Строевые части шведской армии насчитывали в это июньское воскресенье около 24 300 человек. Это было твердое ядро армии. Кроме того, в войске имелось большое количество нестроевых, чьи горе и радость полностью зависели от капризных перемен военной удачи. Среди этих нестроевых были прежде всего около 2 250 раненых, больных и инвалидов. Далее следовало примерно 300 нестроевых артиллеристов, а также 1 100 чиновников канцелярии. Неизбежную, но часто забываемую группу, без которой никогда не могла бы действовать армия, составляли многочисленные конюхи, денщики, возницы, работники и мальчики на побегушках в обозе, которые часто были на подхвате и выполняли наименее почетную работу: таких было около 4 000 человек. В войске была также другая часто забываемая группа – женщины и дети. Особенно среди офицеров было в обычае брать с собой в поход всю семью; жену и детей, большой штат прислуги, а иногда даже меблировку. Также и рядовых солдат могли сопровождать семьи. Вкраплены в этот кочевой город из брезента в то утро были примерно 1 700 жен, служанок и детей. Были женщины, как, например, две поварихи, Мария Бок и Мария Юхансдоттер, которые заботились о том, чтобы у короля была еда на столе; среди прочего они должны были участвовать в приготовлении дичи, которую специальный придворный охотник Кристоффер Бенгт притаскивал домой к королевскому столу. Мы имеем также и другие примеры, такие как жена трубача Мария Кристина Спарре, двадцати одного года, родом из Померании, или Гертруда Линеен, супруга одного лейтенанта из драгунского полка Дюккера. Еще одна из этих женщин была Бригитта Шерценфельд, родившаяся в июне 1684 года в замке Бекаскуг… Поскольку таких, кто взял с собой на войну жен, было все-таки немного и незамужних женщин тоже мало, мы можем предположить, что в армии ощущался сильный сексуальный голод. Вполне понятно, что в источниках трудно найти чтолибо касающееся этого вопроса. Мы можем спокойно предположить, что в войске находились проститутки, хотя раньше и они так или иначе были проблемой. Некоторые мужчины обращались друг к другу, хотя за гомосексуальные отношения полагалась смертная казнь. То, что к этому «содомскому греху» прибегала по крайней мере часть офицерского корпуса, нам известно. Встречалось и скотоложство, хотя за него тоже полагалась смертная казнь. В последнем случае виновному грозила такая нелепость, как тройная смертная казнь. (Об одной из таких казней осужденного за скотоложство солдата, имевшей место во время похода, рассказывается, что он “был повешен, потом положен в костер и должен был еще быть обезглавлен, но палач не смог рубить”)»115.
Шведы попытались овладеть Полтавой с хода, но штурм крепости 29 и 30 апреля не удался. Поэтому шведы, как уже го* ворилось, приступили к осаде. Комендант крепости Келин в ночь на 1 мая сделал вылазку, оттеснил охранение противника и завладел передовыми укреплениями шведов. Карл XII немедленно двинул свежи силы, которые, не найдя уже русских в окопах, двинулись к крепости. В час ночи 1 мая на крепостной ограде закипел горячий бой, окончившийся отступлением шведов.
В ночь на 2 мая шведы снова приступили к работам. Новая вылазка Келина на время приостановила их, но большой пользы не принесла, так как шведы быстро исправили все разрушения.
3 мая Келин произвел еще одну вылазку и опять выбил противника из апрошей и разрыл траншею. Однако, несмотря на столь энергичное сопротивление гарнизона, работы шведов продвигались вперед и к вечеру 3 мая дошли до крепостного вала. Карл, считая штурм еще трудным, приказал продолжать инженерные работы, а гарнизон крепости, производя вылазки, замедлял эти работы.
К началу осады Полтавы русские полевые войска располагались следующим образом: 700 драгун Ренне находились около устья Коломака; Шереметев стоял в Лубнах, а князь Меншиков – в Богодухове.
Лишь 6 мая Меншикову стало ясно положение Полтавы. На собранном им в этот же день военном совете было решено произвести диверсию к стороне Опошни и тем отвлечь к северу от Полтавы главные силы Карла XII и заставить его снять блокаду крепости. Но эта попытка и бой при Опошне не привели к желаемым последствиям, и наши войска отошли за Ворсклу. Приведенные же Карлом XII к Опошне войска (два гвардейских батальона и четыре драгунских полка), узнав об отходе русских на левый берег Ворсклы, утром 8 мая перешли в Будище. Там Карл оставался 8 и 9 мая, но увидев, что русские больше ничего не предпринимают, 10 мая выступил к Полтаве.
В это же время Меншиков получил от царя письмо, в котором Петр предлагал ему или совершить диверсию на Опошню с целью отвлечения внимания шведов от крепости, или перейти к Полтаве, стать у города на левом берегу Ворсклы и установить связь с гарнизоном. Так как первый из рекомендованных Петром способов уже был испытан, то оставалось идти на соединение с отрядом Ренне.
12—13 мая Меншиков двинулся по левому берегу Ворсклы к деревне Крутой Берег, расположенной напротив Полтавы, а 14 мая его передовые части уже находились близ крепости.
В ночь на 15 мая Меншикову удалось усилить гарнизон Полтавы, направив туда от 900 до 1 200 человек бригады Головина, и построить редут недалеко от моста через Ворсклу, обеспечивавший сообщение армии с Полтавой.
Шведы же 16 мая приступили к постройке редута на правом берегу Ворсклы в 300 саженях (640 метров) от русского редута.
18 мая разбросанные по Малороссии русские отряды наконец-то объединились. Фельдмаршалу Шереметеву было приказано оставить в распоряжении гетмана Скоропадского три драгунских полка генерал-майора князя Волконского, а с остальными конными и пехотными полками идти «в случение к Полтаве».
Тут так и хочется сделать маленькое отступление и спросить еще раз киевских баснописцев об «антиколониальном восстании на Украине». На всем Левобережье русских войск осталось всего три драгунских полка, то есть от одной до двух тысяч человек. Предположим, что хотя бы треть малороссов на левом берегу сочувствовали бы шведам, так они легко перебили бы несчастных драгун.
А на правом берегу, кроме небольшого киевского гарнизона, который к тому же не должен был покидать крепость вообще, русских войск вообще не было. Почему же правобережное казачество и селянство не формируют войско и «провиантские обозы» для гибнущей шведской армии?
Единственное разумное объяснение этому – подавляющее большинство малороссов на обоих берегах Днепра было на стороне православной Руси и считало себя ее частью. Я подчеркиваю, речь идет не об обожании Петра Великого – это через 100 лет придумают придворные историки, – а об отношении к православной Руси.
Соединение Шереметева с Меншиковым произошло 27 мая. Русская армия заняла позицию на широком фронте между деревнями Крутой Берег и Искровка. Скоропадскому 21 мая было приказано двинуться вверх по Пселу и стать при Сорочинце.
А в это время шведы прилагали все усилия, чтобы овладеть Полтавой. К 15 мая противник прошел сапами через ров и вышел к палисаду. Чтобы подорвать вал, шведы заложили под ним мину, но русские обнаружили подкоп и вытащили бочки с порохом.
Неудача минной атаки, сосредоточение к Полтаве главных сил Петра и усиление гарнизона крепости повлекли за собой штурмы 15, 23 и 24 мая, которые были отбиты.
1 июня Карл XII приказал произвести бомбардировку Полтавы, в результате чего в крепости возникли сильные пожары. Обрадованные шведы пошли на штурм, но были отбиты.
2 июня на предложение генерала Рейншильда сдаться на «аккорд» Келин произвел вылазку, захватив при этом четыре шведские пушки и разрушив часть их окопов.
4 июня к армии прибыл Петр Великий. Первым делом он собственноручно написал коменданту крепости письмо, переброшенное туда через позиции шведов в пустой мортирной бомбе. Петр сообщал Келину о своем прибытии и благодарил его гарнизон и граждан за ревностные подвиги, а также извещал о том, что он, «Великий Государь, немедленно приложит старание освобождения города Полтавы, чтобы в том упование имели на Бога». Келин в ответном письме царю (также перекинутом в бомбе) выражал радость граждан и войска по случаю прибытия к крепости монарха и извещал о воскресшей надежде на освобождение, а также просил Петра прислать в крепость бомб и пороху.
