Литмир - Электронная Библиотека
A
A

 Роберт Петрович внимательно посмотрел Минову в глаза:

 - Почему вы так думаете?

 - Потому, Роберт Петрович, что вы не специалист ни планерного, ни парашютного дела. А запрашивая у вас разрешение, я, безусловно, обещал бы вам благополучный исход эксперимента.

 - А знаете, вы, пожалуй, правы, - сказал Эйдеман. - Но я прошу вас быть осторожней.

 Теперь улыбнулся Минов.

 - Летные эксперименты и осторожность - как их совместить? Предосторожность - это я понимаю!

 Роберт Петрович Эйдеман не жалел средств на строительство экспериментальных планеров, различных приборов и приспособлений. Он очень ценил инициативу людей.

 У главного конструктора рождается идея. Ну, скажем, нужен самолет для перевозки крупногабаритных и тяжелых грузов, необходимы удобства и быстрота погрузки. Для этой цели потребуется, чтобы фюзеляж, вместительный и обтекаемый, на стоянке был как можно ближе к земле. Для этого необходимо низкое шасси, его легче убрать в фюзеляж.

 Вес полезной нагрузки определяет вес конструкции, а все вместе - мощность и число двигателей. Если двигатели турбовинтовые, их устанавливают на крыле, и крыло должно быть поднято так, чтобы пропеллеры не задевали за бетон. Еще деталь ясна: крыло нужно положить сверху фюзеляжа.

 Это только первый шаг проекта. Множество различных требований постепенно уточняют "лицо" будущего корабля. Необходимость хороших взлетных и посадочных свойств на грунтовых аэродромах ведет к применению объемных пневматиков с низким давлением, прямого крыла с мощной аэродинамической механизацией.

 В этом случае, правда, не может быть получена очень большая скорость, но в угоду другим важным качествам конструктору приходится искать разумный компромисс.

 Примерно так мог рассуждать Олег Константинович, создавая свой лайнер АН-10. От первых набросков за своим кульманом до момента, когда стоместный лайнер выкатывается из сборочного цеха, проходят месяцы, а часто и годы кропотливого труда многих и многих умелых и опытных людей. И все они зажигаются общей идеей, "болеют" за ее осуществление, испытывают муки поисков. И в курсе всех дел должен быть генеральный конструктор: он направляет, помогает, принимает окончательное решение. Ему подчас бывает очень трудно, но он не может, не имеет права хоть на минуту опустить руки.

 В конце концов наступает день - опытная машина построена, и ее нужно "учить летать". Особенно беспокойны первые шаги.

 В начале марта 1957 года солнце не теряло зря времени - снег днем задерживался лишь в оврагах, а здесь, на полосе, механики, двигаясь у самолета, стряхивали поочередно ноги, бросая в стороны комья черного теста.

 Взлетная полоса, "времянка", начиналась тогда от сборочного цеха и с небольшим креном взбиралась на бугор. До первых канав километра полтора, не больше.

 Настало утро. Самолет с ночи расчехлен, двигатели опробованы, на земле пока твердая, скованная утренним морозом корка. Механики, электрики осматривают, проверяют еще и еще раз все агрегаты машины. Два человека стоят в стороне: генеральный конструктор Олег Константинович Антонов и летчик-испытатель Яков Ильич Верников.

 Внешне оба спокойны, обычный разговор на отвлеченные темы.

 - Как вы спали, Олег Константинович? - улыбается Яков.

 - В общем недурно... Поздновато лег. А вы как? Впрочем, пустой вопрос, достаточно взглянуть на вас, и ясно - хорошо! - Антонов тихо засмеялся.

 Яков доволен, он хохочет, ему жарко даже в морозы, а сегодня такое утро... Ворот его рубашки расстегнут, наполовину распахнута кожаная куртка.

 Подошел ведущий инженер Александр Павлович Эскин. Доложил, что самолет к вылету готов, протянул Верникову полетный лист.

 - Яков Ильич, требуется ваш автограф, - сказал он с улыбкой.

 Яков подписал и, убирая ручку, заметил:

 - Вот Саша, видно, совсем не ложился?

 - Отоспимся... в старости, - пошутил тот.

 - А погода устраивает, Яков Ильич? - спросил Антонов.

 - Сводка хорошая, можно лететь.

 - Что ж, давайте собираться, - Антонов утвердил полетное задание.

 Через несколько минут экипаж был в машине на своих местах, все с парашютами. Заработали один за другим четыре двигателя.

 На шум моторов заторопились люди из КБ, цехов - все ждали этого дня. "Украина" - первый большой корабль завода. Здесь гордость и волнение: "Каков-то будет он в полете?"

 Возле Антонова группа людей - это ближайшие помощники, начальники цехов. Сейчас переживают все, но больше всех трое: генеральный конструктор, ведущий летчик-испытатель и бортинженер. Первый старается быть спокойным, от него уже ничто не зависит. Второй сидит на левом сиденье командира корабля и смотрит на показания стрелок, на свет сигнальных ламп и отрывистыми фразами перебрасывается по внутреннему телефону с экипажем. Его минуты еще не наступили. Пока все в руках Эскина. Тот позади, у пульта бесчисленных циферблатов, секторов и тумблеров. Его глаза, уши, руки проникают в сердцевину машины, стремятся уловить тонкости биения всех ее сердец. "Как будто все хорошо", - убеждает он, наконец, себя и говорит вслух:

 - У меня порядок, командир.

 - Так... готовы?

 Пауза. Видно, Верников ждет ответа поочередно от всех, кто на борту. Потом, нажав кнопку передатчика, спрашивает:

 - "Ласточка", разрешите выруливать? - и, получив ответ, повторяет: - Я, "Мирный", вас понял: выруливать разрешаете.

 Медленно поползла машина и развернулась вдоль взлетной полосы. Яков смотрит по сторонам через передние стекла и думает: "Как будто бы неплохо".

 Пищат тормоза, и АН-10 останавливается перед стартом. Позади самолета образовался ураганный вихрь, и народ сгруппировался по обе стороны полосы. Впереди Олег Константинович, он смотрит на стекла кабины летчиков. Между тем гул моторов нарастает. Верников, взвесив ограниченность полосы, хочет заранее вывести двигатели на большую мощность, а потом снять самолет с тормозов - тогда он, напружинившись, сразу бросится вперед - быстрей оторвется.

 Тронулись. Качнув носом, самолет устремился... Но что это? Черт возьми! Его разворачивает прямо на стоящие справа самолеты... Люди остолбенели. "Куда же он?!" - написано на лицах.

 А в кабине Яков, только сняв машину с тормозов, сразу почувствовал, как самолет потянуло вправо. Еще не поняв, в чем дело, пытается тормозами парировать; не тут-то было. "Скользит, дьявол, по чернозему - подтаяло... убрать газы..." - первая мысль. Рука быстро тянет сектора на себя. Но самолет уже получил изрядное ускорение: тормоза нажаты, двигатели убраны, а дьявольская сила инерции тянет его прямо на самолеты... Люди думают, что все в руках летчика, а он бессилен: грунт не держит, машина прет. Вот-вот громадные винты начнут рубить стоящие сбоку ИЛ-14, АН-2...

 В этот момент у летчика пик остроты реакции. Мгновенно он нагибается и крутит что есть мочи влево штурвальчик поворота передней ноги шасси. Нашелся же, вот молодчина!

 Носовые колеса, видно, становятся поперек, и машина, еще чуть поупрямившись, отворачивает нос в сторону полосы. Упершись затем передними колесами в травяной бугор, остановилась в нескольких метрах от других машин. Конец крыла лайнера повис над ближайшим самолетом.

 Не будь шума винтов, площадка услыхала бы облегченный вздох толпы - многих родителей этого гигантского ребенка. Сейчас он на глазах у них "чуть не угодил под трамвай", отправляясь первый раз в школу. Или вернее другое: под "ребенка" чуть не угодил трамвай, но от этого не легче - могло бы кончиться громадным факелом...

 Машина с минуту стоит на месте. Все приходят в себя. Верников - первым. Осмотревшись, он медленно трогается влево, действуя только парой двигателей. Опасность миновала. Он почти шагом разворачивает самолет обратно и устанавливает его для повторного старта.

 - Черт знает что! Грунт растаял и сверху как масло, - ворчит Яков.

99
{"b":"139317","o":1}