Самое время поработать руками, раз голова отказывается, благо тонкой работы, требующей сложнейших приспособлений и колоссального внимания, но ни на гран — работы мысли, в лаборатории всегда было предостаточно. Хотя… Я уныло оглядела злосчастную пробирку, побывавшую на полу, и отказалась от этой мысли. Руки меня сегодня не слушались, хотя объективных причин на то не было.

Ладно, были. Я волновалась.

С чего бы? Губы сами собой растянулись в ироничной кривой ухмылке. Действительно, с чего бы… Ладно, работать, работать и работать. Или хотя бы создавать видимость.

Я вернулась к проекту N7, загрузив портативку грудой вычислений, над которыми бедная машина и трудилась весь следующий час. Еще почти четверть смены, остававшейся до конца рабочего дня, пришлось изгаляться, изображая хоть какую-то деятельность, потому как настроение установилось совершенно нерабочее. Вот она — чувствительная натура научного работника.

Последняя мысль показалась мне настолько забавной, что, уже выходя из здания Академии, я продолжала слабо улыбаться.

Улыбка сменилась весьма кислой гримасой, когда обнаружилось, что все служебные гравилеты уже расхватали мои более шустрые коллеги. Я нахмурилась и решительно зашагала к посту охраны с твердым намерением устроить скандал.

— Леди Шалли! — нервно вскинулся дежурный, видимо, уже с полчаса ожидавший этого момента. Я молча шла на него, нацепив на лицо самое сволочное выражение из своего арсенала:

— Где. Мой. Транспорт.

— Охрана за транспорт не отвечает, — отрезал он.

— По штатному расписанию всем научным сотрудникам сего заведения положен служебный гравилет. Я, если не ошибаюсь, являюсь старшим научным сотрудником. Так какая же сволочь умыкнула мой? — приторно-сладким тоном поинтересовалась я.

— Леди, имейте совесть. Вы же прекрасно знаете, что приказам ректора я обязан подчиняться в первую очередь.

— А-а-а, так к старому пню опять заявилась любовница? Которую отправили домой на моей машине?!

— Леди, — охранник улыбнулся, — теперь я в полной мере понимаю, почему вас так упорно не желают переводить в Центр.

— Нет, вовсе не поэтому.

— Все равно… Хотите, подвезу вас? — неожиданно предложил дежурный. — У меня смена заканчивается через десять минут. У вас ведь квартира в четвертом секторе?

— Нет, — я покачала головой. — Не стоит. Тем более, что у меня коттедж во внешнем кольце.

— Даже так? — он приподнял бровь. — Наследство от богатой тетушки?

— Вроде того. Я продала квартиру в Центре, — я замолчала. — Ладно, лейтенант, бывайте.

Я развернулась и быстрым шагом зашла за угол, где располагалась стоянка для посетителей. Такси, как всегда, во множестве толклись на небольшом пятачке. Я зло рванула ближайшую дверцу и плюхнулась на мягкое сиденье. Задав маршрут автопилоту и скормив блокирующему механизму почти все оставшиеся на счету кредиты (слава богам, зарплата завтра!), я уставилась в окно. За стеклом замелькали здания, рабочие павильоны, на самом краю третьего сектора на полминуты свет заслонили возвышающиеся над городом корпуса космодрома. Потом скорость увеличилась, и городской пейзаж слился в одно серое пятно. Несколько раз такси чувствительно встряхивало — автопилот резко выныривал из общего потока, обходя пробки по боковым магистралям.

Через час я уже выходила из гравилета, думая про себя, что, пожалуй, потраченные деньги стоили того — автопилоты служебных гравилетов, без сомнения, в подметки не годились аналогичным у такси. Так что безымянная любовница ректора помогла мне сэкономить больше получаса на дороге.

Я не спеша открыла дверь, вопреки всем гигиеническим нормам не сунула в дезинфицирующий шкаф форменный жакет и сумку, а бросила оные на ближайшем пуфике и направилась прямиком на кухню. Ничего алкогольного по некоторым весьма веским причинам в доме не держалось, но хлебнуть хоть чего-нибудь после часового пребывания в пересушенной дешевым кондиционером атмосфере мне было просто необходимо.

Вооружившись высоким бокалом, я вернулась в гостиную. Однако вскоре его пришлось поставить на ближайший столик и сжать пальцами виски. Начиналась мигрень. Стены узкой как пенал комнаты давили на голову поверх пальцев, сжимаясь все сильнее и сильнее.

Я быстро ополовинила бокал и встала. В спальне, занимавшей почти весь второй этаж, было бы полегче, но уж чего-чего, а спать мне не хотелось совершенно. Особенно сейчас.

Еще полчаса я промучалась, надеясь, что головная боль пройдет сама, потом не выдержала и приложила к запястью универсальную аптечку. Укол тончайшей иглой не оставил даже следа на коже, а вот голове полегчало мгновенно. Правда, вместо боли появился легкий туман, но была надежда, что на ясность мыслей он не повлияет.

Еще через час стало понятно, что раньше полуночи уснуть все равно не удастся, а головидение, как назло, отключили еще на прошлой неделе за неуплату: почти всю мою куцую зарплату сжирал налог на землю. Представляю, сколько платили мои соседи по внешнему кругу — району частных резиденций, резиденций, рядом с которыми мой крошечный двухэтажный домик казался лачужкой с дезинфекционный бокс размером. Однако слишком редко мне выпадала возможность пожить в «чистом» месте, чтобы удержаться от постановки такого эксперимента.

Так или иначе, ближайший бар работал до утра, и свою порцию толкотни и музыки там можно получить сполна. Этот факт и решил участь вечера. Я переоделась в темный комбинезон и смыла с лица боевую раскраску — для администрации Академии внешний вид сотрудниц был вопросом престижа, в баре же у меня не было никакого желания провести вечер, отбиваясь от любителей знакомств на одну ночь.

Через пятнадцать минут я уже шла по стремительно темнеющей улице, кивая соседям — в этом районе жизнь с темнотой только начиналась, и лишь я была настолько эксцентрична, чтобы ночью, как правило, спать.

Вывеска увеселительного заведения, как всегда, встречала брызгами лазерного шоу и голографий. Огромные двери были широко распахнуты, и посетители не обманывали ожиданий — они валили валом. Эта часть Внешнего Круга была настолько «непристижна», что в местные увеселительные заведения допускались даже жители других Кругов, создающие лишнюю толкотню. Впрочем, для моих целей это подходило как нельзя лучше. Я смешалась с толпой и проскользнула внутрь.

Все четыре стойки и больше трех десятков столиков были заняты под завязку разношерстной публикой. Я попыталась на глаз определить, где же у меня меньше шансов встретить знакомых, и больше — перехватить что-нибудь пожевать, но, очевидно, это было выше моих возможностей. Поэтому я направилась к ближайшему скоплению людей, и, работая локтями, пробилась к стойке. Здесь нужно было держать ухо востро: большинство мужчин уже изрядно приняло на грудь, и далеко не все понимали слово «нет» с первого раза.

Дождавшись своей очереди, я набрала заказ на табло одного из многочисленных роботов-барменов, снующих в истерическом припадке вдоль стоек, спустив свои последние капиталы. Заказ — а это был салатик из местных, а потому относительно дешевых морепродуктов и нежно любимый мной фруктовый сок, правда, синтетический — прибыл довольно быстро, и мне удалось, проявив чудеса ловкости, отвоевать у барной стойки не только место, но и стул. Игнорируя злобные взгляды многочисленных размалеванных старлеток, я не спеша приступила к салату, всем своим видом показывая, что место под моей пятой точкой раньше утра не освободиться.

Сок оказался вполне сносным, несмотря на свое более чем сомнительное происхождение. К сожалению, теперешние обстоятельства не позволяют мне баловаться исключительно натуральными продуктами — даже то, что выращивается на самой планете, слишком дорого, что уж говорить о импортируемых продуктах.

Где-то совсем рядом загрохотала музыка. Я оглянулась и с неудовольствием заметила, что сижу возле самого танцпола. Многочисленные парочки повскакивали с мест и единым бурным потоком потянулись на огромную площадку в центре бара. У стоек и столиков сразу стало посвободнее, а вот мне было неуютно: рядом кружилось и вертелось под музыку такое количество народа, что время от времени какая-нибудь неуклюжая парочка задевала и меня.