— Ну конечно… я забыла, прости меня.

Кеораз вернулся с подносом, на котором стояли три бокала. Он подал детективу виски, а сам взял два фужера с шампанским, для жены и для себя, и расположился возле Иезавели.

— Мой дорогой, весь вечер я в вашем распоряжении, — сказал он детективу.

— Прежде всего, господин Кеораз, мне хотелось бы спросить вас, прочли ли вы рапорт о ходе расследования?

Миллионер приподнял одну бровь и весело взглянул на Джереми.

— А вы как думаете?

— Знаете, хотя мне и не хочется это говорить, я считаю ваш поступок недопустимым.

— Но речь идет о моих интересах. Полагаю, я имею полное право их защищать. Если это противоречит вашим представлениям о формальных процедурах, тем хуже для вас. Мы находимся далеко от метрополии, отсюда вытекает более гибкое отношение к протоколу. Отсутствие косности — уникальное преимущество этой страны. Было бы смешно этим не воспользоваться.

Джереми сделал глоток и решился перейти в атаку:

— Вы могли бы быть среди подозреваемых. То, что вы прочли рапорт о ходе следствия, вероятно, ставит нас перед серьезной проблемой.

— Я… среди подозреваемых?! — Это показалось Кеоразу столь комичным, что он громко рассмеялся.

— Джереми, ты что, совсем потерял голову?! — шутливо всплеснула руками Иезавель.

— Я абсолютно серьезен. Кстати, что вы делаете по ночам, господин Кеораз?

— Детектив! Вы прибыли сюда, чтобы разрешить это дело и помочь мне или чтобы оскорбить меня? Учтите, я прекрасно умею отличать союзников от врагов.

Джереми вытащил сигарету из пачки, закурил, после чего объяснил свою позицию, медленно произнося слова:

— Я вовсе не пытаюсь обидеть вас, господин Кеораз, я просто выполняю свою работу. Если я не буду задавать подобных вопросов, этой ошибкой могут воспользоваться во время судебного процесса, чтобы оправдать виновного. — Затем детектив продолжил более резким тоном: — «Как можете вы исключать прочих людей из списка подозреваемых, детектив Мэтсон, если даже не допросили всех, кто напрямую связан с этим делом?» — этот вопрос в устах адвоката наверняка не оставит камня на камне от аргументов обвинителя.

Кеораз залпом выпил шампанское, оставшееся в его бокале.

— Очень хорошо, давайте. Что вы хотите знать?

Джереми пристально посмотрел на него, пытаясь проникнуть взглядом под маску делового человека и уловить его истинную сущность. Но из этого ничего не вышло: он видел перед собой холеного богача, во внешности его обращал на себя внимание разве что четкий пробор в волосах. Миллионер был спокоен, как ящерица, греющаяся на солнце.

— Ценю ваше содействие, — наконец произнес Мэтсон. — Для начала скажите, где вы проводите ночи?

Позабавленный этим вопросом, Кеораз накрыл ладонью руку жены.

— Здесь, дома. А иногда — в гостинице «Мена-хаус», в Гизе.

— Вы спите один?

— Послушайте, что это за вопросы?

— Отвечайте, пожалуйста.

За мужа это сделала Иезавель:

— Ты знаешь меня, Джереми — значит, должен понимать, как обстоят дела.

Мэтсон стерпел намек, запретив своему воображению развивать эту тему дальше.

— Хотел бы услышать ответ господина Кеораза, — огрызнулся детектив.

— Нет, — сказал Кеораз, — я сплю не один, ведь со мной рядом Иезавель.

— Следовательно, она может подтвердить ваше алиби на те ночи, когда были совершены преступления?

— Конечно… если мне нужно алиби. Но не думаю, что мы дойдем до этого, детектив.

Джереми сделал еще один обжигающий горло глоток.

— Представьте себе, это алиби может оказаться не таким уж стопроцентным, — сказал он. — Если ваш… партнер по комнате крепко спал, ему потом трудно будет с уверенностью утверждать, что вы на самом деле находились рядом всю ночь.

— И тем не менее я это утверждаю! — настаивала Иезавель.

Джереми воздержался от спора; он зашел слишком далеко, переступил рамки профессиональной деятельности, позволил ревности вмешаться в свои логические построения. Тем самым дискредитировал себя и выставил на посмешище. Он просит его извинить — детектив поднял перед собой руку ладонью вверх.

— Хорошо. Уверен, вы понимаете, что я обязан был задать эти вопросы.

Иезавель небрежно швырнула окурок в бассейн; ее муж скрипнул зубами, не желая затевать ссору в присутствии детектива. Кеораз обратился к Мэтсону:

— Насколько я понимаю, до вчерашнего вечера у вас не было никакого реального следа. Изменилось ли что-нибудь за прошедшие сутки?

— Мне искренне жаль, но я не могу обсуждать это с вами. Пожалуйста, не обижайтесь. Скажу только, что расследование идет своим чередом.

Кеораз собрался было ответить, как вдруг выражение его лица резко изменилось — из замкнутого и сдержанного стало почти нежным.

— Ну, что же ты там стоишь?

Джереми следил за тем, как богач встал и подошел к ребенку: тому примерно лет десять, и он только что вбежал в зал через одну из деревянных дверей. У мальчика были такие же отточенные черты лица, как у его отца; в одной руке он держал плюшевого мишку, а в другой — нательный крестик на цепочке.

— Представляю вам моего сына, детектив: Джордж Кеораз.

Джереми поприветствовал ребенка жестом, но не получил никакого ответа.

— Ну, пошли со мной, — сказал Кеораз сыну с неожиданной нежностью, — ты уже должен быть в постели. Завтра у тебя урок игры на пианино с госпожой Лентини. Если не выспишься, у тебя не хватит сил сесть на трамвай. Это ведь все равно что идти в школу. Ты…

Деловой человек взял мальчика на руки и продолжал ему что-то говорить тихим голосом. Колена Джереми слегка коснулась теплая рука.

— Ты ведь останешься на ужин? Раз уж ты пришел сюда…

Состояние крыши, где находился наблюдательный пункт Азима, вполне соответствовало возрасту здания: не столько впечатляющее, сколько тревожное. Трещины покрывали ее поверхность сплошной сетью и выделялись четче, чем линии на ладони человека. Сюда удалось попасть через открытый люк, из которого, подобно рогам спрятавшегося дьявола, торчали концы двух брусьев от приставной лестницы. Основания деревянных реек уходили в глубь косо вырезанных отверстий. Эти рейки служили для того, чтобы натягивать над крышей тент; под ним покачивались два гамака. Рядом на коврике стояли глиняный кувшин с водой и горшок с финиками — все, что нужно наблюдателям.

Азим дремал в одном из гамаков, усы его поднимались и опускались в такт свистящему дыханию. Второй наблюдатель, по имени Халиль, сидел у края крыши, положив руки на старую, расшатанную каменную кладку, и внимательно вглядывался в окружающую ночь. Хотя большая часть квартала спала в кромешной тьме, основные улочки все же еле заметно светились — насколько позволяли имевшиеся здесь редкие фонари. Уже несколько часов добровольцы несли вахту над Эль-Гамалией, но пока им не удалось заметить никаких следов таинственного существа. Халиль сделал полный оборот вокруг себя, окидывая взглядом различные места, где мог вспыхнуть сигнал: никакого движения, никакого света.

Сон накинул на город покрывало безмолвия, заглушая звуки, сковывая умы и опрокидывая навзничь тела. Молодой человек отодвинулся от края крыши и встал, чтобы взять пригоршню фиников. Азим еле слышно храпел. Издалека донесся сухой хлопок закрывающейся ставни, заставив Халиля подпрыгнуть от неожиданности. Азим несколько раз открыл рот, но затем вновь погрузился в теплые объятия сна. Халиль принялся ходить по крыше взад-вперед, медленно переставляя ноги. Возбуждение, царившее в начале вахты, полностью спало: теперь, когда за прошедшие часы все эмоции угасли, осталась только скука. Халиль вновь уселся на парапет спиной к краю крыши и проглотил еще один финик, ощущая озноб. Его одеяло находилось в гамаке; юноша подумал, не принести ли его, чтобы завернуться. Ночи становились довольно прохладными, хотя дни такие же удушливые. В этом году пустыня решила сжечь весну своим дыханием и установить в Египте лето раньше положенного срока.