше противопожарное состояние.
