А пришли - к Чернобылю. Пришли к величайшему кризису в нашей истории - кризису веры. Пришли к краю пропасти…
Но довольно об этом!
Не лучше ли закончить повествование идиллическими воспоминаниями?
После всего того, что увидел в Зоне и вокруг нее, после мертвого молчания брошенных сил (не знаю почему, но особенно тронули меня сельские кладбища, эти "тени забытых предков", куда не придут больше живые), после больничных палат и взглядов тех, кто лежал под капельницами, после скачков стрелок на дозиметрах, после опасности, притаившейся в траве, воде, деревьях, я в конце мая 1986 года выехал на два дня из Киева. Мчал на восток по опустевшему шоссе Киев - Харьков, останавливаясь лишь на заставах, чтобы пройти дозиметрический контроль.
Я ехал в Миргород - повидать дочь и внучку. Тот самый Миргород, о котором писал Николай Васильевич Гоголь:
"Чудный город Миргород! Каких в нем нет строений! И под соломенною, и под очеретяною, даже под деревянною крышею; направо улица, налево улица, везде прекрасный плетень; по нем вьется хмель, на нем висят горшки, из-под него подсолнечник выказывает свою солнцеобразную голову, краснеет мак, мелькают толстые тыквы… Роскошь!"
Как давно это было! Из какого наивного и безмятежного времени пришли эти слова! Но и в мае 1986 года Миргород был прекрасен. Прекрасен тем, что никакой радиации - ну хоть чуть-чуть повышенной - здесь не было. И никто не рекомендовал здесь закрывать окна.
Начиналось майское предвечерье, когда воздух в Миргороде напоен ленивыми ароматами разомлевшей за день земли. Я вышел на берег небольшой речки Хорол, лег в траву, прикрыл глаза. Услышал рядом любовные трели лягушек, ощутил свежесть травы и близость воды. На противоположном берегу мычали коровы, ожидая, когда отдадут свое горячее молоко жестяным ведрам. И вдруг я понял, что такое счастье.
Это трава, в которую можно лечь, не боясь радиации. Это теплая река, в которой можно искупаться. Это коровы, молоко от которых можно свободно пить. И провинциальный городок, живущий размеренной жизнью, и санаторий, по аллеям которого медленно прогуливаются отдыхающие, покупают билеты в летний кинотеатр и заводят знакомства - это тоже счастье. Только не все это понимают.
Я ощутил себя космонавтом, возвратившимся на Землю из далекого и опасного путешествия в антимир.
В эту минуту меня окликнула одна моя знакомая, отдыхавшая в санатории, и дала какое-то растение, вырванное с корнем. Ничего примечательного - грубые темно-зеленые листья и толстый ствол, словно бы подкрашенный фиолетовыми чернилами. Это растение называлось чернобыль. Горек был его привкус.
…А через два года, когда наступила пасха 1988 года, моя дочь Богдана решила сделать подарок моей маме, бабушке, лежавшей в больнице, - человеку глубоко верующему. В соответствии с украинской народной традицией расписала ей пасхальные яйца - писанки. Светлый, прекрасный обычай, идущий еще из языческих времен: яйцо - это жизнь, это весна, это солнце. Каков же был мой ужас, когда я среди прочих увидел одну писанку с изображением атома, силуэтом Чернобыльской АЭС, колючей проволокой и надписью: "Запретная зона!"
Первая чернобыльская писанка в мировой истории.
Пепел Чернобыля стучит в наши сердца.
Май 1986 - февраль 1989.
