— Он работал над чем-то перед смертью? — спросила она Фредерику.

— Конечно, — ответила та.

— И вы знаете, над чем?

— Он всегда над чем-то работал, понимаете. Это то, что отличает писателей. Даже если кажется, что они бездействуют, они полны мыслей, идей.

— Я знаю, — подтвердила Корнелия.

— Какие-то книги, какие-то рассказы, он говорил об этом, а потом — несколькими годами позже — создавал эти произведения. Его действия невозможно было предсказать.

Корнелия понимающе кивнула. Чай в ее чашке остыл, она едва к нему притронулась.

— Говорили вы когда-либо о его текущей работе? — продолжила она.

— На самом деле — нет, — ответила Фредерика Корженьовски. — Он держал свои планы в большом секрете, скажем так. Чувствовал, что если начнет обсуждать незаконченную работу, то это может затормозить его, изменить ход его мыслей. Он был очень закрытым человеком. Понимаете, даже после стольких лет брака временами я понятия не имела, что творится в его голове. Он был, конечно, человеком молчания.

— Вы не возражали против того, что он редко секретничал с вами?

— Нет. Я привыкла. Просто привыкла. Молчание лучше, чем пустые фразы, ведь правда?

— Может быть, — сказала Корнелия.

Она почувствовала, что разговор заходит в тупик.

— Я знаю, что было несколько книг, которые он всегда хотел написать, — призналась Фредерика. — Но это было на уровне смутных идей, которые иногда всплывали в разговоре, когда он раздумывал о том, над чем работать дальше. И написание этих книг он всегда откладывал на потом.

— Понимаю, — сказала Корнелия. — Он когда-нибудь упоминал названия?

— Нет. Один роман был в стиле научной фантастики, второй — о Париже. Но я не думаю, Чтобы он написал для каждого хоть слово. Он не слишком увлекался исследованиями. Каждый новый роман был некой импровизацией:.

— В этом и очарование, — прокомментировала Корнелия, позволяя вдове сконцентрироваться на воспоминаниях.

— О да… — Голос Фредерики затих.

— Да? — спросила Корнелия.

— В прошлом году он поделился идеей, я помню, это было на вечеринке. Кто-то спросил его, ожидается ли выход какой-либо новой книги, и Конрад упомянул о фальшивых мемуарах, книге, которая раз и навсегда уничтожит двойственность, о которой мы с вами говорили. Вы знаете, что в этом отношении он всегда был протагонистом своих историй.

— И вы когда-нибудь видели, чтобы он работал над этим проектом? — спросила ее Корнелия.

— Нет. Он просто работал. Я никогда не знала, над чем. Но я думаю, что за несколько месяцев до сердечного приступа он работал над чем-то важным. Это чувствовалось. Он был более замкнут и задумчив, чем обычно. Таким он становился, сочиняя новую книгу.

— Джон Керит, его главный литературный агент, ничего об этом не знает, — сообщила Корнелия.

— А он и не должен, — сказала Фредерика Кор-женьовски. — Конрад не слишком принимал его всерьез. Он работал в основном с Сарой Спаркс. А Керит главным образом занимался зарубежными переизданиями. Пока книга не была опубликована в Англии и в Штатах и он не мог отправить ее на дальнейшие переиздания, он редко ей интересовался.

— Интересно.

— Грустно, что Сара не смогла присутствовать на похоронах, — сказала вдова. — Ее дедушка умер, и ей пришлось лететь к нему во Францию, чтобы провести там процедуру похорон. Слишком много смертей… Мы долго говорили с ней по телефону. Она была шокирована смертью Конрада.

— Это случилось так неожиданно?

— Да, — подтвердила Фредерика. — У него было превосходное здоровье. Просто так вышло. Как гром среди ясного неба. — Она замолчала.

— И так рано, — сказала Корнелия. — Всего лишь пятьдесят девять.

— Да. Но, понимаете, он никогда не заботился о себе. Я только вчера говорила с нашим семейным доктором и узнала, что несколько месяцев назад Конрад приходил к нему на прием и у него обнаружили гипертонию. Он мне ничего не сказал. Ему прописали лекарства, нормализующие давление. Но я не уверена в том, что он регулярно их принимал. Если и принимал, я этого никогда не видела.

— Сожалею, — сказала Корнелия и продолжила: — Но у него же был компьютер? После всего случившегося вы или кто-то другой заглядывали в него?

— О да. Наш сын смотрел. Он самый практичный человек в семье. Он сказал, что это странно, Конрад, должно быть, перед смертью стер все начисто. В памяти ничего не было. Пусто. Новые произведения, старые произведения. Ничего. Но Конрад никогда не дружил с компьютерами. Поздно сел за компьютер. Всегда предпочитал свою электрическую пишущую машинку.

— Любопытно, — сказала Корнелия. — Вы будете скучать по нему, правда?

— Что прошло, то прошло, — вздохнула Фредерика. — Наши дети выросли, они уже взрослые. После этого фильма в прошлом году мы финансово обеспечены. Как будто он выбрал правильный момент, чтобы уйти из нашей жизни.

— Но, по крайней мере, у вас есть его книги, — сказала Корнелия в утешение. — Немногие люди оставляют такое наследство…

— Думаю, что так оно и есть, — с неохотой согласилась Фредерика. — Но все же это не так, как если бы он был рядом, даже ничего не говоря, ведь правда?

— Я знаю, — заключила Корнелия. Она зашла настолько далеко, насколько позволяли приличия. — А теперь мне пора идти, — сказала она. — Вы были так добры, что столь долго со мной говорили. Особенно в такой момент.

— Мне будет интересно, дадут ли вам добро на эту статью, — сказала вдова Конрада. — И, конечно, будет интересно прочитать ее. Любопытно посмотреть на его творения в другом ракурсе. О нем отзывались очень односторонне.

Они обе встали.

— Вы за рулем? — спросила Фредерика, открывая Корнелии входную дверь.

— Нет.

— Я могла бы вызвать вам такси, — предложила она. — У нас здесь хорошая местная служба.

— Не нужно, — сказала Корнелия. — Метро прямо за углом. Это удобно. Во время прогулки я соберусь с мыслями.

Фредерика протянула Корнелии руку. Ее рукопожатие было твердым и теплым.

— Миранда?

— Да?

— Я думаю, что вы очень понравились бы Конраду, — с пытливым мерцанием в глазах сказала женщина. — Я бы сказала, что вы абсолютно его типаж…

— Потому что я блондинка?

— Не только, — сказала вдова. — И…

Она замешкалась.

Корнелия медленно отняла руку.

— Я вспомнила, один раз он упоминал название. Может, именно над этим он работал. Книга должна была называться «Откровения».

Входная дверь закрылась.

Да, думала Корнелия, живо шагая к станции «Туфнелл Парк», бросив случайный взгляд через плечо, чтобы проверить, что за ней никто не идет. Просто, как паззл: один кусок вовремя подходит к другому. Воистину все дело в терпении. Но где здесь место для фигуры Укротителя Ангелов?

Она ездила со мной за границу.

Неисповедимы пути вожделения, его развития, это превращало нас в ленивых и нелюбопытных туристов поневоле. Кроме всего прочего, мы не могли проводить все время наших поездок, забаррикадировавшись в номере отеля и яростно трахаясь как кролики, ведь правда?

Так что в перерывах между сексом мы гуляли, исследовали окрестности, я нырял в первый попавшийся на пути книжный магазин, а она покупала белье (по моей кредитной карте). Мы много ели, смотрели кучу фильмов. Гранд Канал в Венеции вонял, может, потому, что мы приехали не в сезон. Выдры в заливе Монтерея молчали. В Амстердаме мы ели рис, после которого у нас долго урчало в животах. В Барселоне Рамблас была запружена иностранными футбольными фанатами. В Брайтоне — Мекке грязных уикендов — в преддверии политической конференции повсюду расставили телекамеры, и все это было в резком контрасте с печальным фильмом о наших постыдных подвигах, но почему-то в каждом городе, ставшем пристанищем наших необузданных соитий, было одинаково. У этих городов не было лиц, они существовали только для того, чтобы приютить нас и дать насладиться грязным сексом. Конечно, в итоге она устала от путешествий, от меня.