— Пойдём, девочка, негоже тебе на это смотреть.

Гусь тоскливо проводил их взглядом, затем с ужасом посмотрел на сверкающее лезвие и затараторил:

— Я всё расскажу! Я… всё! Я много знаю! Я знаю, где Крот! Я знаю его банковские счета. На дискете. Знаю, где прячет. Подслушал! — Гусь заплакал. — Слушай, ты же мент, а! Я суда хочу, в тюрьму… Я всё тебе расскажу!

Рулев на секунду задумался, повертел в руках нож и тяжело опустился на стул.

Гусь говорил долго. Когда он закончил, Виктор Михеевич помолчал, думая о чем-то своем, и наконец поднял на Гуся полные ненависти глаза.

— Ну что ж, — медленно проговорил он, вставая, — как мент с сукой мы с тобой поговорили. Теперь поговорим, как мужик с мужиком. Ну-ка, мил человек, расскажи-ка мне, как ты своим хером поганым моей доченьке маточку рвал?! — Подойдя к столу, Виктор Михеевич сжал в пятерне мошонку Гуся.

Несмотря на боль, бандит с удивлением почувствовал, что член его напрягся и затвердел.

— Не надо! — заверещал он, но в эту минуту майор всем телом навалился ему на живот.

Гусь почувствовал внизу живота острое холодное прикосновение. Что-то теплое потекло по ляжкам, и бандит окунулся в красное и искристое море боли. Он закричал было тонко и длинно, но ему затолкали в рот какой-то волосатый кусок плоти, источавший неприятный запах, и черный человек с глубоко запавшими, красными, словно угли, глазами, ласково подхихикивая, прошептал ему на ухо:

— Ты пожуй, милок, пожуй. Это вкусно. — И Гусь, идиотски мыча, жевал свои яйца, давясь криком и рвотой, и долго-долго не умирал. До тех пор, пока Рулев не выстрелил ему в лоб.

Майор, покрытый кровью с ног до головы, деловито вытер руки валявшейся здесь же гусевской белоснежной сорочкой и спокойно сказал:

— Ну-с, где-то приблизительно вот так! — И отошёл в угол и только тогда согнулся в мучительном приступе рвоты.

Виктор Михеевич заглянул под заднее сиденье замызганной Громовой «шестерки» и присвистнул.

— Ни фига себе, — уважительно сказал он.

— Выбирай, что по душе, только «стен» не трогай, я к нему привык уже.

— А можно, я «скорпион» возьму? — спросил майор, ласково поглаживая холодную сталь.

В эту минуту в кармане у Грома замурлыкал телефон. Голос Магомедова звучал сухо и неуверенно. Гром выслушал его, покусал задумчиво заусенец на губе и сказал в трубку:

— Хорошо. Я понял… Слышь, Дамирыч, у тебя там кое-какие денежки мои остались… ага, все понял, лады! Я тогда с Али свяжусь. Ну, не поминай лихом, брат! Спасибо за всё!

— И когда орлы прилетят? — спросил Рулев.

— Какие орлы? — не понял Алексей, отрешённо глядя в пространство.

— Твои орлы!  Клювастые.  Черножопые, — уточнил майор.

— Орлов не будет, Витя. Нам отказано в помощи, — тихо сказал Гром.

— Ах даже вот так?! — Виктор Михеевич раздраженно чиркал отсыревшей зажигалкой. — А я так и знал! Нет у меня веры «чёрным»! — Наконец прикурил, закашлялся. — Ну и хер бы с ними, мы тоже не лыком шиты.

Гром согласно кивнул, хотя ему было страшно. Не за себя. За Лизу, за их любовь, которая, едва родившись, могла погибнуть.

Они хорошо спрятали Лизу. Настолько хорошо, насколько это было возможно, но…

— Витёк, а вдруг они её всё-таки вычислят?

— Где? В моей-то квартире? — мотнул головой Рулев. — Не успеют. Мы их завалим раньше.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Алексей спросил:

— А куда ты Гуся дел? Там в подполе и оставил?

— Не, Лёх, я ему применение нашёл будь здоров!

— Как думаешь, где Крот окопался? — спросил Гром…

— Не думаю, а знаю, — солидно ответил майор, протирая ствол автомата полой куртки. — Тут у них за городом база есть. Так вот они там. Лёш, можно я пару гранат возьму?

— Ты уверен, что они там?

— Обижаешь, командир! Я мент или кто? Информация точная.

— Знаешь, я там был один раз. Настоящая крепость… Как только мы их оттуда выковыривать будем?

— Есть у меня одна задумка, — хитро усмехнулся Рулев. — Только ты погоди, Лёша, не гони. Я вот думаю, может, нам сначала в городе порядок навести?

Ночное кафе-бар с поэтическим названием «Ариадна», в задних комнатах которого располагалось небольшое, оборудованное по последнему слову техники казино, приносило бандитам огромные барыши. Доступ в него был разрешен только очень состоятельным клиентам. Скрытые камеры настороженно следили за происходящим в баре и игровых комнатах. Переодетые официантами охранники сновали между столиками, вежливо, но непреклонно пресекая разного рода недоразумения между гостями.

В половине первого ночи веселье в провонявшем анашой кафе достигло своего апогея. На танцевальной площадке, подсвеченной снизу, бестолково топтались, тесно прижавшись друг к другу, несколько пар. Большинство посетителей уже обрели временное пристанище в тарелках с салатами и под столами, но те, кто еще держался на ногах, изо всех сил радовались жизни: колотили посуду, оглушительно орали матом и безуспешно пытались подраться друг с другом.

Открылась входная дверь, и двое высоких, хорошо одетых, бесцеремонно расталкивая обкуренных малолеток, прошли к служебным помещениям и остановились у обитой вытертым дерматином двери, которую отличало от прочих только наличие смотрового «глазка» да слоняющийся рядом с ней подозрительно широкоплечий официант. Малиновый пиджак халдея оттопыривался у левой подмышки.

— Привет родной милиции, — растерянно улыбнулся охранник. Он торопливо поднёс к губам рацию, но Рулев лениво улыбнулся:

— Не пыли, братан! Я сегодня не при исполнении. Зашёл стресс снять.

— Понял, господин майор! Добро пожаловать! Желаю выиграть! — расплылся в улыбке «официант»…

— Я у вас сегодня банк сорву на хер! — рявкнул Рулев, открывая неказистую дверь, за которой оказалась ещё одна — металлическая… Охранник ткнул пальцем куда-то в стену, и стальная плита бесшумно скользнула в сторону. Охранник не остановил Грома, только внимательно посмотрел вслед ему. Затем снял трубку.

— Мне Крота, — коротко сказал он.

Свет был мягким и обволакивающим. Мебель красивой и удобной. А тихие голоса крупье и воркующий смех женщин будили неясные, тёмные желания. Многие знали здесь Рулева и здоровались с ним, одни дружески, другие почтительно, с оттенком подобострастия.

— Да ты никак здесь свой человек, а, майор? — усмехнулся Гром.

— Приходилось бывать пару раз. По службе, — нехотя откликнулся Виктор.

— Ага, ну да, — улыбнулся Гром. — Слушай, Вить, ты тут поиграй, а я осмотрюсь пока.

Виктор Михеевич тут же пристроился к рулетке и поставил на красное, семь и зеро. Гром неторопливо обходил комнаты, обставленные с неброской роскошью, глазел на дамские декольте, проигрывал понемногу тут и там. И, разглядывая висящие в изобилии на стенах картины, незаметно прятал за них серые пластиковые шарики, размером с мячик для пинг-понга. Два таких шарика он обронил в урну возле кассы, когда покупал фишки.

В мужском туалете никого не было. Гром открыл дверь маленькой конуры, в которой уборщицы оставляли свои причиндалы, и опустил свою щегольскую сумочку-барсетку в грязное ведро, прикрыв сверху тряпкой…

— Слышь, братан, ты чего там, облевался? — раздался голос за спиной Грома. — Так ты в унитаз блюй, что ли.

Гром состроил совершенно пьяную рожу и, обернувшись, уставился на молодого парня в форме официанта…

— А… я… это… ик! — глубокомысленно молвил он и в ту же секунду узнал в официанте Диму Медведева, одного из охранников сгоревшего «Красного фонаря».

Охранник тоже сразу узнал Грома, несмотря на парик и темные очки. Алексей прыгнул вперед, но стоящий у самой двери Дима распахнул ее и помчался по коридору, неразборчиво вопя что-то. Гром рванулся за ним, дурным голосом выкрикивая: «Пожар! Горим!» Производимый ими шум сразу же привлек внимание посетителей. Один из охранников отделился от стены и сделал шаг навстречу Диме. Гром сунул руку в карман и нажал кнопку маленького передатчика.