Последние слова были адресованы Леше. И Геша услышал, как Леша быстро и согласно поддакивал. А еще Геша почти отчетливо представил себе, как Леша, отчаянно вгрызаясь в собственные ногти, утвердительно кивает головой.

По минутному молчанию было понятно, что Геша пребывает в некоторой растерянности.

– Сходите по очереди… – предложил он наконец выход из создавшейся ситуации. – Конечно, по очереди, если уж вам так приспичило всем разом…

– Нет, старик, ты все же не понял меня. Не понял совсем! Точнее, ты понял, но не так, неправильно меня понял. Я хочу в тот самый туалет… в тот, где Оля… ну ты понимаешь…

– Ты больной! – воскликнул Геша, и на его глазах навернулись слезы. – Я не знал… не думал, что ты такой! Что за извращенное желание? Что за непочтительное отношение к моей сестре? Откуда это в тебе?.. В вас?..

– Геша, ты сейчас не о том думаешь. Поверь! В моем… в нашем желании нет ничего предосудительного. Я просто хочу… или точнее, мы просто обязаны побывать там, где все началось. Понять, выяснить, что же все-таки произошло с Олей. И с нами. Старик, и с нами. Ты не хочешь во всем разобраться? Не хочешь поставить наконец точку? Там, где это началось, там это и закончится. Я так думаю… Точнее, знаю и даже отчетливо понимаю. А еще точнее, четко и точно себе это представляю.

Геша задумался. Глубоко задумался, но сразу же согласился:

– Да, Саша. Да, я с вами. Я еду с вами.

– Отлично, старик, – обрадовался Саша, словно уже получил ответ на все свои вопросы.

А потом Саша и Геша договорились, где встретиться.

Мужчины, заполнившие Сашину машину, молчали. Молчал даже Леша. Он отрешенно смотрел в окно и усердно кусал ноготь большого пальца левой руки. Машин было немного, но Саша сосредоточенно смотрел на дорогу. Он не разговаривал. Ему сейчас не хотелось говорить. Саша думал. Он думал мысль. И мысль эта была о том, что он едет на то самое место, где Оля… где Олю…

Мысль Саши внезапно прервал звонок телефона. Звонок сотового телефона оборвал еще не родившуюся, еще не до конца оформившуюся идею Саши.

– Алло, – усталым голосом ответил Геша на вызов. – Да, я слушаю. Спасибо. Да-да. Еще раз спасибо.

Черты Геши разгладились. Лицо его излучало радость. Радость и облегчение в глазах Геши передалось смотревшему на него Леше. А Леша тут же заулыбался.

– Вы чего там радуетесь? – спросил у них Саша, заметив в зеркальце заднего вида перемены, произошедшие с друзьями.

– Оля… – ответил Геша. – Только что звонили из клиники… Оля вышла из комы. Оля пришла в себя. А еще доктор сказал, что с ней все будет хорошо… Теперь все будет хорошо.

Последняя фраза, как показалась Саше, была сказана Гешей для себя.

Саша четко ощутил, что ему стало легче, как будто камень, грубый камень с острыми краями, заполнявший его сердце, исчез. Камень пропал, исчез, растворился, рассыпался в пыль. Саша вздохнул с облегчением. «Оля остановилась. Оля не пошла с нами. Она вернулась», – вспомнился ему Лешин сон. Саша вспомнил Лешины слова и глубоко задумался.

Паша, сидевший рядом с Сашей, тоже облегченно вздохнул. Вздохнул и тут же закурил, жадно затягиваясь дымом.

А Саша крепко сжимал рулевое колесо. Сжимал до хруста в костях и думал. Мысль, которую Саша думал, была четкой и даже вполне отчетливой. Саша понимал, что для Оли все кончилось. Для нее все прошло. Все осталось позади.

– Ну что, вернемся? – перебил Сашины раздумья Геша.

– Ни в коем случае! Мы должны прибыть на место. Обязаны увидеть все своими глазами. И понять, отчетливо осмыслить все то, что увидим, а точнее, почувствуем. Я знаю, что это важно. Очень важно, а точнее, просто необходимо.

Вновь напряжение воцарилось в салоне автомобиля. Саша ехал и думал, что для них еще ничего не закончилось. Ничего не определено. Ни для Саши, ни для кого из присутствующих в машине мужчин.

– Похоже, здесь, – проговорил Геша, и Саша включил правый поворот.

Он припарковался, закурил. Друзья притихли и с надеждой смотрели на Сашу. Тогда Саша нерешительно вышел из автомобиля. Встал и вышел. Саша вышел первым. Натренированный глаз Саши сразу вычленил из пейзажа и остановку, и главную цель их поездки.

Маленький домик из красного кирпича отчаянно звал, манил его своими запахами. И Саша поддался. Он поддался этому зову. Поддался и пошел. Медленно, неохотно, порой совершая движения иноходца, но пошел. Пошел к туалету. Пошел к плодам трудов своих. На красном кирпиче отчетливо проступали белесые полосы выступившей из кирпича соли. «Мемориальной доски», которыми Саша всегда укомплектовывал свои изделия, не было. Вместо табличек с буквами кто-то совершенно бездарно и даже безграмотно белой краской вывел буквы. Буквы «М» и «Ж». Саша убедился в том, что именно эти буквы… нет, не украшали, они скорее портили ровную кирпичную кладку… Именно эти буквы нарисовал, небрежно вывел неизвестный художник. Художник, чье имя никогда не вспомнят потомки.

Это был тот самый туалет, когда-то возведенный его организацией, его фирмой «Эмжэ». Тот, где Оля… где Олю настигла беда. Беда со странным и диким для нормального человека названием «Запорожец». Что Олю привело сюда? Что толкнуло ее приехать именно сюда? В этом и предстояло разобраться Саше. Четко понять и осмыслить.

Саша, старательно обходя следы неоднократного пребывания здесь человека разумного, прошел, протиснулся туда, где буква «Ж» сигнализировала пошлостью своей белой краски. Саша зажал нос. Он буквально заткнул ноздри сильными пальцами. Саша зацепился за мысль, что вот он, Саша, строил прекрасные маленькие домики для единения, для слияния души с матушкой-природой, в которых хотелось жить. Еще вчера они так подкупали своим совершенством линий и аккуратностью. В них хотелось жить, а теперь в них и умереть не хотелось. Почему?! Хотя Оля нашла в себе силы сделать это. Вернее, Оля могла умереть возле туалета, но это было для нее не важно. В масштабах нашей необъятной Родины эти три-четыре метра от туалета до дороги… это было ничтожно мало.

Теперь эта архитектурная форма выглядела на редкость безобразно. Саша смотрел на все это буйство бесчеловечности у себя под ногами и думал: «Почему все надо было опошлить? Зачем надо было так надругаться надо всем?» Когда только объект готов, он просто красив своей правильностью и чистотой. Почему потом надо все так загадить?

– Почему так все безобразно? – спросил Саша вслух. – Почему?

– Потому что низок уровень культуры в обществе, – отозвался оказавшийся вдруг рядом Паша.

– Не скажи… – Геша задумчиво потирал нос. – Есть, есть и культурные люди. Есть вдумчивые. Они не стремятся испортить первозданную красоту, они ходят за туалет.

Паша глубоко усомнился в правоте Гешиных суждений. Он отрицательно покачал головой:

– Это оттого, что внутрь не смогли попасть. Не прошли. Это все равно как книгу в руки берешь, хочешь насладиться чтением, а там… А под обложкой куча, понимаешь ли, грязных, несвежих, с неприятным запахом рубашек.

Саша стоял, зажимая нос, и смотрел. В углу он увидел перчатку. Саша отметил про себя, что перчатка с левой руки. А еще он неожиданно вспомнил, что вот так же забыл свой кашемировый шарф. Забыл его на даче у старых знакомых. Забыл давно, уже год назад. А эти самые знакомые все никак не отдадут ему этот шарф. Саша выругался и вышел из туалета.

– Я думаю, – сказал Саша, глядя в глаза Леше, побоявшемуся покинуть салон автомобиля, – что Оля не была в этом туалете. Она просто физически не могла в него попасть. Я это отчетливо вижу и даже по-человечески понимаю ее. Что-то другое привело ее сюда. Точнее, не сюда, а на это место. Но что это? Что она искала здесь?

Саша закурил и отошел от машины. Он стоял у края дороги и смотрел. Смотрел на небо, по которому, как живые, ползли серые облака. Смотрел на машины, проезжавшие, проносившиеся мимо. Воздушный поток от мчавшихся автомобилей трепал его волосы и полы плаща. Плаща, потерявшего свою элегантность из-за порванного рукава. Но Саша не ощущал ничего этого. Он с ожесточением вдумывался в мысли.