"Комитет по изучению последствий атомной бомбардировки изучил смертность в 1950-60 гг. среди 100.000 выживших в Хиросиме и Нагасаки и сравнил со смертностью необлученных людей. Комитет обнаружил увеличение на 15% смертности среди людей, находившихся в пределах 1200 м от эпицентра взрыва. Смерть наступила исключительно от лейкемии".

В монографии Ицузо Сигематсу и Абрахама Кагана "Рак у переживших атомный взрыв" (Токио, 1986) сообщается, что ядерные взрывы вызвали острую лейкемию с пиком заболеваемости на 5-7-й год после облучения и возникновение опухолей тканей лишь через 15-20 лет с возрастанием заболеваемости спустя 40 лет.

При большом старании интеллигенты, столь не любимые Минздравом УССР, могут обнаружить и такое:

"…многие заболевания, которые никуда ранее не связывались с уровнем радиации - например, инфекционные заболевания (грипп и пневмония), а также хронические заболевания (эмфизема, болезни сердца, диабет, заболевания почек и паралич), в действительности существенно зависят даже от малых доз облучения" (В кн.: Химия окружающей среды. Под ред. Дж. О. М. Бокриса (Австрия). М., 1982, с. 424).

А уж совсем просто будет самому обычному читателю развернуть газету "Правда" за 15 февраля 1988 года и прочитать в статье А. Лютого "Рядом с ядерным дьяволом" (название-то какое?!), посвященной аварии в реакторе номер один ядерного комплекса Уиндскейл, Англия, в 1957 году:

"Специалисты полагают, что по своим масштабам и степени радиоактивного заражения авария в Уиндскейле уступает лишь чернобыльской (уступает! - Ю. Щ.). Тогда, в 1957 году, ни на пульте управления, ни в районе, прилегающем к нему, никто не погиб. Но уже спустя несколько лет начался отсчет жертв трагедии. Первым был скончавшийся в 1960 году от острой формы лейкемии мальчуган из местной деревни Саймон Бойд. По данным национального совета радиологической защиты, число скончавшихся от радиоактивного облучения достигло на сегодняшний день 33 человек".

Можно вспомнить и потрясающую статью В. Губарева, С. Свистунова и Д. Шнюкаса "Кувалдой по атому" ("Правда, 11 января 1988 г.) о бедах, кои натворила в Бразилии ампула с радиоактивным цезием-137, не идущая ни в какое сравнение с чернобыльским выбросом.

Может, достаточно?

Итак, люди информированы. Люди встревожены вполне обоснованно. Не делайте из них дураков. Разговаривайте с ними на уровне, достойном нашего сверхсложного века НТР, на уровне гласности. Не запугивайте их, но и не распевайте соловьиные песни. Думайте о будущем. Думайте о чистоте вашего медицинского халата - нравственной чистоте. Не подпевайте тем, кто побыстрее хотел бы забыть о Чернобыле. Есть такие люди. Есть и такие, кто с очень короткой, мизерной дистанции двух лет, когда еще все свежо в памяти, пытается представить события, разыгравшиеся в первые дни после аварии, на уровне плаката по гражданской обороне, на котором нарисовано все как надо, ну просто идеально.

"В реальной ситуации, возникшей после чернобыльской аварии, распространение радиоактивности имело чрезвычайно сложный характер, что затрудняло составление прогноза. А чтобы эвакуировать население, надо точно знать радиационную обстановку, дать рекомендации, куда именно вывезти людей, чтобы вновь не попасть в опасные районы. 26 апреля такой ясности не было. Более того, в этот день радиационная обстановка в самом городе Припяти была относительно благополучной - об этом часто забывают, а то и искажают факты. Сразу после аварии (!) было рекомендовано жителям сократить пребывание вне помещений, а занятия на открытом воздухе во всех детских учреждениях были запрещены, медицинские бригады провели йодную профилактику детей. Таким образом, кто находился в помещениях, подверглись значительно меньшему воздействию гамма-излучения.

В ночь на 27 апреля радиационная обстановка начала резко ухудшаться, поэтому в 12 часов дня и было принято решение об эвакуации… Замечу, кстати, что критерий "б", когда эвакуация обязательна, так и не был достигнут (!) - это показали наши исследования" ("Диагноз после Чернобыля". На вопросы корреспондентов отвечает академик АМН СССР Л. А. Ильин. - "Вечерний Киев", 6 февраля 1988 г.).

О том, как было сразу после аварии "предупреждено" население Припяти, неоднократно рассказывалось на страницах этой книги и в других публикациях. Одно из самых потрясающих свидетельств - документальные кадры из фильма режиссера Р. Сергиенко "Порог". Кадры, снятые припятским кинолюбителем 26 апреля 1986 г.: по городу ездят бронетранспортеры, милиционеры ходят в противогазах, разъезжают свадебные машины с невестами в белых платьях, и дети роются в песочницах как ни в чем не бывало. При желании можно получить еще не одну тысячу свидетельств. О "качество" йодной профилактики детей можно будет судить по состоянию их щитовидной железы. Ну а то, что эвакуация вовсе не была обязательна, - одно из самых замечательных открытий после Чернобыля. В дополнение к нему мне остается лишь привести фрагмент из судебного приговора.

"Узнав о том, что уровень радиации в некоторых местах значительно превышает допустимый, Брюханов из личной заинтересованности - с целью создания видимости благополучия в сложившейся обстановке - умышленно скрыл этот факт. Злоупотребляя своим служебным положением, представил в вышестоящие компетентные организации данные с заведомо заниженными уровнями радиации. Необеспечение широкой правдивой информацией о характере аварии привело к поражению персонала станции, население прилегающих к ней местностей" ("Московские новости", 9 августа 1987 г.).

Если прав академик Л. А. Ильин, то, стало быть, надо немедленно освободить Брюханова, как невинно пострадавшего. Если же наоборот…

Уже в первые дни после аварии в лексикон украинской официальной медицины прочно вошло это удобное и эластичное, словно резиновый чулок, слово: радиофобия. Страх перед радиацией. В щебете "соловьев Чернобыля" слово это заняло почетное место: ведь им можно было пояснить все что угодно

- все отклонения от здоровья, все естественные страхи, порожденные дезинформацией.

Выслушаем два противоположных мнения, чтобы уяснить себе суть проблемы.

А. Мостепан:

"В первые дни после аварии, когда мы еще плохо знали лучевую болезнь, был у нас такой грех: гипердиагностика, то есть диагноз ОЛБ (острая лучевая болезнь) в ряде случаев ставился необоснованно. И теперь весь мир знает, что у нас столько-то больных ОЛБ, потому что они вошли в регистр. А у нас их, наверное, меньше. В то же время не исключено, что у кого-то ОЛБ развилась в те дни, но его не "засекли", он перенес ее где-то и теперь уже не числится в списке больных. Диагноз задним числом поставить практически невозможно.

Парадокс? Да. Это создает ряд проблем. Переболевшие ОЛБ имеют ряд существенных социальных преимуществ. И вот, бывает, я вижу человека с неправильно поставленной ОЛБ: по-человечески, он не заслуживает тех льгот, что правительство выделило нашим больным. Но разве можно теперь снять диагноз? Никто не может этого сделать.

А рядом есть люди - я могу предположить, - которые действительно перенесли ОЛБ. Но на основании чего я теперь поставлю ему диагноз? На основании анализов? Он вообще сразу после аварии находился вне поля зрения медицины.

Но есть еще более серьезная проблема. Проблема больных, которые получили дозы радиации, не вызывающие ОЛБ. Ниже ста рентген. Допустим, они получили суммарно 50-60 рентген. Это те, кто был во время аварии на станции. Они больны. У них есть какая-то патология. Это, скажем, не лучевая болезнь, но, возможно, лучевая травма, повлекшая за собою спазм сосудов. Нервная патология наблюдается.

Есть на этот счет две теории. Одна - что это никакая не патология, а радиофобия (боязнь лучевой болезни). Просто стрессовая ситуация. А другая - что все-таки радиация поражает нервные окончания, вызывает какую-то не познанную еще нами патологию. Большинство киевских медиков считает, что это все-таки действие ионизирующего излучения. Москвичи настроены так: по их мнению, это - психотравма, социальная, эмоциональная травма.