- Помню.

- И если бы жители Припяти пешком пошли по этому мосту - а другого пути из города тогда не было, - то они бы попадали в зону "пятна", лежавшего где-то на дороге напротив станции. А там была очень высокая радиация - "след" выброшенного топлива.

26 апреля в десять утра эксперты-криминалисты УВД Киевского облисполкома Лукашенко и Евтушенко осмотрели с вертолета АЭС и сделали первые фотографии. Затем с участием заместителя прокурора области Даниленко был составлен первый официальный документ - протокол осмотра места происшествия.

В пять утра в Припять прибыл заместитель министра внутренних дел УССР генерал-майор милиции Бердов. Вообще замечу, что мы очень много и часто ругаем милицию, но конкретно изучение документов и свидетельств очевидцев показывает, что милиция сработала великолепно. Бердов взял в свои руки руководство по охране общественного порядка и организации всех служб. Из области вызвали дополни тельные силы. В боевом журнале записано, что "на 8 часов утра 26 апреля было госпитализировано 33 работника ми лиции". О том, как они работали в тот напряженный момент, можно сделать вывод из рассказа генерала Бердова, который я позволю здесь привести:

"Припятский горотдел внутренних дел предпринял все возможное, чтобы исключить радиационное поражение людей Весь город был оцеплен. Но мы еще полностью не ориентировались в обстановке, так как милиция своей дозиметрической службы не имела. А с АЭС сообщали, что произошел пароводяной выброс. Эта формулировка считалась официальной точкой зрения руководства атомной станции. Я приехал туда в 8 утра. Сначала зашел в пустой кабинет Брюханова. Увидел полную беспечность. Окна открыты. На столе стояли цветы Людей нашел уже в кабинете Фомина. И первый вопрос, который я поставил: "Что произошло?" Он опять сказал: "Разрыв паропровода". Но когда я смотрел на Фомина, понял, что все серьезней. Сейчас понимаю, что это была трусость, сопряженная с преступлением. Ведь они какую-то реальную картину уже имели, но честно об опасности не сказали. Может быть, в ином случае не попали бы многие в больницу Вернулись в горотдел. Начали прибывать дополнительные силы. Прилетел министр энергетики СССР Майорец. Ему тоже, как выяснилось, не докладывали полной картины. Но он сориентировался и принял решение о глушении первого и второго реакторов блоков, против чего возражали представители Минэнерго УССР. Я присутствовал, когда Майорец разговаривал по телефону с Н. И. Рыжковым об обстановке на станции. Была неразбериха. Бывший заместитель министра здравоохранения СССР Воробьев бегал и кричал: "Ну чего вы здесь паникуете? Чего вы здесь паникуете?"

В 16 часов в зале заседания Припятского горкома партии появились Фомин и Брюханов. И впервые главный инженер сказал, что реактор взорван, а на территории станции валяется графит. В 15 часов прибыл замминистра МВД СССР, и где-то к 19-ти часам прилетел председатель Правительственной комиссии Борис Евдокимович Щербина, который после ознакомления с обстановкой уже к 22 часам 26 апреля принял решение об эвакуации Припяти. Развивалось это таким образом:

_*"Медики были категорически против эвакуации!"*_ (Курсив наш. Ю. Щ.).

- Александр Павлович, меня особенно интересует моральная, да и профессиональная, позиция медиков. Кто из них был в Припяти?

- Был бывший заместитель министра здравоохранения СССР Воробьев и заместитель министра здравоохранения УССР Касьяненко. В общем-то, в чем-то понять их можно, поскольку для эвакуации населения существуют определенные нормы. Эвакуация производится при радиации, достигающей 15 миллирентген в час. На этот момент таких полей в Припяти еще не было. По всем документам и свидетельствам очевидцев, я так понимаю, медики думали не о том, что делать с населением, а о том, как они будут выглядеть в данный момент перед собственным руководством.

Когда Б. Е. Щербина ознакомился с обстановкой - это было где-то около 22 часов (ему докладывала аварийная команда Минатомэнерго СССР), он сразу дал команду готовиться к эвакуации.

- Таким образом, выходит, что медики не были инициаторами эвакуации?

- Нет. Это однозначно. Медики и гражданская оборона возражали против эвакуации. Инициатором был Борис Евдокимович Щербина. Я думаю - чем вызван такой подход Б. Е. Щербины к эвакуации? Всего семнадцать часов понадобилось, чтобы подготовить и провести эту масштабную беспрецедентную операцию. Одних автобусов было собрано 1251.

Мне пришлось работать долгие годы в Западной Сибири, где Б. Е. Щербина был сначала первым секретарем Тюменского обкома КПСС, а затем - министром по строительству предприятий нефтяной и газовой промышленности. В Тюменской области нередко случались ситуации, которые требовали принятия немедленных решений. Экстремальных решений. Например, когда была крупная авария на линиях электропередач, питающих Нижне-Вартовск, - разлилась нефть и затем загорелась, - и город остался без тока; или когда, например, поселок Мамонтово остался без топлива - слабая подготовка к зиме вызвала аварию. И сама жизнь учила тогда, что лучше в таких ситуациях эвакуировать население на один-два дня, чем потом расхлебывать это гораздо большими усилиями.

И вообще, я думаю, очень здорово, что председателем ПК стал именно Б. Е. Щербина, поскольку опыт Западной Сибири - это, с одной стороны, опыт экстремальных ситуаций, и с другой - это опыт реализации целевых программ, когда нужно выполнить какую-то задачу во что бы то ни стало. И конечно, опыт принятия самостоятельных ответственных решений, а не трусливого ожидания указаний свыше. В Западной Сибири вообще был иной стиль работы, чем на Украине до аварии. Я вам скажу, что когда попал на аварию в Чернобыль, я почувствовал себя вроде бы ТАМ, на Ямбурге или в Новом Уренгое, где между решением и действием не стоит огромное количество инстанций и длинных согласований.

- А когда же медики все-таки подписали акт об эвакуации Припяти?

- Когда обсуждались вопросы эвакуации, то выдвигались различные предложения. Было много споров о возможности широкого использования поездов и пароходов. Но, учитывая компактность и мобильность, приняли решение вывозить людей автобусами. Окончательное решение об эвакуации было подписано 27 апреля в 12 часов дня. Оно было бы подписано гораздо раньше, если бы не медики. Они тянули время и подписались последними.

- Мне очень неприятно слышать эти вещи о моих коллегах. Но правда превыше всего. История еще скажет свое слово об их деяниях. Но возвратимся к информации. Вот мы говорим, что во время аварии погибло тридцать человек

- от острой лучевой болезни. Это понятно. Но ведь там все драматичнее было

- там погибали люди и во время автомобильных катастроф, разных происшествий… Ведь каждому понятно, что такая огромная стройка - если это вообще можно назвать стройкой - не могла обойтись без ЧП. Почему же мы скрываем это, ничего об этом не говорим?

- Конечно, было всякое… Зачем это скрывать - мне непонятно. Так, 6 октября 1986 года, во время проведения работ над саркофагом разбился военный вертолет. Экипаж из четырех человек погиб. Существует много версий, почему это произошло. Но ясно одно: они задели лопастями за тросы крана и вертолет перевернулся… Эта трагедия случайно снята на кинопленку… Мы должны знать, какой нелегкой ценой нам досталась победа над "мирным атомом".

И последний вопрос. Александр Павлович, вот вы сейчас стали жителем Киева, ваши дети уже киевляне. Вы очень информированы и точно знаете все, что происходит на АЭС Скажите, а как бы вы оценили информацию с точки зрения обычного жителя Киева? Вас удовлетворяет то, что сегодня сообщают - весьма редко - украинские газеты, радио, телевидение? Ведь народ все еще волнуется?

Нет. Информация совершенно недостаточная. Нам вообще нужно смотреть и анализировать - как развиваются слухи? Надо давать населению такую информацию, которая бы мобильно реагировала на появление различных домыслов. Мы в нашем отделе ввели "прямой провод". И теперь знаем, какие слухи возникают среди населения. Мы объявили номер нашего телефона в Чернобыле - 5-28-05 - и отвечаем каждому, кто позвонит нам. Кстати, порою случается так, что из-за рубежа идет звонков больше, чем из Киева.