Когда христианские убеждения выливаются в чисто внешнее действо, то в определенный момент времени их очень легко потерять, как теряет свой панцирь рак. Кстати говоря, во время линьки многие раки погибают — от истощения или от внешних врагов.

Снаружи панцирь кажется красивым, крепким, надежным. Лучше иметь панцирь, чем не иметь его. Панцирь на живом существе — лучше, чем мертвый скелет. Но Бог задумал иначе. Он хочет, чтобы каждый христианин имел скрытый плотью скелет веры.

Когда я жил в Индии, исследование причин возникновения проказы и способов борьбы с ней отнимало все мое свободное время. И моя жена Маргарет тоже решила заняться медициной: она стала учиться на врача–офтальмолога. Прошло время, и из нее получился квалифицированный глазной хирург. Многие люди, нуждающиеся в лечении, не в состоянии были добраться до больницы. Тогда моя жена с группой ассистентов стала ездить в отдаленные сельские районы для оказания медицинской помощи. Они оборудовали передвижной госпиталь, где было все необходимое, и месяцами жили то в одной, то в другой деревне. Местные жители уже знали: в определенный день в каком–нибудь здании — в школе или на старой рисовой мельнице — будет вестись прием всех нуждающихся: и тех, у кого воспалились глаза, и тех, кто потерял зрение. Бригада врачей работала в тяжелейших условиях: стояла удушливая жара, а оперировать приходилось без передышки — конвейерным способом. Иногда невозможно было найти ни одного подходящего здания. Тогда врачи раскладывали операционные столы в тени какого–нибудь бананового дерева. Бывали дни, когда ежедневно два врача делали до сотни операций по удалению катаракты.

Этот случай произошел в 1956 году. Бригада Маргарет на несколько недель разбила лагерь в сельском районе Индии, пораженном страшной засухой. Уже пять лет люди не могли собрать урожай, все колодцы пересохли: нечего было ни есть, ни пить. Жители всех окрестных деревень стали приходить в разбитый врачами лагерь, хотя не нуждались в лечении, — они надеялись получить пищу. Люди соглашались на операцию по удалению глаза — лишь бы им дали поесть.

Мальчики–подростки предлагали свою помощь в лагере–госпитале, больше напоминавшем в те дни сумасшедший дом. У Маргарет появился помощник — застенчивый смуглый мальчуган лет двенадцати. Его обязанностью было облачаться в белый халат, придающий солидность, но болтающийся на нем мешком, и во время операции стоять на ящике с карманным фонариком в руке. Причем держать этот фонарик, работающий от трех батареек, надо было так, чтобы свет падал прямо на роговицу глаза пациента. Маргарет сначала сильно сомневалась: выдержит ли неграмотный деревенский мальчишка шок, когда впервые увидит, как разрезается, а потом зашивается человеческий глаз.

Ребенок же, на удивление всем, выполняя свою работу, держался очень уверенно. В течение первых пяти операций он скрупулезно следовал всем инструкциям Маргарет: когда и как изменить угол света. Рука его была тверда и спокойна. Но во время шестой операции она дрогнула. Маргарет спокойно сказала: «Мой маленький брат, держи лампу как следует». Он моментально исправился. Но очень скоро луч света опять съехал с того места, где проходила операция. Маргарет поняла: он просто не может больше смотреть на то, как режут глаз. Она подняла голову и спросила, как он себя чувствует.

По его щекам потекли слезы. Он пробормотал: «Ой, доктор… я не могу больше смотреть туда. Ведь это — моя мама».

Страдания мальчика закончились через десять дней. С глаз его мамы были сняты швы. Врачи выдали ей очки: сначала она была ослеплена ярким светом, потом постепенно глаза сфокусировались, настроились — и впервые в жизни мать смогла увидеть своего сына. Когда она протянула к нему руку, ее лицо озарилось улыбкой. «Сынок, — сказала она, — я думала, что знаю, какой ты. А сегодня я тебя вижу». Она прижала его к груди.

В этой трогательной сцене выражалось следующее: образ сына, наконец, стал для этой женщины узнаваемым. Раньше она знала его лишь на ощупь и слышала его голос. Теперь же она видела реальную внешность своего сына. Когда он снился ей по ночам, она его узнавала. Но ей снилось лишь то, что она знала, — его кожа. Все наши представления и ассоциации о человеке связаны с этим видимым органом. Именно по нему складывается наше впечатление о человеке.

Иногда я даже завидую той области медицины, которой занимается моя жена: два ограниченных овала, не закрытых светонепроницаемой тканью кожи. Можно заглядывать внутрь глаз, ничего не разрезая. А если даже и приходиться резать, то потом можно беспрепятственно наблюдать процесс заживления. Только глаза могут продемонстрировать врачу наличие этих влажных клеток, живущих в человеческом организме: эти крошечные тельца, бегающие по кровеносным сосудам и повсюду выискивающие бактерии и опухоли.

Можно сказать, что кожа, так же как и глаз, — это окно с тончайшими стеклами. Через него мы видим деятельность, происходящую внутри нашего организма, и можем судить о его здоровье. Анемия заметна по ногтям и коже: она делает свои жертвы безжизненно бледными. Желтуха окрашивает кожу в желтый цвет, а у больных диабетом кожа отливает бронзой. Из–за воздействия некоторых видов лекарств кожа приобретает синюшно–радужный оттенок, как от татуировки. У нас в Карвилле есть такие пациенты. Недостаток кислорода в крови вызывает лиловый оттенок. Цинга, некоторые эндокринные заболевания и многие другие нарушения функций организма отражаются на состоянии кожи.

Когда цветовая гамма исчерпывается, кожа начинает использовать другие сигналы. Проказа проявляется отсутствием чувствительности в нервных окончаниях, рак — кожными высыпаниями или кровоточащей родинкой. Врач–аллерголог может узнать, что любит и что не любит ваш организм, расшифровав его секретный код. Он просто сделает у вас на спине ряд небольших разрезов и в каждый разрез внесет микроскопические дозы исследуемого вещества. Итак, что же вас не устраивает — собачья шерсть, цветочная пыльца, морепродукты? Ваша кожа откроет тайну мучающей вас тошноты или чиханья.

Кожа — это еще и окно в наш эмоциональный внутренний мир. Немногие из мышц, связанных с кожей, способны сокращаться по нашему желанию — мы не умеем двигать кожей, как это может делать лошадь. Зато мы можем контролировать выражение лица — об этом написаны целые тома. Боль, полученная в детстве, иногда накладывает отпечаток на очертания лица, словно чья–то рука оставляет зарубки на стволе дерева. Небольшой изгиб уголков губ вниз может заставить супруга ходить по струнке.

Иногда тело выдает наши истинные чувства независимо от нас. Марк Твен сказал: «Человек — это единственное животное, которое способно краснеть». Краснеть. Это означает ощущать неожиданный резкий прилив тепла, когда мгновенно раздувшиеся сосуды непроизвольно, никого не спрашивая, доставляют к коже в пятьдесят раз больше крови, чем обычно. (Для сравнения представьте: в вашем городе резко возрос спрос на водопроводную воду, и городская станция водоснабжения на 5 ООО процентов увеличила ее подачу.) Молодые краснеют чаще, чем пожилые; женщины — чаще, чем мужчины. Исключений нет: краснеют и слепые люди, краснеют представители любой нации, включая самую темнокожую (доказательством тому служат альбиносы). Покраснеть — означает поставить собеседника в известность о наличии чувств, которые хотелось бы скрыть.