— Ты хочешь остаться?… — усталый вопрос пробивается сквозь головную боль.

— Я?… — Пешш на секунду теряется и смотрит на меня широко открытыми растерянными глазами.

— Я никого не держу насильно.

Я хочу раздать все долги. Даже если это пробьет в Сети невосполнимую брешь. Мой путь лежит далеко. Значительно дальше северных границ…

— Вы и правда больны, — фыркает он наконец и опускает глаза.

— Больна? Вы что, уже и это успели обсудить?!

Глаза, глаза, глаза… Двенадцать пар глаз виновато опускаются под моим взглядом.

— Вам нужно отдохнуть, — Чезе смотрит мне в глаза с плохо скрытым сочувствием.

— Я не устала, — резкий взмах головой. И от чего кажется, что Ройн имел в виду вовсе не это?…

— Как скажете, леди… — он покорно пожимает плечами, не отводя испытующего взгляда.

— Ким, мне кажется, тебе все же стоит отдохнуть. Ты… — Алан на секунду замолк и мягко закончил: — Неважно выглядишь.

Я невидящими глазами смотрела в пространство. Неважно? Пусть так.

Больно-то как… Не голове. Сердцу.

Я уже научилась радоваться этому. Боли вместо пустоты. Сколько времени прошло?… Не знаю. Не помню. Почему не ушла? Не видела смысла.

— Командор уже проставил дату? — тихо спрашивает Селен, сидящий рядом прямо на ковре.

— Да, — так же тихо отвечаю я.

— И?…

— Нам дано четыре дня.

— Чем вы провинились, командир? — печальный взгляд и усталое, который день носимое удивление. — Вы заслужили представления к ордену, а ваша награда походит на ссылку.

— Это и есть ссылка.

Все тот же взгляд в пространство. Награда, о которой я не просила. Командор не верил в призраков, слишком был молод. И узнал ли того, кто сейчас наверняка стоит перед ним… Не знаю. Не помню. Может быть. Но не от меня. Нет. Я промолчала о том главном, что знала о нем. А он… Молчал ли он обо мне? Может быть. Но его застали врасплох, теперь я знаю.

Это было не сложно, даже без меня. Ведь что может один слабый смертный человек…

А я так и не увидела его. И в шепоте теней до сих пор чудятся шаги. Его шаги. Проигравшего…

Меня ссылают, и я лишь согласно киваю головой. Лишь бы не рядом. Лишь бы далеко.

Вот только… Больно-то как. Я оставляла самое дорогое, что оставалось у меня… Алан. И каков бы ни был итог, я все равно проиграла. А игра вышла жестокой — никого, кроме проигравших.

— Ну, мы, пожалуй, пойдем, — выражает наконец Чезе общее настроение. Праздновать действительно нечего. Это работа, это жизнь, что еще сказать. И даже за миллионы световых лет отсюда она останется все той же.

Агенты тихо выскальзывают за дверь, опасаясь громко говорить, будто в комнате лежит покойник. Через несколько минут в комнате остаемся только я и Алан. Все эти дни мы молчали о том главном, что только и имело значение. Имели значение только мы.

— Алан…

Кажется, молчать дольше уже нельзя. Время утекает сквозь пальцы, и мы почему-то не делаем попыток его остановить.

— Я буду ходатайствовать о переводе.

— Твоя карьера…

— Пусть летит к чертям. Я тебя не оставлю.

— А Айко? Он отпустит тебя?

— Айко… Что Айко?

— Ты его правая рука. В конце концов, мы солдаты.

— Это не повод, чтобы во всем подчиняться приказам, — он отворачивается, сам, видимо, не до конца веря в то, что говорит. — Я поговорю с ним. Он поймет. Только… это может занять время. Ты дождешься?

Время… Оно имеет значение? Знать количество отмеренных часов и дней, чувствовать, как струятся мимо тебя драгоценные секунды, и не иметь возможности удержать хотя бы одну… Нет, оно ничего не изменит.

— Да, конечно. Как ты мог подумать иначе?

— Прости. Ты перестала улыбаться. Ты жалеешь?

— О чем?…

— Ты права, я несу чушь, — руки Алана заскользили по моей талии, щека коснулась моей щеки. — Я слишком за тебя волнуюсь. Что произошло тогда у Командора? Твой перевод… Это же нелепо.

— Это правильно, Алан. Ты же видел мое досье — я никогда не служила в Центре.

— Эрро нужно убрать свидетеля, который знает слишком много об очередном деле государственной важности, а ты и не против… — он раздраженно мотнул головой. Светлая прядь скользнула по моей шее. — Тогда почему ты так изменилась? Может, это все те медальоны, которые ты так и не сняла?

— Нет, Алан, — мой голос невыразительно ровен и тих. — Я выбросила их.

— Правда? — радость в его голосе едва заметна, но она есть. — Тогда все наладится. Обязательно наладится. Обещаю.

Если бы жизнь действительно могла налаживаться от одного отсутствия призрачной лжи, заключенной в горстку металлических слитков. Я молчу. Глаза устало закрываются. Я знаю, отчего тело на мгновение может налиться свинцовой тяжестью, а сознание — заволочь липким густым туманом. Сердце Рух слишком долго дарило телу свободу, и, лишившись ее, оно протестует. На свой, неразумный лад.

Все пройдет. И тяжесть, и боль. Я стану сильнее, только и всего.

— Ты действительно устала, — Алан подхватывает меня на руки и относит в спальню. — Поспи. Я зайду утром.

Он целует меня и тихо уходит, прежде, чем я успеваю открыть глаза и попросить остаться.

Сон не идет. Пожалуй, я даже рада этому. В мои сны снова вошли кошмары прошлого. И это… Тоже больно.

Поднимаюсь с кровати и долго брожу по спальне, проводя кончиками пальцев по неказистой угловатой мебели, идеально-гладким стенам, по контуру маленького иллюминатора у рабочего стола. Если бы не «мама» и ее автоматика, он бы стал серым из-за слоя пыли — с того дня я не приближалась к нему. А сегодня в беспорядочно наваленных световых перьях, папках и считывателях нашлась странная, неизъяснимая прелесть.

Руки с медлительной аккуратностью принялись складывать пластиковые прямоугольники в идеально-ровные стопки. Время легко текло сквозь пальцы, пока нечто не нарушило его бег, выскользнув из-под очередной пластины на пол.

Темная богиня все никак не желает покинуть меня. Или этого не желает ее сын?…

На сером ковре красными матовыми отблесками играл металл амулетов, озаряемых Сердцем Рух. Порванные цепочки и ремешки сплелись в неряшливый клубок, не желая расставаться друг с другом.

Я не буду думать об этом. О том, как, когда и зачем, ведь ответы ясны. Это не изменило бы ничего, даже если бы я нашла их сразу же, как они попали на мой стол. Я кладу звенящую связку в дальний карман дорожной сумки, чтобы больше никогда не забыть своих ошибок.

Но сейчас… Я не буду думать об этом.

Ночь сменяет день. День сменяет ночь. Время тает, не оставляя воспоминаний, дни проходят, насыщенные, суетливые, но не оставляющие следов в памяти.

Сборы. Приказы. Дорога. Новое место.

Алану все еще не дали ответ. Но я умею ждать…

А пока… Координатора никогда не оставляют наедине даже с собой. Нового — тем более.

Время идет, и я, похоже, обустраиваюсь. Мой блок, теперь уже бывший, незаметно рассеялся по другим бригадам. Впрочем, кое-кто остался еще на «Полюсе». Моя Сеть редела, но я не спешила создавать новую. Не время…

Координатору положено высокое жалование, несколько помощников и заместитель. Последний мне был назначен из местного штата, на роль же первых большая часть руководства выбирало роботов.

Я предпочла живых.

Так что Чезе по-прежнему занимал стол по правую руку от меня. По левую располагался Селен, отказавшийся от моего предложения возглавить блок. Пешш, к моему удивлению, подал прошение на должность секретаря, мне же было, в общем-то все равно, поэтому информационный комплекс поступил в его распоряжение.

Больше всех нас удивила Алиссо, неожиданно выйдя замуж. Не зря Оско так радовался незнамо чему. Мне, похоже, они собирались сделать сюрприз, что вполне удалось. Благословив пару, я более чем серьезно посоветовала им найти более спокойные условия для воспитания детей.

Судя по тому, что сейчас передо мной лежали их заявления на уход, совету они вняли. Я не глядя подмахнула документы и отложила их в сторону. Секунду подумала и вызвала Пешша.