– Может и поможет… но сейчас лучше помоги мне ты, – я протянул другу рулон грязных полосатых тряпок. – На вот, перетяни заново. Да потуже, а то башка уже совсем не держится.

Сурен взял его и принялся старательно бинтовать мою кривую, а в том, что она кривая я был уверен даже и без зеркала, шею. Он затянул повязку так, что в первые мгновения мне стало тяжело дышать, а голос превратился в сипение пробитой газовой трубы.

– Ослабить? – подводник с подозрением оценил мое лицо, хватающее воздух широко открытым ртом.

– Нормально. Главное, чтобы держало. А дышать… дышать я как-нибудь приспособлюсь. Покойничек все-таки, а покойнику много воздуха не надо, даже вредно.

– Как знаешь, – Сурен вновь уселся на пол рядом.

Повязка, конечно, душила, однако голову я теперь держал намного уверенней. Это радует. Недостаток воздуха – ничто по сравнению с возможностью уверенно глядеть по сторонам, а сталобыть защищаться и нападать. Нападать… да, точно… нам уже пора. Время не ждет!

– Черт побери, куда же подевался Чен? – я промямлил это тихо и растянуто, словно вот-вот был готов заснуть. – Нам пора идти.

– Не волнуйся. Придет. Это мы с тобой раньше управились, а наш добросовестный компаньон пока двести шагов не отсчитает, ни за что не повернет назад. А еще своим пытливым инженерным умом прикинет, что китайские шаги куда короче русских, твоих к примеру. А, значит, и разведал он меньше других. Именно поэтому может и накинуть шагов так с полсотни.

– Угу, – я сподобился лишь на этот нечленораздельный звук.

Господи, как я устал! Израненное изувеченное тело отказывалось не то, что идти, оно сопротивлялось даже малейшей попытке пошевелиться. Была бы возможность, я бы так и сидел, облокотившись о стену. Сидел бы день, два, три, и не надо мне никакой постели. Мне бы вполне хватило этого нежного, ласкающего затылок камня.

– Слушай, Алешка, – голос Сурена выдернул меня из сладкой неги дурманящего покоя, – я вот все думаю, а как там будет, на земле… Я их найду?

– Кого?

– Лиду, девочек. Если я буду в другом облике, в другом теле, то как? Как вспомнить? Как узнать?

Вот это вопрос! Кто же знает на него ответ? Я по крайней мере уж точно не знаю. Может быть они… беглецы, бросившие вызов самому Дьяволу еще до нас. Но они не ответят, они далеко. Я уже совсем собирался пожать плечами и произнести удрученное «Не знаю», как вдруг в голове зазвучал голос. Тихий и печальный он нашептывал слова, которых еще мгновения назад в моем мозгу просто не было, точно не было.

Что это? Подобное лучу солнца внезапное просветление? Или глас свыше? А может во мне самом живет чья-то одинокая потерянная душа, и вот сейчас она пробудилась и делится своей самой сокровенной тайной? Или мне на помощь пришли наши собратья, о которых я думал, и к которым взывал – те самые беглецы? А почему мне? Зачем мне? Это Сурену… это ему позарез нужен их совет! С удивлением вслушиваясь в свои собственные слова, не веря в то, что происходит, я вдруг заговорил:

– Надо верить, просто надо верить. До самого последнего вздоха, до мига, когда ты потеряешь ощущение самого себя, ты должен верить в вашу встречу, вспоминать жену и детей. В поисках своих близких ты пройдешь долгий путь, но не свернешь и не заплутаешь. Чувства будут неизменно подсказывать тебе, вести тебя до того самого момента, пока путь не будет пройден. И тогда вы встретитесь. Может ты не сможешь узнать их, а они не будут узнавать тебя. Но вам будет хорошо, так хорошо рядом, что вы больше никогда не захотите расстаться. И вы не расстанетесь.

– Спасибо, – прошептал Сурен, и я почувствовал, как с его души свалился огромный, невыносимо тяжелый камень.

Камень наверняка упал бы и с моей души тоже, если бы я знал, что все сказанное правда. Не верю я в наитие, и потусторонние голоса тоже, хоть убейте не верю. Слова, услышанные не с помощью дребезжания барабанных перепонок, не могут иметь реальной жизненной основы, за ними ничего не стоит, только мое воображение, моя фантазия, желание успокоить и утешить друга. Вот если бы мне кто-то рассказал, если бы я услышал…

И я действительно услышал! Нет, это не было тихое нашептывание, это был дикий душераздирающий крик. Звучал он издалека, но даже расстояние не смягчало, не сглаживало весь ужас, наполнявший предсмертный вопль человека.

В долю секунды мы оказались на ногах.

– Где это? – мой взгляд метался от туннеля к туннелю.

– Там, – не задумываясь, Сурен указал на проход, в который ушел Чен Фу.

– Думаешь это он? – у меня заныло, защемило сердце.

– По крику не разберешь.

Мой друг шагнул в туннель навстречу звуку, и я последовал за ним. Внутри слышно лучше. Звук не рассеивается в закоулках перекрестка, а наоборот, усиленный эхом, становится более громким и различимым. И вот тогда-то мы и услышали это… Перемешиваясь с истошными воплями, из угрюмого туннеля снова и снова доносилось слово… одно-единственное слово – «Бегите… бегите… бегите!»

Других доказательств не требовалось. Чена схватили, Чен попался, Чену не вырваться, Чену конец! В подтверждение самых худших, самых жутких страхов туннель вдруг содрогнулся от необычайно громкого и резкого вскрика. Затем все стихло. Гробовая, невыносимая, убийственная тишина.

– Ходу, Леха, ходу! – Сурен первый пришел в себя.

– Да… конечно… уже иду, – ответил я, продолжая стоять на месте.

Страшная участь, которая постигла нашего товарища, ошеломила меня. За последние дни я видел множество чудовищных вещей, издевательств, пыток. И всегда человек оказывался один на один со своими мучителями. Никто и никогда не приходил ему на помощь и не становился на его защиту. Таков уж адский порядок и закон – каждый за себя. Вмешавшийся неминуемо разделит участь своего товарища. И страх заставлял людей молчать, боязливо прятать глаза, когда рядом творилось очередное зверство.

Но Чен, совсем не какой-то там мускулистый античный герой, а маленький худосочный китаец нашел в себе силы и нарушил этот закон. В самый последний миг своей жизни он думал не о себе, он думал о нас. И это правильно, это нормально, это естественно для многих тысяч и тысяч людей из нашего мира. Почему же, попадая сюда, они меняются? Почему не держатся вместе, почему не дадут отпор этим, повылазившим из банок с формалином, экспонатам кунсткамеры? Не понимаю!

– Чего ж ты все стоишь?! – Сурен как коршун вцепился в мое плечо и начал его отчаянно трясти. – Они же сейчас прийдут. Они же речь человеческую понимают. А Чен… он ведь кричал… кричал «Уходите!». И это означает, что он не один. Они ведь поймут и кинутся искать.

А ведь Сурен прав! Я вмиг сбросил с себя оцепенение.

– Туда, – я указал на туннель, в который ходил на разведку. – Только тихо, у наших преследователей может оказаться тонкий слух, как и у большинства тварей, обитающих в темноте.

Не шуметь оказалось невероятно сложно, ведь мы бежали. Шлепанье босых ног Сурена казалось едва различимым шелестом легкого ветерка по сравнению с громовыми раскатами, которые производили мои башмаки. Я уже подумывал а не снять ли их, да передумал. Нет времени, а кроме того лучше все-таки быть обутым, мало ли через что придется бежать и кого пинать. Вот Ганса я наверняка и не завалил бы, не окажись у меня на ногах тяжелых рабочих ботинок с несминаемыми металлическими носками.

С каждым шагом напряжение росло. Мне уже начало казаться, что позади появилось знакомое голубоватое свечение, которое колышется в такт галопа разъяренных, жаждущих крови бестий. Из последних сил я поддал ходу. Быстрее вперед! Нужно успеть, нужно добраться! А куда успеть? Куда добраться? Что там впереди? Новый, еще один туннель? А может тупик? А может дверь и она как назло заперта? Вот тогда конец! Мы окажемся в ловушке и нас настигнут, причем настигнут уже через несколько минут.

Я с такой ясностью представил себе последние мгновения нашей жизни, что стало жутко. Вот, объятые ужасом, паникой и безумием мы бьемся в окованные железом доски, оставляем кровавые отпечатки, ломаем зубы, ногти и кричим… кричим… кричим.