Их было десятки и сотни, крупных и мелких, похожих на зубья чудовищной дробильной машины, чья рабочая поверхность простиралась на целую четверть мили. Кент ощутил первый сокрушительный удар, за ним второй, третий. Он не думал ни о времени, ни о расстоянии, но лишь о том, чтобы находиться между Маретт и смертью. В первый раз, когда он потерпел неудачу, слепящая ненависть и ярость вновь вспыхнули в его мозгу.
Он видел, как белое тело девушки швырнуло на скользкую, изъеденную водой поверхность скалы. Голова ее откинулась назад, и длинные распущенные волосы заструились в белой пене; на мгновение Кенту показалось, будто все ее хрупкое тело разбито, как фарфоровая чашка. Он продолжал бороться еще яростнее. И девушка знала, за что он борется. Каким-то непостижимым чудом он не терял сознания от бесчисленных ударов и травм. Он не чувствовал боли, но ощущал растущее головокружение и постепенно увеличивающуюся слабость в руках и теле.
Они проплыли уже половину Пучины, когда его с ужасной силой ударило о подводный камень. Удар оторвал от него Маретт. Кент рванулся к ней, тщетно пытаясь схватить ее, и увидел, что ее прижало к тому же камню. Веревка, связывающая их, спасла ее. Обмотанная вокруг ее тела и прикрепленная к его руке, она продолжала выполнять свое назначение, зацепившись за камень и помогая им держаться вместе по обе стороны пятифутового гранитного валуна.
Задыхаясь, с трудом ловя ртом воздух, едва живые, они встретились взглядами через разделявшую их скалу. Теперь, когда Кент поднялся из воды, кровь заструилась по его рукам, плечам и лицу, но он улыбался Маретт точно так же, как несколько мгновений тому назад она улыбалась ему. Глаза ее наполнились состраданием при виде его ссадин и ран. Он кивнул в ту сторону, откуда они приплыли.
— Все самое худшее уже позади! — попытался он перекричать ревущий поток. — Дайте мне немного отдышаться, и я переберусь к вам. Понадобится не более двух минут, а возможно и меньше, и мы достигнем спокойной воды в конце протока!
Девушка расслышала его слова и кивнула в ответ. Кент пытался подбодрить ее, прибавить ей уверенности. И у него вовсе не было намерения отдыхать, потому что положение девушки наполняло его ужасом, который он пытался скрыть. Маретт висела с наружной стороны подводной скалы над самой пучиной на веревке, едва в половину его мизинца толщиной. Ее удерживала только тонкая полоска козлиной кожи и он сам в качестве противовеса. Если веревка оборвется…
Кент благодарил Бога за то, что веревка оказалась достаточно прочной. Дюйм за дюймом он начал подтягиваться вверх по мокрому камню. Отраженное течение за скалой играло густой массой длинных волос Маретт, вытягивая их по направлению к нему, так что расстояние до них было на один или два фута меньше, чем до ее цепляющихся за скалу пальцев. Кент изо всех сил устремился сюда, ибо видел, что сможет быстрее добраться до ее волос, чем до нее самой. В то же время он должен был держать свой конец веревки постоянно натянутым. Выполнение этой задачи с самого начала оказалось нечеловечески трудным. Поверхность камня была скользкой, как будто покрытой маслом. Дважды взгляд Кента обрывался вниз, в пучину порога, когда, отчаявшись в своих попытках, он прикидывал, не лучше ли ему снова броситься в воду и затем за веревку подтянуть к себе Маретт. Но зрелище, открывшееся ему внизу, убедило его в неминуемом трагическом исходе подобного варианта. Он все время должен держать Маретт таким образом, чтобы своим телом защитить ее от ударов. Если он ее упустит — хоть на пару секунд, — жизнь непременно покинет ее тело, изуродованное и искалеченное в усеянном подводными камнями бурлящем и клокочущем потоке.
И тут Кент почувствовал, как веревка вдруг ослабла, так что он едва не потерял равновесие. Одновременно раздался отчаянный крик Маретт. Все произошло в одно мгновение, за меньшее время, чем понадобилось мозгу, чтобы оценить смысл и значение случившегося: руки девушки соскальзывают со скалы, белое тело ее уносится прочь, в еще более белую пену чудовищного потока… Камень перетер веревку, и девушку унесло! С криком, подобным воплю безумца, Кент сломя голову устремился за ней. Вода поглотила его. Он с трудом выплыл на поверхность, преодолевая подводные течения и водовороты. В двадцати футах от него — а может быть и в тридцати — он заметил мелькнувшую белую руку, а затем и лицо Маретт, прежде чем оно исчезло в сплошной стене кипящей пены.
Кент бросился за ней в эту пену. Он вынырнул из нее полуослепший, на ощупь пытаясь схватить тело девушки, дико выкрикивая ее имя. Пальцы его нащупали конец веревки, привязанной к его собственному запястью, и на мгновение он поверил, будто схватил ее. Подводные скалы нижней части порога еще более густо и более опасно вздымались на его пути. Они казались живыми существами, злыми демонами, обуянными жаждой мучения и разрушения. Они били и истязали его тело. Их хохот напоминал рев Ниагары. Кент больше не звал и не кричал. Сознание его затуманилось, и каменные кулаки продолжали молотить его — молотить и ломать, превращая его тело в искалеченную и бесформенную массу. Белая от ярости вода, кипящая между скал, похожая на взбитый крем, украшающий чудовищный торт, постепенно становилась серой, а затем и черной.
Кент не мог сказать, когда он прекратил борьбу. День погас. Настала ночь. Мир провалился в небытие. И он временно прекратил свое существование.
Глава 23
Час спустя могучие силы в тренированном теле Кента вернули его к жизни. Он открыл глаза. Потрясение от случившегося не сразу навалилось на него. Его первые ощущения были подобны пробуждению от сна, полного кошмаров и боли.
Затем рядом с собой он увидел черную скалу; он услышал приглушенный рев потока; взгляд его упал на яркое пятно света, отраженного от заходящего солнца. Он с трудом поднялся на колени, и тут внезапно в его голове словно разорвался железный обруч, подавлявший до сих пор все его чувства и мысли. Шатаясь, он встал на ноги, произнося имя Маретт. Осознание того, что произошло, потрясло его своим ужасом, парализовало его язык после первого оклика, наполнив грудь бессвязными стонущими рыданиями. Маретт больше не было. Она пропала. Она была мертва.
Как только сознание вернулось к нему, Кент быстро окинул взглядом местность, что его окружала. На целую четверть мили вверх по реке он видел белую пену между сжимающими поток скалами, яростную, бешеную пену, ослепительная белизна которой постепенно темнела в сгущающихся сумерках наступающей ночи. Рев смертоносного потока слышался здесь более отчетливо. Но рядом с Кентом вода была спокойна, и сейчас он стоял на узкой пологой косе из намытого щебня и глины, на которую его выбросило течением. Перед ним высилась скалистая стена. Позади вздымалась другая. Кроме того места, где он стоял, больше некуда было поставить ногу. И Маретт не было с ним.
Ничто, кроме мрачной действительности, не могло владеть его мыслями сейчас, когда он стоял здесь, постепенно приходя в себя. Но мозг его отказывался признавать эту действительность. Если он жив, то и она должна жить! Она была где-то здесь… у берега… среди скал…
Стоны, вырывавшиеся из его груди, сменились звуками, из которых слагалось ее имя. Он кричал и прислушивался. Шатаясь, он приблизился по узкому языку отлогой косы к вылизанному потоком краю теснины. В сотне шагов от него клокотала свирепая Пучина. Кент выбрался отсюда, окровавленный, избитый, полубезумный, в изорванной в клочья одежде, все громче и громче выкрикивая имя Маретт. Блеск заходящего солнца наконец обратил на себя его внимание. Он вырвался из кипящего ада между сжимающими поток скалами, и солнце вновь освещало для него окружающий его зеленый мир. Перед ним река расширялась и снова мирно несла свои воды в безмятежном покое.
Уже не просто страх овладел им теперь. Это была ужасная, гнетущая уверенность в неизбежном. Прожитые годы и суровая возмужалость — все это словно растворилось в отчаянии, и он заплакал — заплакал, как ребенок, подавленный великим детским горем, — не прекращая вместе с тем своих тщетных розысков вдоль берега. Он плакал и непрерывно шептал имя Маретт.
