– Я виделся с человеком по имени Вив. Он, похоже, решил, что мы можем договориться.

– Договориться?.. – Архангел старательно изобразил на своем лице все стадии удивления: слегка нахмурился, тряхнул головой, потом внезапно поднял брови, словно понял что-то. – Ах да! Ну конечно. Это потому, что он принял вас за полицейского. – Он наклонился через стол и заговорил тихим доверительным шепотом: – Боюсь, что Вив не слишком-то умен. Итак... – Архангел положил вилку и нож на тарелку, показывая, что можно убирать – чтобы наесться, ему оказалось достаточно двух или трех кусочков; он поднял стакан, но отпил не сразу. – Мы договоримся, я предполагаю, но не совсем так, как вы думали. Должен признаться, что еще один продажный и алчный полисмен на жалованье был бы мне только полезен, и я думаю, что рано или поздно такой человек ко мне придет, но ведь вы не он, Дикон, а? – Он посмотрел на Дикона, потягивая шампанское. – Я считаю, что нам надо определиться. Сколько вы можете мне предложить?

– Это палка о двух концах, вы хотите сказать?

Архангел, широко улыбнулся, словно намеки Дикона были слишком наивны, чтобы принимать их всерьез.

– Да, я знаю, о чем вы хотите спросить, Дикон. Вопрос в том, можете ли вы себе это позволить?

– Проверьте.

– Десять «штук». – Архангел поспешно назвал сумму, как если бы разговор о деньгах шокировал его.

– Согласен, – сказал Дикон. Этот ответ дал ему первое очко за сегодняшний вечер.

Архангел слегка поперхнулся, но быстро взял себя в руки, отпил немного шампанского и поставил бокал на стол.

– С вами свяжутся и сообщат, где меня найти.

– Нет. Свяжитесь со мной сами, если хотите. Я назову место встречи.

– Вы мне не верите? – Архангел снова улыбался. – Я сделаю вам предложение, Дикон. Скажите только, зачем вам нужно знать то, что знаю я, и мы заключим сделку, которая обойдется вам дешевле.

Дикон встал.

– Нет, – сказал он, – десять «штук» меня вполне устраивает.

– И что бы мне стоило сказать «двадцать»!

Теперь улыбнулся Дикон.

– Не надо портить красивую сцену, – сказал он. Когда они расстались, Архангел попросил счет и в ожидании его выпил еще немного шампанского. У него было такое ощущение, будто им где-то была допущена ошибка, небольшая, но существенная. Вот только непонятно, в чем она заключалась. Может быть, надо было запросить пятнадцать «штук»? Нет, не то – какая-то некруглая сумма. Ладно, думал он, поживем-увидим. Опера не окончена, пока занавес не опустился.

– И сказал Иисус;«Тот, кто не со мной, тот против меня». Здесь нет места для раздумий. Он не сказал: «Помните обо мне только по воскресеньям» или «Обращайтесь ко мне лишь в беде». Он не сказал:

«Соблюдайте хотя бы часть заповедей, грешите в меру, подчиняйтесь закону Божьему только тогда, когда он подходит вам». Нет! Он ясно сказал, что спасение не придет, если любить Господа на полставки. «Тот, кто не со мной...» И каждый из нас должен задать себе вопрос:

«С Господом ли я? Могу ли я назваться учеником Христа? Впустил ли я Его в свое сердце?..»

Проповедник был молод и горяч. Белокурая прядь волос спадала ему на бровь, когда он переходил с одной стороны кафедры на другую, широкими взмахами руки разделяя своих прихожан на тех, кто «со мной», и тех, кто «против меня». Его волосы потемнели от пота, маленькие капельки то и дело сбегали ему на подбородок, и он смахивал их с такой досадой, словно изгонял этим жестом сомнения.

Боб Гоуер уже давно не был в церкви и сохранил воспоминания только об изысканном порядке англиканских служб, благодаря которым Бог представлялся Гоуеру терпимым английским джентльменом, способным рассердиться, лишь заметив недостаток хороших манер. От баптистского фанатизма Гоуеру становилось не по себе. В нем было нечто неудобное – недостаток хороших манер, по правде говоря. Проповедник ухватился за кафедру и не мигая уставился на церковные скамьи, заполненные прихожанами. Он хотел, чтобы они любили Господа. Но он хотел их любви и к себе.

Это не заняло много времени. Человек, которого искал Гоуер, отсутствовал чуть больше недели. Людям, которые хотели его видеть, сказали, что он нездоров. Его секретарь отменил по телефону все назначенные визиты и принес извинения. Гоуер не надеялся застать его дома или в офисе: другие уже искали его там, но безуспешно.

В городе легко спрятаться. Горожане не будут интересоваться, кто вы и что делаете, если только вы не причиняете им неприятностей. Действуют старые принципы маскировки: прячьте книгу в библиотеке, деньги – в банке, а себя – среди людей. Хотя можно и допустить ошибку – например, позволить преследователям использовать информацию о вас.

У Гоуера было несколько следов, ведущих к человеку, которого он искал, и один из них привел его в эту часовню. Она располагалась недалеко от того места, где жил преследуемый, но Гоуер надеялся встретить его здесь не только по этой причине. Другие преследователи искали его вдали отсюда, а он. Боб, учитывал то обстоятельство, что этот парень действует нерационально во всем. По принуждению он убил, принуждение привело его, по сути дела, и в это место. От Гоуера не требовалось понимания этого, он просто пользовался информацией. Он посмотрел через галерею в центральную часть часовни. Преследуемый сидел на скамье около алтаря, безотрывно глядя на проповедника.

– ...От тех, кто близок вам, – предупреждал проповедник, – вы можете скрыть грехи и от самих себя, если приложите к этому усилия, но вы не сумеете скрыть их от Господа. – Он поднял руку со слегка сжатыми пальцами, будто держал в них магический кристалл прорицателя. – Он взглянет в сердца ваши и узрит все, что вы скрыли от него. Он взглянет в души ваши...

Сидя в машине, Гоуер наблюдал, как человек приехал и пошел в часовню. Выждав еще пять минут, он последовал за ним. В нем нет ничего необычного, подумал Гоуер, разве что копна черных волос, из-за которой его кожа выглядит восковой. Рост средний, сложение – тоже среднее, но кто сказал, что убийцы разительно отличаются от остальных людей? Сам Гоуер убил на своем веку не одного человека, но его не отличишь от рядового домовладельца из пригорода. По правде говоря, он им и был.

Однако между ними была разница, и Гоуер искал способ подтвердить это. Гоуер убивал людей – среди них были две женщины – по приказанию, быстро и по-деловому. А чего ради убил этот человек – ради удовольствия? Удовольствие... Гоуер думал над этим, пытаясь понять, что это может означать, но не смог связать его ни с чем привычным. Он снова посмотрел вниз, на того человека, на голову в черной копне волос, на белый воротник и узкие плечи под светло-голубой курткой. Ничего. Ничего особенного. Жертву, подумал он, узнать гораздо легче.

– ...Будут призваны к ответу, – проповедник вытянул руку, указывая наугад на тех или иных членов своей паствы. В его глазах была странная пустота, словно перед этим он долго смотрел на солнце. На нем была засаленная рубашка, пропитанная потом. – И ты, и ты, и ты. Овцы будут отделены от козлищ, злаки – от плевел и брошены в огонь. Никто не избежит Судного Дня, когда Христос внидет во славу свою.

Потом были молитва, заключительный гимн и благословение.

Гоуер думал, что правильно рассчитал время, однако, выходя по деревянным ступенькам с галереи, он чуть не столкнулся с преследуемым, которого задержали люди, столпившиеся у входа, чтобы пожать проповеднику руку. Мужчина терпеливо ждал, стоя с опущенной головой позади толпы верующих, на его губах играла полуулыбка. Он был похож на человека, снисходительно выслушивающего бородатый анекдот. Выйдя из часовни, он спокойно зашагал своей дорогой, не обращая внимания на прохожих и не поднимая головы. Он огляделся по сторонам только один раз – когда переходил дорогу.

Сначала Гоуер подумал, что он направляется к себе домой, но, не доходя до своей улицы, человек повернул в сторону от центральных кварталов. Дома здесь были большие, но обветшавшие: фасады облупились, а с лестниц и фронтонов осыпалась штукатурка. Люди попадались все реже, и Гоуер старался не подходить слишком близко к преследуемому и вместе с тем не терял его из виду. Шестой подъезд, седьмой, восьмой – человек толкнул дверь со стальной ручкой и спустился куда-то вниз. Пока Гоуер достиг подъезда, дверь квартиры уже захлопнулась.