Одновременно Лавана постигает другое несчастье - Иаков похитил у него сердце. Поражает то, что этот обманщик, как бы ни поступал нечестно, все же доверял Иакову. Доверие - это, пожалуй, самое прекрасное, что оставалось в сердце у Лавана. Но теперь оно потеряно.
Возмущенный Лаван вместе с родственниками погнался за Иаковом и догнал его на горе Галаад. При наблюдении за этой встречей невольно вспоминаются слова благословения, исполнение которых теперь очевидно: "Проклинающие тебя - прокляты; благословляющие тебя - благословенны!" (27:29). Иаков, его семья и все имущество могли стать жертвой мести Лавана, если бы не заступился Господь.
Обвинение
"И догнал Лаван Иакова; Иаков же поставил шатер свой на горе, и Лаван со сродниками своими поставил на горе Галаад. И сказал Лаван Иакову: что ты сделал? для чего ты обманул меня и увел дочерей моих, как плененных оружием? Зачем ты убежал тайно, и укрылся от меня, и не сказал мне? Я отпустил бы тебя с веселием и с песнями, с тимпаном и с гуслями. Ты не позволил мне даже поцеловать внуков моих и дочерей моих; безрассудно ты сделал" (31:25-28).
Бог обещал быть с Иаковом, сказав ему: "Я буду с тобою". Но чем закончится теперь встреча с Лаваном, который дышит злобой и местью? У него есть сила сделать Иакову зло.
Мы должны представить себе Лавана весьма разъяренным. Однако он связан вмешательством Бога и не может действовать, как ему хочется. Он с возмущением обвиняет Иакова в неоднократном воровстве: зять не оправдал доверия, украл дочерей и домашних богов. Это возмущение бессильно что-либо сделать из-за маленького слова "но". Бог Иакова встал посреди и не допустил совершения мести. Сила и средства для этого возмездия есть, но Лаван не может пустить их в ход. Буря в душе и пыл его характера укрощены Богом: "Есть в руке моей сила сделать вам зло; но Бог отца вашего вчера говорил ко мне и сказал: "берегись, не говори Иакову ни хорошего, ни худого"" (31:29).
На этом встреча не закончилась. Лаван вспоминает об украденных богах и приступает к Иакову с вопросом: "Зачем ты украл богов моих?" (31:30).
Обыск
"Иаков отвечал Лавану и сказал: я боялся; ибо я думал, не отнял бы ты у меня дочерей своих. У кого найдешь богов твоих, тот не будет жив. При родственниках наших узнавай, что у меня, и возьми себе. Иаков не знал, что Рахиль украла их. И ходил Лаван в шатер Иакова, и в шатер Лии, и в шатер двух рабынь, но не нашел. И, вышедши из шатра Лии, вошел в шатер Рахили" (31:31-33).
Напряженность нарастает до предела. Иаков сам выносит смертный приговор виновному в воровстве, не подозревая, что это касается его любимой жены. Он чувствует себя уверенно.
Обыск должен быть официальным, при свидетелях. Он может разрешиться не в пользу Иакова, и кажется, что над Рахилью уже витает смерть.
"Рахиль же взяла идолов, и положила их под верблюжье седло, и села на них. И обыскал Лаван весь шатер; но не нашел. Она же сказала отцу своему: да не прогневается господин мой, что я не могу встать пред тобою; ибо у меня обыкновенное женское. И он искал, но не нашел идолов" (31:34-35). В этой сцене можно увидеть бесполезное рвение Лавана, человеческую хитрость Рахили, смертельную угрозу с одной стороны и спасающую руку Божью с другой.
Рахиль назвалась нечистой, а это значило, что Лаван не имел права прикоснуться к ней. Она не просчиталась в том, что опасность ее минует. И она на самом деле миновала. Господь опять был на стороне Иакова, хотя Рахиль поставила его безопасность под вопрос.
Сведение счетов
"Иаков рассердился, и вступил в спор с Лаваном. И начал Иаков говорить, и сказал Лавану: какая вина моя, какой грех мой, что ты преследуешь меня? Ты осмотрел у меня все вещи, что нашел ты из всех вещей твоего дома? покажи здесь пред родственниками моими и пред родственниками твоими; пусть они рассудят между нами обоими" (31:36-37).
В предыдущих отрывках мы читали о старании Лавана обвинить Иакова. Теперь картина меняется. Обыск оказался безрезультатным. Иаков незаслуженно дискредитирован. Лаван оказался неправ, и это дает Иакову возможность призвать его к ответу.
В присутствии свидетелей, которые должны были вынести справедливый приговор, Иаков напоминает о своем многолетнем безупречном служении: "Вот, двадцать лет я был у тебя; овцы твои и козы твои не выкидывали; овнов стада твоего я не ел; растерзанного зверем я не приносил к тебе; это был мой убыток; ты с меня взыскивал, днем ли что пропадало, ночью ли пропадало. Я томился днем от жара, а ночью от стужи; и сон мой убегал от глаз моих. Таковы мои двадцать лет в доме твоем. Я служил тебе четырнадцать лет за двух дочерей твоих и шесть лет за скот твой; а ты десять раз переменял награду мою. Если бы не был со мною Бог отца моего, Бог Авраама и страх Исаака, ты бы теперь отпустил меня ни с чем. Бог увидел бедствие мое и труд рук моих, и вступился за меня вчера" (31:38-42).
Итак, на счету Лавана жестокость, черствость, несправедливость и неверность, а на стороне Иакова - верность и исполненный долг. Награду и богатство, приобретенное им, он приписывает Богу. Лаван, если бы это было возможно, отослал бы зятя от себя как нищего, но Бог Авраама не допустил этого.
Сам Бог предрешил исход спора между Иаковом и Лаваном. Иаков, кажется, был оставлен на произвол Лавана, но Лаван, несмотря на свое превосходство в силе, оказался беспомощным перед тем, кто хотя и был слаб, не был оставлен Богом, Который освободил Свой сосуд из рабства.
Капитуляция перед Божьим превосходством
"И отвечал Лаван и сказал Иакову: дочери - мои дочери; дети - мои дети; скот - мой скот, и все, что ты видишь, это мое: могу ли я что сделать теперь с дочерями моими и с детьми их, которые рождены ими? Теперь заключим союз я и ты, и это будет свидетельством между мною и тобою" (31:43-44).
Вместо того чтобы умолкнуть в своей беспомощности, Лаван безумно высказывает свои притязания. Эмоции иногда оживают именно в тот момент, когда человек чувствует свою несостоятельность. Тогда он начинает предъявлять свои претензии. Так было и у Лавана. Его необоснованные притязания говорят о беспомощности. "Дочери, дети, скот и все, что ты видишь, это мое",- говорит он Иакову. Этим он пытается скрыть свою беспомощность, маскируя ее красивой вывеской. Он мог бы, дескать, сделать что-то плохое, но зачем делать зло собственным дочерям и детям? Лучше заключить союз с Иаковом. В действительности же это действие было результатом вмешательства Бога, Который заставил Лавана заключить союз со своим зятем.
Закрепление свободы
"И взял Иаков камень и поставил его памятником. И сказал Иаков родственникам своим: наберите камней. Они взяли камни, и сделали холм; и ели там на холме. И назвал его Лаван: Иегар-Сагадуфа; а Иаков назвал его Галаадом. И сказал Лаван: сегодня этот холм между мною и тобою свидетель. Посему и наречено ему имя: Галаад, также: Мицпа, оттого, что Лаван сказал: да надзирает Господь надо мною и над тобою, когда мы скроемся друг от друга" (31:45-49).
Камни и холм, который сооружался на горе Галаад, имели большое значение, что и отразилось в трех названиях. Иаков назвал этот холм Галаадом, а Лаван - соответствующими по значению арамейскими словами: Иегар-Сагадуфа, то есть "холм свидетеля союза". Третье название - Мицпа, что означает "страж".
Это место стало свидетелем союза Иакова с Лаваном. Памятник напоминал о присутствии Бога на всяком месте. Обязательства сторон были освящены и закреплены жертвой. Затем последовала трапеза, в которой соединились две партии, заключившие союз.
Иаков и Лаван заключают союз перед Богом, и в случае нарушения этого союза им грозит проклятие от Бога. Клятва закрепила их договор: "Иаков поклялся страхом отца своего Исаака" (31:53).
