– Новенький, говоришь, – мужик покатал эту фразу на языке, словно пробуя на вкус. – Это вместо Ромиреса, что ли?

Я слыхом не слыхивал ни о каком Ромиресе, поэтому неопределенно пожал плечами:

– Не знаю, циклоп сказал, что буду работать здесь, и над моей кладовой болтается прибитая голова.

– Ну, точно… вместо Ромиреса. Я этого кубинского красножопого и пришиб. А голову над дверью прибил. Пусть, недоносок, любуется.

– За что ж ты его так?

Я невинно поддерживал разговор, а сам как бы между прочим потянулся к кирке. Это ведь, так сказать, мое персональное орудие труда. Вполне логично, если оно будет в руках своего законного владельца. Вернее сказать в руке, так как сейчас я вроде как однорукий. И так будет до тех самых пор, пока не придумаю, как пршпандолить на глаз спасительный кусочек тонированного пластика.

Мое движение не осталось незамеченным. Мужик зарычал как дикий зверь и замахнулся своим отточенным инструментом. То, что отточенным, я понял по ослепительному блику, сверкнувшему на стальном острие. Ударит или только пугает? Ответа дожидаться я не стал. Зажмурился и прямо с колен кувыркнулся навстречу противнику. Разделявшее нас расстояние мигом исчезло. Оказавшись под ногами у незнакомца, я вновь прозрел на один глаз и двумя ногами остервенело ударил в волосатое колено. Удар получился мастерский, как будто я всю жизнь только и делал, что участвовал в рукопашных потасовках. Колено хрустнуло и подломилось. Мужик взревел от боли и упал. Однако, он даже и не подумал схватиться за переломанную ногу. Наоборот, он еще с большим остервенением кинулся на меня.

Мы были так близко друг к другу, что кирка из смертоносного оружия превратилась в обузу. Абориген отшвырнул ее и голыми руками вцепился мне в горло. Дурак, он ведь даже и не предполагал, что в моей правой руке зажат заветный восьмидюймовый гвоздик.

Опять пришлось взять грех на душу. Опять под моими ударами рвалась кожа и трещали мышцы, а стальное шило все било и било. И этому казалось не будет конца. Я превратился в бездушную швейную машинку, которая ритмично и безотказно всаживала в ткань свою острую иглу. Самое страшное, что враг мой не умирал. Он кричал от боли, бился и извивался, бессознательно молотя по мне обессиленными руками. Мразь, гнида, сволочь, ненавижу! Резать, душить, рвать на куски! Я вдруг ясно увидел лицо этого человека, опухшее, рыхлое, изрытое сочащимися язвами. В тот же миг меня словно окатило ушатом ледяной воды. Чудовищное зрелище, и я его ВИЖУ!

С криком «Нет!» я выронил заточку и трясущимися руками зажал глаза. Как маленький испуганный ребенок я так и сидел, закрыв лицо руками. Сидел и ждал, пока в голове улягутся страх и безумие. Если, конечно, они улягутся.

Произошло самое страшное, что могло произойти. В пылу борьбы я выронил драгоценный кусок пластика. Не мудрено, в драке не на жизнь, а насмерть нужны обе руки. И если бы я не пустил в дело левую, то вполне возможно сейчас бы не мой противник, а я сам лежал бы рядом, превращенный в булькающий поддергивающийся бифштекс.

Слава богу, если я это все понимаю, значит, пронесло, значит, еще не свихнулся и могу контролировать свои мысли и поступки. Итак, каков мой следующий шаг? Конечно же отыскать бесценною пластинку. Трудно, но выполнимо. Главное успеть до того, как в подземную долину свалят новую порцию расплавленного металла, или пока меня не обнаружат другие обезумевшие старатели. И первое, и второе весьма неприятно, особенно когда ты встречаешь эти «радостные» события с плотно закрытыми глазами.

Подгоняемый страхом, я принялся на ощупь обшаривать гладкий золотой пол. Наша схватка была яростной, но короткой. Укатиться далеко мы не могли. Поэтому пластик где-то недалеко, где-то здесь. Вот ощупаю метра три-четыре и обязательно его найду.

Пять минут безостановочных поисков дали некоторые результаты. Нет, пластик я так и не нашел, зато нащупал заточку. Резонно решив, что она всегда должна быть наготове, я взял ее в зубы. Кровь на металле еще не свернулась, и я сразу почувствовал ее горький привкус. Именно горький, а не соленый. Ну, а что я хотел? Какого вкуса должна быть кровь у мертвеца? При воспоминании об изъеденном язвами и коростой теле мой желудок вывернулся наизнанку. Челюсти разжались, заточка выпала и я начал блевать. Сильно я в этом деле не преуспел. Кроме желудочного сока наружу ничего не пошло, ведь знаменитый Саидов плов я так и не попробовал.

Прекрати, хватит, возьми себя в руки! От покойника его, видишь ли, стошнило. А сам то ты кто? Такой же жмурик, только сохранился чуток получше. И все только потому, что пробыл ты в этих теплых краях всего дня два… Черт, а ведь правда, минуло почти целых два дня! Я забыл о времени, и только сейчас оно подстегнуло меня словно ударом кнута. Остался один день… ну, быть может чуток побольше, чем день, но все равно это мало, чертовски мало!

Как голодная дворовая собака хватает на мусорке кость, так и я с остервенением вцепился в ржавые грани кованого гвоздя. Вцепился, а затем принялся кружить и кружить вокруг поверженного врага. В основном приходилось ориентироваться на звуки, которые производила растерзанная куча живого мяса. Но иногда стоны умолкали. Тогда я поворачивался к живому труппу и на мгновение приоткрывал веки. Быстрый взгляд, удаление от тела определено, и я вновь превращался в слепца, продолжавшего движение по спирали.

Время шло, а жизненно важный предмет все не находился. Я был в отчаянии, вернее в панике. Я уже не ощупывал волнистые наплывы драгоценного металла, я на брюхе ползал по ним, загребая руками как пловец, плывущий брасом. Но все напрасно, пластик как сквозь землю провалился. Тогда я сел, вынул из стиснутых зубов бесполезный кусок железа и горько заплакал. Это были последние слезы разумного цивилизованного существа. Больше я никогда не заплачу, ведь звери не умеют плакать.

Инстинктивно задрал край своей грязной рваной тельняшки, скомкал ее и уже вот-вот хотел поднести к лицу, когда в ладонь неожиданно что-то кольнуло. Я замер. Несколько мгновений прошли в полном оцепенении, и лишь только затем, боясь поверить в чудо, я стал аккуратно перебирать складки ткани. Когда пальцы нащупали тонкий гладкий прямоугольник, я взревел как ликующий лев над трупом только что убитого слона. Или нет, даже громче. Как пароходный гудок при входе в родной порт. Пусть все слышат, пусть все знают, я спасен, я продолжаю оставаться человеком.

Как бы стараясь проверить, тот ли кусочек оказался в моих руках, я поднес его к глазу и… Ей богу я сделал это вовремя! Выпотрошенный и окровавленный мужик стоял надомной, замахиваясь киркой. Повинуясь инстинкту самосохранения, я рванулся и откатился в сторону. Успел! Вместо моего тела отточенный инструмент пропорол глубокую борозду в мягком металле пола.

Да что же это! Неужели все сначала?! Я быстро вскочил на ноги и бегло осмотрелся по сторонам. Нет ли еще каких неожиданных сюрпризов. К счастью нет. Как и прежде в зоне видимости находился лишь мой прежний знакомец. Ну, ладно! Ты, гад, сам напросился! Взглядом я отыскал подаренную циклопом кирку и стремглав бросился к ней. Противник тут же отреагировал на мой бросок, но только сделал он это медленно и как-то уж очень по-механически, рывками что ли. Вот тут до меня и дошло. Шпыряя его гвоздем, я перебил ублюдку сухожилия, и теперь он заржавелый робот с негнущимися руками.

Может, руки у него и не гнулись, но сила и желание покопаться в моих потрохах у него все еще оставались. Поэтому бездействовать я не мог. А раз так… Прости, приятель. Я поднял кирку и размахнулся. Так, кажется, метают диск. Одной рукой, сбоку, придавая снаряду максимальное ускорение. Мое оружие с отвратительным чмяканьем вошло в грудь нападавшего. Энергия удара передалась телу противника и опрокинула его на спину. Мужик вскрикнул, да так и остался лежать как приколотый булавкой навозный жук. Руки шевелились, ноги дергались, и я был почти уверен, что пройдет некоторое время, и он вновь встанет. Встанет, чтобы снова кинуться в атаку. Нет, такая перспектива меня не устраивала… то есть, совсем не устраивала.